Анна и Сергей Литвиновы - В Питер вернутся не все
— Не могу поверить, — пробормотал Полуянов. — Как ты убила? Когда?
— Как когда? — хладнокровно улыбнулась артисточка. — Волочковскую — за десять минут до того, как ты вошел в ее купе. А Прокопенко — ночью.
— Как ночью? — растерянно переспросил Дима. — Когда? Ведь ты же была со мной…
Он даже не заметил, что проговорился, выдал их с девушкой постельную тайну. Однако по сравнению с обвинением в убийстве забота о чести дамы меркла.
— А я сделала все до того, как к тебе пришла, — беспечно отозвалась Марьяна.
И Старообрядцев, и проводница, и Царева смотрели на девушку со смешанным выражением удивления, ужаса и даже некоторого восхищения. А в глазах главного оператора читалось еще и недоверие. И все слегка отодвинулись от молодой актрисы. Своим признанием она точно отгородила себя от них, в прозрачную клетку посадила… Одного Кряжина не интересовало ничего, кроме его поражения и боли в руке. Он плакал — скорее от обиды, чем от боли, и даже не вытирал слез. «Странная реакция, — мелькнуло опять мимолетом у Димы. — С виду столь брутальный мужчина, а ведет себя хуже бабы».
— Зачем ты это сделала? — ошеломленно проговорил журналист, не отрывая взгляда от Марьяны.
— Я расскажу. Только тебе. Одному тебе.
Тут и до Николы наконец дошло заявление девушки. Он воззрился на нее с изумлением.
— Что ж, — оторопело молвил журналист, — давай поговорим.
Он шагнул к выходу из купе. Царева и железнодорожница Наташа посторонились, дали Диме дорогу. Они избегали встречаться с ним взглядом и даже не хотели, чтоб он задел их, словно на Полуянова тоже перекинулась Марьянина зачумленность.
— Пойдем ко мне, — предложила девушка.
— Пошли.
Они проследовали по вагонному коридору — актриса впереди, репортер сзади, точно конвоировал ее.
В пустом и тщательно прибранном своем купе Марьяна уселась на полку, указала Диме на складывающийся стул у стола.
— Садись. Будь как дома.
— Я тебе не верю, — первым делом сказал журналист.
— Не хочешь — не верь, — пожала плечами артистка.
— Зачем ты это сделала? Какой у тебя мотив?
— Мотив… — горько усмехнулась девушка. — А то ты сам не понимаешь, какой у меня мотив!
— Не понимаю, — искренне ответствовал Полуянов.
— Неужели ты не видел, что я была влюблена в Прокопенко? А он… Он всего лишь давал мне надежду. Давал мне шансы. Мы иногда встречались с ним — тайком, тайком ото всех, очень редко…
— Постой! В ту ночь, в Питере, когда ты отказалась пойти погулять со мной, ты действительно была в его номере?
— Ну конечно! Димочка, миленький, не обижайся, я тебя тоже люблю, но по-другому, почти как брата, и мне сегодня было хорошо с тобой. Но Прокопенко — это что-то… он такой… такой незабываемый, мудрый, чуткий… Я все готова была отдать, лишь бы остаться с ним навсегда. Надеялась, он бросит стерву Волочковскую и полюбит меня. По-настоящему полюбит. Но вчера… Когда я узнала, что они решили пожениться… во мне что-то будто взорвалось. Я не помнила себя от обиды и гнева!
Скажи последнюю фразу кто-то другой — прозвучало бы фальшиво. Но в устах Марьяны она была гармоничной.
— И в постель ко мне ты тоже влезла от обиды на режиссера, — грустно констатировал репортер.
— Если честно — да, — со стыдом и раскаянием молвила девушка.
Сердце Поляунова упало, хоть он уже и не ждал иного ответа.
— Но мне, — поспешила добавить актриса, — с тобой было хорошо тоже.
Это «тоже» покоробило Диму.
— А зачем ты убила Волочковскую? — спросил он, и горечи в его словах оказалось больше, чем нужно. Больше, чем он думал. Он и не знал, что в нем есть столько горечи…
— А какая разница, одно убийство или два. Говорят, что у человека, если его не останавливают, вырабатывается привычка убивать… Считай, она выработалась и у меня.
— Убивать привыкают только маньяки, — жестко сказал Дима. — А ты не маньяк.
— Ну неужели ты не понимаешь?! Волочковская — разлучница. Причина всех моих страданий. Женщина, которая увела моего возлюбленного. И она, вдобавок, нисколько не горевала после его смерти. За себя боялась! Чтоб ее не заподозрили, чтобы в тюрьму не упекли.
— И за это ты убила ее?
— И за это тоже.
— Ну ладно. С мотивом понятно: ревность. А как ты их убивала? Расскажи.
Девушка поморщилась.
— Зачем тебе знать?
— Я хочу знать.
— А я не хочу рассказывать.
— Ну хорошо. А где ты взяла орудия убийства?
— Купила в Питере набор ножей. Чек показать?
— Зачем ты их купила? Ты ж говоришь, что решение убить Прокопенко пришло к тебе спонтанно, после того, как ты услышала, что Волочковская выходит-таки замуж за режиссера…
— А купила я ножи просто так, — с потрясающим спокойствием молвила актриса. — Точнее, в подарок. У меня ведь в Москве парень есть. Ну, такой, знаешь… Запасной аэродром. Мы с ним встречаемся. Он меня любит, я его — нет. Но надо ж в нем как-то огонь поддерживать, а не то ведь сбежит, — с цинизмом, который в других обстоятельствах показался бы Диме очаровательным, проговорила девушка. Вот и приходится… А он у меня охотник, богатенький, на сафари в Африку ездит. Ножи ему кстати будут. Ой, — словно бы спохватилась Марьяна, — Димочка, бедненький, тебе ж, наверное, неприятно слышать о моих поклонниках? Но мне тоже обидно было узнать про твою жену…
— Давай оставим в покое Надю.
— Ну и ты меня к моим мужикам не ревнуй.
— Вернемся к убийствам.
— Я тебе все рассказала.
— Нет, не все.
— Что тебе еще надо от меня?
— Почему нож оказался в багаже у Кряжина?
— Да очень просто. Я его туда подложила.
— А куда делся первый, которым ты убила режиссера?
Девушка едва уловимо смешалась. Щеки ее слегка запунцовели.
— Выбросила, — отмахнулась она.
— Выбросила — куда?
— Какая тебе разница?
— И все-таки…
— Ну, кинула в щель в тамбуре. Там, где сцепка. На каком километре — не помню.
«Так, вранье номер раз, — с облегчением подумал Полуянов. — Она не знает, что нож настоящий убийца подложил в карман халата Волочковской. А теперь он находится у меня в багаже… Значит, Марьяна не убийца. Но почему тогда на себя наговаривает?»
— А когда ты убила Прокопенко?
— Как из-за стола ночью вышла. В полвторого, наверное.
— И ты сразу отправилась к режиссеру — убивать?
— Да.
— А нож уже с тобой был?
Девушка (во второй раз за беседу) поплыла, чуть помедлила с ответом. Но проговорила твердо и даже с вызовом: «Да!»
Кажется, опять вранье.
И тут дверь купе решительно распахнулась. На пороге возник бледный Старообрядцев и с ходу обратился к Диме:
— Она врет. Марья не виновата. Я видел, как она выходила ночью из-за стола, — а до того постоянно находилась у всех на виду. Я выглянул, проследил за ней. И пошла она, Дима, прямиком в ваше купе. С бутылкой шампанского и двумя стаканами.
— Вы сами все врете, — надула губки Марьяна, и теперь Полуянов окончательно понял, что девушка НЕ убийца.
— Зачем ты лгала мне? Зачем сама на себя клеветала? Кого выгораживала?
— Никого я не выгораживала.
— Тогда зачем эта мистификация?
— А лучше было бы, чтоб ты в разгаре съемок главному герою руку сломал?
— Какое самопожертвование… — буркнул Дмитрий. — Ты просто дура, Марьяна!
— А ты — не только ходок, но еще и трус. Погулял, а потом: «Ах, что было бы, — передразнила она Полуянова (и довольно похоже), — если бы моя мадам увидела в моей куртке чьи-то женские трусики!» Умел шкодить — умей и ответ держать.
Дима почувствовал, как на его лицо наползает краска стыда.
— Пшла вон! — презрительно бросил он.
— Извините, мой господин и повелитель, — шутовски поклонилась Марьяна, — но купе мое. Поэтому это вам: позвольте выйти вон.
— Что ж, — Дима поднялся и проговорил ледяным тоном, — спасибо за откровенность. Пойдемте, — предложил он Старообрядцеву.
Они вышли в коридор, задвинув за собой дверь.
— Покурим? — предложил оператор.
— Почему бы нет? Сейчас, я только за своими сигаретами схожу.
— Постойте, — придержал молодого человека за рукав седовласый киношник, приблизил свое лицо к нему (пахнуло гнилостным запахом — запахом старости). Прошептал: — Мне кажется, я знаю, кто настоящий убийца.
— И кто же?
— Ладно, идите за сигаретами, встречаемся в тамбуре.
Глава седьмая
Старообрядцев, прислонившись к окну в тамбуре, курил свою тоненькую дамскую сигарету и задумчиво выпускал дым ровными кольцами. Дима подошел, спросил:
— Ну, и…
— Что? — оторвался от своих раздумий оператор.
— Вы сказали, знаете, кто убил. Кто?
— Вы правильно действовали полчаса назад. И улики несомненные.
— Вы кого имеете в виду? Кряжина?
