Екатерина Лесина - Кольцо князя-оборотня
– Если тебе нужно с кем-нибудь подраться, то я к твоим услугам.
– Проклятие! Ненавижу!
– Она не заслужила ненависти. Она ошиблась. Один раз в жизни. Я виноват, я должен был уследить, уберечь, а вместо этого… Слишком занят был. Ослеп.
– Элге?
– Элге. Я забыл о своем долге перед семьей. Матушка не зря упрекала, вина за все произошедшее целиком лежит на моих плечах, поэтому, если вы, если ты захочешь… получить… сатисфакцию… – Слова давались князю с трудом, но он не собирался отступать. – Я к вашим услугам. Но Ядвига, она всего лишь оступилась. Прости ее. Прости меня. Тебе ведь тоже приходилось оступаться, тот проигрыш – это ведь только ошибка, теперь и ты не повторишь ее. Она тоже не повторит. Она поняла. Вы поможете друг другу. Ты увезешь ее отсюда, а ее деньги откроют тебе дорогу в общество.
– А ты останешься в замке.
Князь несколько минут обдумывал ответ.
– Я бы тоже уехал. Уеду. Если получится.
– Зависит от нее?
– Да.
Больше говорить было не о чем, поэтому просто пили вино, наслаждаясь тишиной и временным забвением. Иногда кажется, будто настоящее счастье именно в забвении.
Мир стал похож на треснувшее блюдо, слишком дорогое, слишком нужное, чтобы выбросить, вот хозяин и пытается склеить две половинки, неумело прикрывая черную трещину свежей краской. Краска врет, будто блюдо цело, но смотрится чуждо и нелепо. Совсем как улыбка на губах Эльжбеты Францевны. Она заботливо интересовалась здоровьем Федора и своей драгоценной доченьки, шутила, пыхтела призрачным гневом на Элге и очень правдоподобно расстроилась, когда Федор отказался переселяться в спальню старого князя. Ядвига же с радостью заняла спальню княгини, но Луковскому было противно. Да в старой комнате гораздо, гораздо привычнее.
Алексей, в кои-то веки позабыв про Элге, не отходил от сестры ни на шаг. Ядвигу же подобная забота лишь расстраивала. На любое слово, на любую попытку пошутить она отвечала потоками слез, и князь пристыженно отползал. Дело закончилось тем, что Алексей вообще перестал являться к ужину. Жаль. Теперь даже напиться было не с кем.
Уехать бы. Но Алексей попросил подождать до свадьбы. Его с Элге свадьбы. Федор сам себе боялся признаться, что завидует князю. Его невеста – настоящая. Дикая и смешная, наивная и задумчивая, она – отражение Урганских топей, не тех мрачных болот, которые предстали перед глазами графа, а настоящей живой равнины, цветущей и радующейся весне да солнцу. Элге ни за что не обманет своего мужа. Ее клятвы, пусть и не совсем добровольные, навек привяжут девушку-птицу к князю. А он уж сумеет правильно распорядиться сокровищем.
– Когда мы уедем? – поинтересовалась Ядвига. В голубых глазах, которые когда-то казались Федору прекрасными, застыло равнодушие и… пожалуй, ненависть. К счастью, чувство сие не имело отношения к нему. Ядвига ненавидела болота, Крепь и уютное существование за ее стенами. Она жаждала вырваться отсюда с той же непонятной страстью, с которой Алексей добивался Элге.
Брат и сестра. Дети болот.
– Так когда же? – раздраженно повторила вопрос супруга.
– Скоро, – пообещал Федор. До свадьбы Алексея оставалось несколько дней. Если выехать сразу, они как раз успеют в столицу к Рождеству. Ядвиге понравится – хохот, шум, веселье на улицах, огни и ряженые, балы и маскарады… Да, ей понравится.
– Вы же не собираетесь присутствовать на… – она запнулась и раздраженно посмотрела на Элге. – Не собираетесь потакать безумству моего брата?
Надо же, и она заговорила о безумстве. Еще недавно Федор с готовностью согласился бы с женой, однако сейчас его симпатии находились на стороне князя. Пусть хотя бы у него получится.
– Я не желаю… – заныла Ядвига, но Луковскому недосуг было слушать ее стенания.
– Дорогая моя супруга, к сожалению или к счастью, но я дал слово и не намерен отступить от него. Более того, я с радостью выступлю в качестве посаженого отца Элге. Что касается вашего брата, драгоценная Ядвига, то я считаю, Алексей вполне разумен.
Ядвига вспыхнула, замолчала, наливаясь обидой, точно яблоко зрелостью. Ее губы дрожали, а в глазах предупреждающе засверкали первые слезинки. О, нет, только не это, Федор терпеть не мог женских слез.
– Милая моя, – он постарался, чтобы голос звучал как можно мягче. Луковский уже успел понять, что с нареченной следовало обращаться как с капризным ребенком, и собирался пообещать этому ребенку большой леденец. – Поверьте, сие событие не стоит и одной вашей слезинки.
Ядвига робко улыбнулась, и слезы моментально высохли. Уже легче.
– Совсем скоро мы уедем в Петербург, самый прекрасный из городов мира. Ни Париж, ни Лондон, ни любой другой город не сравнится с ним…
Элге вновь смотрит в окно и тихо напевает себе под нос любимую песенку. Странно, что князь хочет увезти ее отсюда. Ее дом здесь, ее место здесь, она не сумеет выжить вне этого мира.
Обязательно нужно будет сказать князю. Он поймет. И останется. У них получится красивая история: Урганский князь и птица-Элге…
Ведьма
– Вставай.
Как, уже?! Я же только-только заснула. Или не только? За окном темнота, на часах шесть утра. И холодно. Почти так же холодно, как там, откуда я сбежала.
– Ты уверена, что Юлька умерла? – спросил Егор.
О чем это он? Ну, конечно, я уверена, мне ведь разрешили присутствовать на ее похоронах. Наравне с сестрами я долбила мерзлую землю. Всю ночь на кладбище горел огонь, чтобы земля стала мягче, а она все равно не стала, она скрипела, плакала под ударами заступа и раскалывалась на крупные, черные, с глубокой морозной сединой куски. Их приходилась выгребать руками, и упрямый зимний холод переползал на пальцы. Могила получилась неглубокой и некрасивой. Ни креста – Андрей нашел какую-то глупую причину, чтобы его не ставить, ни цветов – откуда им взяться-то зимой, ни траурных лент, ни вечнозеленых искусственных венков. Ничего, кроме скорби и ненависти. Скорбь предназначалась Юле, а ненависть мне, они все там считали, что в Юлиной смерти виновата я. Я же ведьма…
Глупость. А вдруг Егор узнает? Вдруг он тоже решит… уже решил, по глазам вижу. Не стану я больше смотреть в его глаза, лучше уж вглядываться в кружку, где остывает черный кофе. Говорят, по кофейной гуще можно предсказать судьбу. Допив, я вывернула комковатую бурую массу на блюдце, масса растекалась грязной лужей, в которой предстояло отыскать знаки. Ничего. Пустые пятна, смутные фигуры, и ни слова о судьбе.
Егор выругался и отобрал блюдце. Ну и ладно, все равно не получилось.
– Слушай сюда, ты…
Зря, конечно, я надеялась, что он успокоится.
– Меня Анастасией зовут.
Он лишь фыркнул, плевать ему на мое имя, на фамилию и на отчество, надо думать, тоже. Зато мне не плевать, имя – единственное, что осталось у меня от той, прошлой меня.
– Сейчас ты скажешь, куда ехать, и мы с тобой поедем.
Егор молча ждал, пока я одевалась и обувалась – в шкафу обнаружились задубевшие от времени кроссовки, мои собственные кроссовки, в которых я когда-то бегала, пытаясь сбросить лишние килограммы. Тогда это была удобная и растоптанная обувь, а теперь они казались слепленными из картона и никак не желали налезать на ногу. И жали немилосердно. Ничего, разносятся. Спасибо, куртка выглядела почти новой, ну, правильно, ее ж никто не носил. А Егор все-таки сумасшедший, я еще могу понять, отчего он не стал ремонт делать, но хранить чужие, абсолютно ненужные вещи ненормально.
Пока мы собирались, ночная темнота успела смениться хрупкими предрассветными сумерками. Крупная серая ворона, дремавшая на скамейке, недовольно каркнула вслед. Интересно, это хорошая примета или нет? А машина у Егора оказалась под стать хозяину – крупная, мощная, нарочито неуклюжая. Внутри воняло кожей и цитрусовой отдушкой, можно подумать, он в багажнике ящики с апельсинами перевозит. Хотя… Что я вообще о нем знаю? Ничего или почти ничего. Оно и лучше, меньше знаешь – крепче спишь. Мотор успокаивающе рычал, в салон вползало искусственное тепло, я почти расслабилась.
– Итак? – Егор изучал меня с пристальным вниманием, пожалуй, чересчур даже пристальным. Придется отвечать.
– Я не знаю, где это…
Квадратный подбородок выдвинулся вперед, губы сжались в тонкую полоску, на скулах выступили красные пятна. До боли знакомые признаки, сейчас он меня ударит. Но вместо этого Егор задал очередной вопрос:
– Как это ты не знаешь?
– Обыкновенно. Нам ведь адреса никто не давал, привозили, и все. И сбежала я ночью. Помню, там указатель был, на Яцуки.
– На Яцуки, значит…
– Да! И ехать долго. День и еще… – Информация сыпалась, точно крупа из прогрызенного мышами мешка. Оказывается, я запомнила не так и мало. Егор извлек из бардачка карту, будем надеяться, что Яцуков там окажется много-много, и я успею сбежать раньше, чем он отыщет нужные.
