Питер Ловси - Смерть за кулисами (в сокращении)
— В полной боевой раскраске?
— Как раз это и удивительно! Будь у нее реакция, она проявилась бы еще на репетиции.
— Или вчера вечером вы гримировали ее другими средствами?
— Нет, теми же самыми. Все тюбики и баночки были только что вскрыты, но тех же марок, что и во время репетиции. — Она вдруг обмякла и всхлипнула. — Господи, как это все ужасно!
В тот же день известие об ущербе, нанесенном лицу Клэрион, дошло до начальника уголовной полиции Бата детектива-суперинтендента Питера Даймонда, давно привычного к драмам, но отнюдь не театрального свойства.
— Может, не будем опережать события, мэм? — сказал он заместителю начальника управления полиции Джорджине Дэллимор. — А если это все-таки случайность?
— У нас есть основания для подозрений, — заверила Джорджина. — Полномасштабное расследование я пока не предлагаю, но мы должны быть готовы к решительным действиям. Если это на самом деле преступление, то совершено оно с особой жестокостью. Несчастная может остаться обезображенной на всю жизнь. Репортеры бульварных изданий роют землю. Если преступление действительно имело место, мы должны узнать об этом раньше газет.
Опять цейтнот, подумал Даймонд. Но когда-нибудь она все-таки разрешит мне вести дело обстоятельно, без спешки? Когда рак на горе свистнет.
Он по-прежнему не понимал причин заинтересованности Джорджины в этом деле.
— А что говорит сама Клэрион? — осведомился Даймонд.
— Наотрез отказывается от интервью и встреч. По официальной версии, пока она не в состоянии принимать посетителей. Ее юристы привлекли к охране больничной палаты частную фирму.
— Значит, адвокаты уже за работой?
— На такие инциденты у них чутье, как у акул. Если выяснится, что можно возложить ответственность на театр, ему предъявят многомиллионный иск.
— Театр не может позволить себе выплачивать миллионы. У них есть страховка?
— Надеюсь, иначе Бат может вообще лишиться театра.
Даже Даймонд считал, что этого лучше не допускать. Без театра город определенно многое потеряет.
Джорджина продолжала, словно прочитав его мысли:
— Я не могу не принимать эту потерю близко к сердцу: в этом году я записалась в БЛОГ.
— Вот как? — известие не впечатлило Даймонда. — Ну, если уж теперь принято выставлять личную жизнь на всеобщее обозрение в Интернете, будет лучше, если это сделаете вы, а не я.
— Ведение блогов тут ни при чем, — объяснила Джорджина. — Речь о пении. И «Батской легкой оперной группе». Вы же знаете, я и раньше пела в хоре. И всегда мечтала о партии в мюзикле «Суини Тодд», который они ставят ежегодно. В сентябре БЛОГ на неделю арендует здание театра «Ройял».
А вот и они — скрытые мотивы. Любительская труппа БЛОГ ни в коем случае не должна лишиться своей законной недели на профессиональной сцене.
Джорджина продолжала:
— Если наш любимый старый театр закроется, мы все будем безутешны. Надеюсь, вы сумеете разобраться в этой путанице.
— Я, мэм?
— Предупреждаю: будет нелегко.
Это Даймонд и сам видел.
— Всем придется быть начеку.
— Сегодня полицейским удалось провести несколько допросов.
— Уже кое-что. Каким полицейским?
— Сержанту Докинзу.
Даймонд скривился так, словно ему в лицо ударил арктический шквал.
— Докинзу?..
— А чем он плох?
— Вы долго с ним общались? Пяти минут хватило бы за глаза. Кстати, если он все-таки добьется перевода в уголовный отдел, это будет кошмар.
— Общение с ним не оставило у меня никаких впечатлений, кроме приятных. По-моему, Докинз — воспитанный и образованный человек.
По мнению Джорджины, в полиции преобладали не просто невоспитанные, а прямо-таки неотесанные мужланы, и первым в списке значился Даймонд.
— Закроем тему Докинза: теперь это ваше дело.
— Я бы воздержался. Театральная братия — это не мое.
Жалко и беззубо, упрекнул себя он. Нельзя допустить, чтобы это расследование взвалили на него. Работа в театре — худший из его кошмаров. Но с возражениями он опоздал.
— Они настроены крайне дружелюбно, — заявила Джорджина.
— Это хорошо. Поручу дело кому-нибудь.
— Нет, — однозначное, категорическое отрицание. — Я хочу, чтобы им занялись вы, Питер.
Он сменил курс:
— Тогда сейчас поговорю с экспертами.
Джорджина неодобрительно поцокала языком.
— Нет, действовать так прямолинейно мы не станем. Анализ грима уже сделали в лаборатории больницы. Убежав со сцены, Клэрион прижала к лицу полотенце, на котором остались мазки жирной краски. В больнице хотели узнать, не было ли в нем вредоносных веществ, чтобы правильно подобрать лечение.
— Странно… — несмотря на предчувствия, разговор начинал затягивать Даймонда. — Если все дело в гриме, почему же она ничего не почувствовала, пока его накладывали? Если бы в нем содержалась кислота, вопли начались бы еще до выхода на сцену.
— Да, непонятно, — поддержала Джорджина.
— По-моему, это больше похоже на аллергическую реакцию.
— Если так, мы сможем вздохнуть свободно. Надеюсь, вы правы, Питер. Но неужели проявления кожной реакции бывают настолько острыми? Разве аллергия похожа на ожоги?
В жизни Даймонда случались обеденные перерывы, когда он спешил удрать из здания полиции на Мэнверс-стрит. В Бате хватало пабов под стать любому его настроению, и сегодня Даймонд остановил выбор на «Голове Гаррика» по соседству с театром «Ройял». Пара кружек пива, пропущенных в компании с рабочими сцены, — удобный способ проверить то, что он услышал от Джорджины. Своих подчиненных в подробности дела он пока не посвящал.
Изначально, в 1720 году, здание нынешнего паба служило домом церемониймейстеру Бо Нэшу, благодаря которому город стал фешенебельным. А когда в 1805 году по соседству возвели театр, в особняке Нэша открыли питейное заведение.
Даймонд заказал пинту британского красного и унес ее в угол, на диван под окном. Панели темного дерева, дощатый пол, неизменный камин вполне соответствовали ожиданиям Даймонда. Кто-то забыл на диване свежий номер «Дейли телеграф», и он прочел о «недомогании» звезды постановки «Я — фотоаппарат».
Иллюзии и спецэффекты — испытанный театральный арсенал, поэтому Даймонд настороженно относился ко всему, что происходило на сцене перед зрителями, пусть и не по сценарию. Другим предметом его размышлений было возможное мошенничество. Судя по всему, поп-певица Клэрион пребывала в поисках альтернативного вида деятельности. Неужели она рассчитывала сделать на театральной сцене блестящую карьеру? Кое-кто всерьез опасался, что она предъявит театру иск на чудовищную сумму. Способна ли она причинить себе вред ради многомиллионной компенсации?
Поблизости разворачивался любопытный разговор. Даймонд прислушался. Посетитель у стойки беседовал с барменшей:
— Она была безутешна — это же ясно как день.
— Ну, не знаю… — отозвалась барменша.
— По-моему, душераздирающая история, — продолжал мужчина. — Вот она на сцене, красавец в ложе поначалу вроде бы не сводит с нее глаз, а потом даже не замечает, и в отчаянии… Знаете, через какую дверь она выходила?
— Как-то не интересовалась. Мне все равно.
— И никогда не чувствовали в баре аромат жасмина?
Девушка рассмеялась.
— У нас здесь чего только не нанюхаешься!
Любопытство одержало верх над Даймондом.
— Простите, я невольно услышал, о чем вы говорите. Эта женщина, о которой речь… кто она?
— Серая дама, — ответил мужчина и ослепил Даймонда улыбкой. — Наше театральное привидение.
— А-а-а… — Потусторонние видения Даймонда не интересовали.
— Не верите? Зря, — продолжал незнакомец. — Она действительно существует. В 1812 году она перекинула веревку через дверь вот здесь, в «Голове Гаррика», и повесилась.
— И вернулась в театр привидением?
— Вы ведь по возрасту должны были застать в живых Анну Нигл? Эта актриса, награжденная орденом Британской империи, однажды в семидесятых годах увидела Серую даму в верхней ложе справа от сцены. Можете себе вообразить?
— Ну, она же смогла.
Барменша прыснула.
— Как знаете, — обиженно отозвался незнакомец.
— А я думал, вы обсуждаете Клэрион Калхаун, — заметил Даймонд.
— Бедняжку Клэрион? Неловко об этом говорить, но тут как раз тот случай, когда несчастье помогло. На репетициях она выглядела жалко.
— Тайтус, это некрасиво, — вмешалась барменша.
Тайтус пропустил ее слова мимо ушей, глядя на Даймонда.
— А вы, значит, поклонник?
Даймонд давно натренировался не выдавать ровным счетом никаких сведений о себе.
— Просто прочел о Клэрион вон в той газете.
— Я и вправду зря разболтался. Никто не желал ей зла. Я Тайтус О’Дрисколл, драматург.
