Нил Олсон - Икона
Элиас решил не тратить времени на выволочку подчиненному, лишь жестко посмотрел на священника:
— Угрожаешь проклясть, чтобы добиться своего. Ты удивляешь меня, отец.
— Брат, мне надо попасть в церковь.
— Ты видишь тех солдат?
— Они не станут стрелять в меня.
— Вход в церковь объят огнем. Ты не сможешь проникнуть внутрь.
— Тогда давайте попробуем с тыла. Или через склеп.
Как будто в ответ на слова священника за плечом капитана возник Спиро:
— Через склеп не получится. С той стороны слишком много немцев.
— Тогда с тыла, — настаивал Микалис. — Они не заметят нас за деревьями.
Люди рвались в церковь — и капитану нечем было оправдать свое бездействие. Кроме того, он не мог выпустить непокорного священника из поля зрения.
— Будь рядом со мной. Держись слева от меня и вперед не лезь, понял?
— Да.
Пройдя за деревьями немного на север, они подошли к тыльной стороне каменного здания. Там, невидимый в темноте, находился отдельный вход для служителей церкви. Пожар начался в передней части здания, но через высокие окна им было видно, что огонь уже охватил большую часть помещения.
— Поздно, — печально произнес Лефтерис.
— Нет! — Священник попытался протиснуться вперед капитана, но тот удержал его.
— Лефтерис прав.
— Я должен хотя бы попытаться. Икона…
— Это всего лишь крашеный кусок дерева. Забудь о ней.
Продолговатое лицо священника как будто нацелилось на Элиаса.
— Ты не прав. Все совсем не так, как тебе кажется.
— А как же?
— Но даже если ты прав, вера наполняет материальные объекты высшей силой. Богородица исцеляла страждущих веками; для этих людей икона означает очень многое.
Капитан не сразу нашелся что ответить. Ему всегда казалось, что в чудодействующую силу иконы могут верить только старухи; его отец всегда относился к таким вещам с насмешкой, как, впрочем, и к религии вообще. Местная детвора, когда подрастет, тоже отвергнет религию. Элиас не был коммунистом, но он принадлежал к тому миру, в котором наука стояла над предрассудками, где люди в своих поступках руководствовались отнюдь не верой в Богородицу. Это восприятие жизни привили ему Афины, но, возможно, он пробыл там слишком долго? Или возвращение сюда было ошибкой? Его молодые бойцы доверяли священнику еще меньше, чем он сам, но в моменты наивысшей опасности они обращались не друг к другу, как делали их братья-коммунисты, но к Богу, к Панагии, Пресвятой Богородице. Почему? Ведь священники и старухи не имели на них никакого влияния, так откуда же бралась вера? И где обрел ее Микалис? Ведь его отец был абсолютный безбожник. И как теперь Элиасу, сотворив такое, взглянуть в глаза истинно верующим?
— Слушайте.
Но сказать ему было нечего. В любом случае его слова не нашли бы отклика. И в этот момент капитан заметил в дальней части двора тени, двигавшиеся среди могил. Это были Мюллер и несколько солдат, искавшие вход с тыльной части здания. Они проделали уже значительный путь вокруг здания и через мгновение должны были столкнуться с партизанами. Отвлекшись, Элиас чуть-чуть разжал пальцы. Этого было достаточно. Священник вырвался из его рук, перескочил через разбитую стену и помчался к темному порталу. Капитан замер, не в силах кричать. Видимо, немцы узнали черную рясу и не открыли огонь, но один из солдат метнулся наперерез священнику, чтобы перехватить его.
— Стой, стой!
Слева от капитана грохнул выстрел — это был старый «манлихер» Спиро, — и солдат, тяжело осев, распластался на земле. Мгновение спустя выстрелы послышались с противоположной стороны; пули, отскакивая, крошили каменную стену, и партизанам пришлось пригнуться: немцы пытались найти прикрывавших. Микалис споткнулся об упавшего солдата, но восстановил равновесие и исчез в проеме двери.
Элиас, очнувшийся после начала боя, снова обрел голос и приказал своим людям рассыпаться вдоль стены и стрелять так часто, как позволяли их винтовки. Точность не имела значения. Кресты и узкие надгробия не могли защитить немцев. Их единственным спасением был угол здания. А поскольку с этой позиции могли вести огонь только один или два человека одновременно, все остальные представляли собой легкую мишень для партизан, что позволяло не обнаруживать скромную численность группы. Через несколько минут, когда сюда доберется немецкое подкрепление, они окажутся вчетвером против пятидесяти фашистов, но оставалась надежда, что священник выйдет до того, как это случится.
И вот вторая фигура перемахнула через стену и метнулась к двери. Элиас увидел черную рубашку и шарф; человек бежал быстро, низко нагнувшись. Коста. Что этот парень задумал? Он не питал особой любви ни к священникам, ни к иконам, но, как бы там ни было, уже был там, уже начал действовать. Капитан отшвырнул свой «энфилд» — времени на перезарядку не было, — выхватил пистолет и стал вслепую палить по теням, не жалея драгоценных патронов. Спиро и Лефтерис тоже прикрыли Косту, и тот вбежал в церковь.
Капитан Элиас присел, чтобы перезарядить раскалившийся пистолет и обдумать ситуацию. Если сейчас ничего не предпринять, дело может обернуться скверно. Спиро не должен был стрелять, но он, видимо, боялся за Микалиса. Убитый немец дорого обойдется деревне, если Элиас не уладит все с Мюллером. С тем самым Мюллером, с которым он сейчас перестреливается. Да, не лучшая отправная точка для переговоров. Да черт с ним со всем. Когда вернутся его люди, которые сейчас под руководством Змея забирают оружие, он пошлет к черту весь этот грязный план и убьет столько немцев, сколько сможет убить. Да, это была глупая затея, и виноват в этом был он сам.
Ну, ничего. Из леса к северу от них, почти за их спинами, он различил скрип винтовочных ремней. На тропинке перед церковью послышался топот. Их окружат через несколько минут.
— Отступаем.
Он пробрался вдоль стены к Лефтерису и Спиро. Те не послушались его приказа, и он, рывком задрав стволы их винтовок вверх, с силой подтолкнул их по направлению к лесу.
— Отходим, черт возьми. Не к пещере, к старому монастырю.
Люди нехотя подчинились и исчезли за деревьями, оставив его одного. Пробежав назад вдоль стены, Элиас перелез через нее к передней части здания, где, как ему казалось, он был менее заметен. Неожиданно со стороны кладбища ударила автоматная очередь, поливая свинцом то место, где еще полминуты назад находился Элиас и его люди. На животе он подполз к церковной ограде и заглянул за нее. Высокие окна с цветными стеклами уже потрескивали от рвавшегося наружу раскаленного воздуха. Прижав к лицу шарф, Элиас пытался рассмотреть, что происходит внутри. В передней части здания пожар, истребив все на своем пути, уже угасал, но в тыльной части еще полыхал в полную силу. Алтарь и древний иконостас были скрыты завесой дыма. Остовы древних деревянных скамей темнели в языках пламени, наверху лопалась черепица. Церковь была старая, а большая часть утвари была еще на несколько веков старше самой церкви, и даже не верующего в Бога капитана охватило чувство потери. Элиас не видел того места, где была спрятана икона. Людей поблизости не было. Он снова присел. Позади, в лесу, слышались голоса и шум шагов; яростно раскачивался фонарь. Немцы вот-вот достигнут вершины холма — и за оградой церковного кладбища обнаружат только своих товарищей. При удачном стечении обстоятельств они еще и перестреляют друг друга. Элиас упал на живот и пополз к фронтальной части здания.
Несколько немцев, остававшихся во дворе церкви, уже ушли — видимо, примкнули к окружавшим. Значит, выход через переднюю дверь свободен — при условии, что находящийся внутри человек мог пробиться туда сквозь пламя. И все же проход через склеп казался наиболее безопасным. Держась подальше от немцев, капитан снова нырнул в лесок, где быстро спрятал винтовку и патронташ в расщелину дерева и засунул пистолет под жилетку. При дневном свете наметанный глаз легко определил бы в нем партизана, но ему могло и повезти. Он должен проникнуть в деревню. Элиас представил ужасные события, которые могут произойти ночью. Он должен побывать в трех местах, отыскать четырех человек и получить ответы на несколько непростых вопросов. После этого надо будет уладить дела с Принцем.
К утру многое станет ясно, хотя некоторые вопросы так и останутся без ответа. Шестью неделями позже деревня Катарини будет дотла сожжена отступающими немцами.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Весна, 2000 год.
Нью-Йорк.
Яркая синева неба, раздражавшая его несколько дней, сменилась свинцовой тяжестью и шумом дождя во дворе. Он все еще видел очертания вздымавшегося коричневого остова — тыльную часть старого отеля, но угасающее зрение уже не в силах было различить мокрые листья и тяжелые ветки гигантского платана. Сиделка постоянно уверяла его, что платан там, на месте, и он верил ей. В конце концов, дерево росло здесь вот уже больше сорока лет, посаженное задолго до того, как он обосновался в этой населенной призраками меблированной квартире. Оно будет расти и после того, как он покинет эту землю. Ну что ж, это обнадеживало.
