Питер Ловси - Смерть за кулисами (в сокращении)
— А упаковки были новыми?
— Ну разумеется.
— Значит, испорченной могла оказаться вся партия грима? И во всем виноват производитель? — Мелмот прежде всего стремился возложить вину на кого-нибудь постороннего.
— Верится с трудом. В больнице сказали, что это кислотные ожоги. Кислота в производстве грима не применяется.
— Если гримершу признают виновной, это меня не удивит, — заявил Мелмот.
Оборот, который принял разговор, не обрадовал Шермана.
— Я не говорил, что во всем виновата Дениз. Она давно работает в театре и пользуется доверием.
— Но кто-то же должен ответить за случившееся. Хедли, еще неизвестно, чем все это обернется для нас. Возможно, нам предъявят иск на кругленькую сумму. Или на непомерно большую сумму — если выяснится, что лицо Клэрион обезображено навсегда.
Предчувствуя, что на этот раз несправедливо обвинят его самого, Шерман изумился силе собственного гнева:
— Хочу напомнить совету, что меня принудили ангажировать эту чертову знаменитость. Актриса из нее никакая.
Мелмот предпочел пропустить его вспышку мимо ушей.
— Клэрион ни на что не жаловалась до начала спектакля?
— Нет, первые тревожные признаки мы заметили уже на сцене, минут через двадцать после того, как ей наложили грим. Ума не приложу, почему реакция проявилась с такой задержкой.
— Вы уже конфисковали этот злополучный грим?
Шерман с досадой шлепнул себя ладонью по лбу.
— А ведь верно! Мы сейчас же конфискуем весь грим, которым пользовались вчера вечером, и запрем его в сейф.
Зазвонил телефон, Шерман порывисто схватил трубку. Администратор сообщила:
— Внизу ждет полиция, сэр.
— Полиция?.. Только ее нам здесь не хватало.
Спокойным, доброжелательным тоном Хедли Шерман известил полицейских о том, что в их присутствии нет необходимости.
Старший из двух полицейских в форме, сержант с начальственными манерами как минимум старшего инспектора, заявил:
— Это не вам решать, сэр. Мы на вас не работаем.
— Понимаю, но это мой театр. Я здесь директор.
Сержант повернулся к своей спутнице:
— Видите, он здесь директор. Значит, мы попали по адресу. — Слова были приправлены изрядной долей сарказма.
Шерман с нажимом повторил:
— В вашем присутствии нет необходимости. Я крайне занятой человек.
— В таком случае разрешите представить вам констебля Рид. Рид умеет быстро вести записи, так что она будет кстати.
Молодая женщина-полицейский взглянула на Шермана и подмигнула, словно предлагая ему сделать для нее исключение.
— А я сержант Докинз, — неумолимо продолжал ее спутник. — Мы здесь в связи со вчерашним инцидентом в вашем театре.
— Инцидентом? — По мнению Шермана, в этом слове отчетливо звучал опасный намек. — Нет, инцидентом я бы случившееся не назвал. Одной из актрис нездоровилось, только и всего, и теперь мы решаем эту проблему своими силами.
— Решаете?
— Разумеется. Это моя работа.
— А мы расследуем. Это наша работа.
Шерману показалось, что он участвует в каком-то спектакле театра абсурда.
— Кто вас прислал?
— Нам сообщают обо всех случаях серьезных травм и других повреждений необъяснимого характера, с которыми пациенты поступают в отделение травматологии и экстренной помощи. Вы видели, что произошло вчера вечером?
— Во время премьер я всегда нахожусь в зрительном зале.
Констебль Рид вела записи — и вправду с невероятной быстротой.
— Незачем все это записывать.
— Вы свидетель, — объяснила она.
— Но в том, что случилось, нет никакого криминала. Послушайте, все мы чрезвычайно обеспокоены вчерашними событиями, и я намерен тщательно расследовать их обстоятельства.
— Вот и мы тоже, — подхватил Докинз. — Как и пресса, судя по всему. Видели, сколько газетчиков толпится внизу?
— Естественно, неожиданно закончившийся спектакль с участием такой знаменитости, как мисс Калхаун, вызывает интерес общественности. Но никаких законов никто не нарушал.
— А вот этого мы не знаем — верно? Или нет? — Сержант выразительно вскинул брови. — Сейчас она в больнице с ожогами…
— Знаю, — перебил Шерман. — Я сам отвез ее туда.
— Когда вы заметили, что с мисс Калхаун что-то стряслось?
— Когда она пропустила свою реплику и завизжала.
— Вы видели ее до спектакля?
— Я — нет. Но те, кто ее видел, утверждают, что она была в прекрасном настроении.
— Она гримировалась сама?
— Нет. У нее нет опыта работы в театре, поэтому мы приставили к ней костюмера, который и занимался гримом.
— Я знаю, кто такие костюмеры, — возразил Докинз. — Я не первый раз в театре, поэтому знаю, что к гриму костюмеры не имеют никакого отношения.
— Этого костюмера специально попросили помочь Клэрион загримироваться.
— Когда был наложен грим?
— Незадолго до того, как подняли занавес.
— Полагаю, у этого костюмера есть фамилия?
— Я предпочел бы не называть ее. Вину я ни на кого не возлагаю.
— Вину? — прицепился к слову Докинз.
— Повторяю: я никого не виню.
— А фамилия нам все-таки понадобится.
— Запамятовал.
— Что-то не верится. — Докинз улыбнулся. — Может, с виду мы и тугодумы, но установить личность костюмера сумеем.
Шерман со вздохом сдался:
— Дениз Пирсолл.
— Можно побеседовать с мисс Дениз Пирсолл?
— Сейчас? — Шерман потянулся к телефону. От борьбы он окончательно отказался.
Докинз остановил его, подняв палец:
— Нет, попозже, когда мы закончим разговор с вами. Клэрион Калхаун прославилась как певица, а не актриса. Как остальные актеры отнеслись к совместной работе с поп-звездой?
— Никаких обид я не заметил.
— Хотите сказать, ни у кого не было никаких причин недолюбливать ее?
Этот вопрос открывал путь на опасную территорию.
— На что вы намекаете? Что ей навредили нарочно? Это было бы возмутительно. Здесь театр. Мы работаем как одна команда, создаем постановки высшего качества, мы слишком заняты, чтобы ссориться и враждовать по мелочам. Что бы ни произошло вчера вечером, причиной этому стала случайность.
— Откуда вы знаете? — спросил Докинз.
— Да просто никто в этом театре не унизился бы до бессмысленной мести того рода, на который вы намекаете, и я настоятельно прошу: больше об этом ни слова. Если хоть что-нибудь пронюхает пресса, мы не оберемся неприятностей.
— Газетчики сметливы, мистер Шерман. Стоит им только напасть на след, как они поднимут вой. Пока мы тут беседуем, они, должно быть, уже строчат статьи для завтрашних газет.
— В таком случае их выводы ошибочны.
— Вот поэтому мы и должны выяснить, что произошло.
Полицейские встретились с Дениз Пирсолл в кафе на углу театрального квартала. Даже в этой умиротворяющей обстановке Дениз была слишком взвинчена, чтобы прикоснуться к своему кофе. Зрачки карих глаз этой рыжеволосой симпатичной женщины лет сорока с небольшим расширились от страха. Или угрызений совести. Она в ужасе уставилась на констебля Рид с ручкой наготове, потом перевела взгляд на Докинза.
И первым делом выпалила:
— Мы с вами, случайно, не знакомы?
— Насколько мне помнится, нет, но утверждать не стану, — свойственным ему напыщенным тоном отозвался сержант. — А вам уже случалось видеть меня? Это вполне вероятно. Меня часто можно встретить на улицах Бата. Так вы расскажете нам о том, что случилось в театре вчера вечером?
— Я работаю в театре шесть лет, но такой ужас видела впервые, — призналась Дениз, от волнения пощипывая себя за шею. — И винить в этом некого, кроме меня. Почти все актеры гримируются сами, но Клэрион раньше не работала в театре. Ей дали главную роль, ей требовалась помощь, и меня просили оказать ее.
— Кто?
— Мистер Мелмот, председатель попечительского совета.
— Каким гримом вы пользуетесь — обычным жирным?
— Нет, в современном театре гримерные краски редкость — слишком уж они тяжелые и жирные. Только основа под грим, румяна и губная помада, подводка для глаз и губ — все профессиональные марки. Они не должны вызывать реакцию.
— Не должны, не могли или не сумели бы… — пробормотал Докинз, словно разговаривал сам с собой.
Дениз чуть не плакала.
— Ну, если у актера угри, от грима они могут воспалиться. Но у Клэрион кожа лица была здоровой.
Констебль Рид оторвалась от своих записей:
— Встречаются и люди с чувствительной кожей.
— Да, с аллергией, — подхватила Дениз, — но неужели она не предупредила бы меня? — Неуверенность затуманила ее лицо. — И потом, в воскресенье у нас была генеральная репетиция, и Клэрион перенесла ее прекрасно.
— В полной боевой раскраске?
— Как раз это и удивительно! Будь у нее реакция, она проявилась бы еще на репетиции.
