Петр Северцев - Раретитет Хакера
"– ТЕЛО БЫЛО ПОХИЩЕНО ИЗ МОРГА ПЕРЕД ОПОЗНАНИЕМ ПРИБЫВШЕГО РОДСТВЕННИКА (ОФИЦИАЛЬНАЯ ВЕРСИЯ) – 17 %;
– САМСОНОВ ИМИТИРОВАЛ СМЕРТЬ, ВОСПОЛЬЗОВАВШИСЬ ТЕЛОМ ПОХОЖЕГО НА НЕГО ЧЕЛОВЕКА И УСПЕЛ ЛИКВИДИРОВАТЬ ТЕЛО ДО ОПОЗНАНИЯ – 83 %."
Я откинулся на спинку кресла и расхохотался. Чертов Самсонов сам организовал свое убийство с тем, чтобы остаться в живых!
Это могло говорить о двух вещах: либо он – центральный организатор контрабандной торговли, либо он – жертва, которая догадалась о происходящем вовремя и успела спасти свою шкуру.
В обоих случаях оставалось непонятной история с двумя экземплярами каталога, – зачем они нужны и посчему они так дорого стоят.
В ответ на этот вопрос Приятель выдал:
«ОСНОВНАЯ ЦЕННОСТЬ – ОПИСАНИЕ всех ИКОН ВЫСТАВКИ ВМЕСТЕ С ТЕМИ, КОТОРЫЕ БЫЛИ СПРЯТАНЫ ДЛЯ ПРОДАЖИ. ИНФОРМАЦИЯ ПРЕДНАЗНАЧАЛАСЬ ДЛЯ ШЕСТИ ЧЕЛОВЕК. ОДИН ИЗ НИХ – КОРАБЛЕВ, ВТОРОЙ – ГОРЕЛОВ. ЧЕТВЕРО ДРУГИХ – НЕИЗВЕСТНЫ. НО КАЖДАЯ КОПИЯ НАПРАВЛЯЛАСЬ СТРОГО И В ОДНИ РУКИ. ДВЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ КОПИИ ВНЕСЛИ СУМЯТИЦУ. СМЕРТЬ ГОРЕЛОВА И ЛЖЕ-СМЕРТЬ САМСОНОВА ЕЕ УСУГУБИЛА.»
Итак, сейчас все нити в моих руках.
Выходило, что Самсонов, скорее всего, не виноват: иначе, на хрен ему было вносить путаницу и разброд в свою же выставку, прибыль от которой обещала превойти жалкие двадцать миллионов раз в сто по меньшей мере, если предполагаемые мной цифры стоимости нормальной достаточно старой иконы были истинны.
Но сейчас в живых остались только четверо: сам Виталий Иванович, Кораблев, организатор этой выставки в подборе покупателей, директор охранного агентства «Барьер» Куравлев Д.М., а так же компьютер «пентиум-про», расследующий это дело вместе с частным сыщиком Мареевым.
Вроде бы, все становилось на свои места: основным указанием Приятеля по-прежнему был «твой лучший шанс».
Только даже теперь я не понимал, кому понадобились эти экземпляры выставочного каталога по цене десять миллионов за штуку?..
Нажав клавишу ввода, давая знать, ято информация считана, я уже хотел было отпрравиться восвояси, как вдруг Приятель выдал еще одну строку. Там было написано:
"1. ИЩИ НАТАШУ И ДВЕРЬ С ОХРАНОЙ В МУЗЕЕ;
2. ПОЗВОНИ В РЕАНИМАЦИЮ И УЗНАЙ ПРО ОТРАВЛЕНИЯ;
3. ИЩИ КОРОЛЬКОВА."
– Спасибо, – ответил я, раздумывая, что бы это могло значить.
Именно в этот момент во весь экран возник красный прямоугольник, в котором было написано:
«АНАЛИЗ ДЕЙСТВИЙ: НЕОБХОДИМО ВЫЗВАТЬ ПРЕСТУПНИКОВ НА ОТКРОВЕННОСТЬ. В МУЗЕЕ ВСТРЕЧА. ТЫ ДОЛЖЕН ВЫЛИТЬ НА НИХ ВСЮ ПАТЕТИКУ, КАКУЮ СМОЖЕШЬ. ЗАИНТЕРЕСУЙ ИХ МГНОВЕННЫМ ПРИЗНАНИЕМ.»
– Ты ебнулся! – выдохнул я, представив себя выступающим перед внимательно слушающими убийцами, держащими в руках направленные на меня пистолеты. – А если меня убьют?!
– Ж, ж! – сказал пентиум, мигнув для порядка, – ВЕРОЯТНОСТЬ ПОКУШЕНИЯ – 85 %. ПРЯЧЬСЯ!
– Железяка затраханная! Кто тебе подменил двухсотый процессот на тридцать третий?!
– Я ВЫЗОВУ ГРУППУ ЗАХВАТА И ОПОВЕЩУ ОРГАНЫ ПРАВОПОРЯДКА, – безапеляционно сообщил Приятель.
– А если неправильно рассчитаешь время?! Кто тебя upgreat-ить будет?!
Экран погас.
...Через некоторое время я пришел к выводу, что имелась ввиду Наташа, у которой Самсонов, по словам Шарова, останавливался, когда приезжал из Москвы. А Корольков – это сосед Самсонова, с которым у него неплохие отношения...
Безумно хотелось спать, и, поскольку основной анализ был закончен, я попрощался с Приятелем, и, любовно протерев монитор специальной салфеткой, отправился на боковую.
Разбудила меня Настя, которая проснулась раньше поставленного мною на десять утра будильника и успела приготовить завтрак.
– С добрым утром, Мареев, – сказала она, являя мне очарование девушки, одетой в длинную темную мужскую рубашку, выглаженную не лучшим образом, и старые домашние тапочки.
– Гуд коннект, – прохрипел я, продирая глаза и чувствуя, как тяжелая голова тянет обратно к подушке, и как сами собой закрываются глаза, – То есть, с добрым, с добрым...
Однако, пустой желудок активно требовал наполнения, а с кухни запахло жареным в хорошем смысле этого выражения.
– Вкусно? – не выдержала Настя, которая ухаживала за мной, словно верная жена, сестра или дочь.
– Очень вкусно, спасибо, – промычал я, кивая, – Это что, мои кабачки? – я купил неделю назад их специально для Нины Александровны, которая любила кабачки и должна была заехатиь погостить, направляясь из Клайпеды в Норильск, да так и не смогла. Не имея ярковыраженных кулинарных талантов, я смиренно ждал, пока они сгниют, чтобы с чистой совестью выкинуть.
– Кабачки, – кивнула Настя, – вместе с ветчиной и тертым сыром, плюс яблочные дольки.
– Тебя кто учил готовить? – спросил я, удивляясь.
– Тетка-воспитательница, – пожала плечами Настя, – Она готовила, а я смотрела и запоминала. Правда, вкусно?
– Вкусно. Ты чего сама не ешь?
– Я уже успела...
Она села рядом, развернувшись к окну, и смотрела в него, не двигаясь. Ничего хорошего из заоконного пейзажа увидеть было нельзя, это я знал точно, но Настя все смотрела и смотрела, даже когда я все начисто доел и лопил чай.
– Настюш, – сказал я, предполагая, что поступаю не лучшим образом, но не имея никакого иного выхода, – Мне пора идти работать.
– Ты в город? – спросила она, не поворачиваясь, и мен показалось, что ей было очень тоскливо.
– Да. На выставку икон.
– Мы так и не довогорились, сколько я тебе буду платить.
– Пока нисколько, – ответил я, – Твой отец заплатил мне за три дня вперед, а сейчас только второй. Если не уложусь в три дня, потом поговорим.
«Господи, какие деньги могут у нее быть: накопленные подарки? Сэкономленные карманные расходы?» – подумал я, и вдруг потрясенно понял, что эта четырнадцатилетняя девочка была единственной прямой наследницей Горелова... и теперь унаследовала все его деньги и всю недвижимость. Мне представилось, что многие и многие люди пожелают «поделить» состояние покойного Ивана Алексеевича, – начиная с адвокатов, которые вели его экономические дела, и могут решить, что девушке совсем не обязательно знать истинные цифры тщательно скрываемых от налогов сумм на различных подложных счетах Горелова, до эенихов, которые немедленно явятся утешать Настю своей «лаской». Я вспомнил Артема и посмотрел на девушку с жалостью.
Она истолковала это по-своему.
– Ладно тебе, иди, – кивнула на дверь, – Обо мне не беспокойся, я тут приберу пока.
– Никому не открывай, на звонки не отвечай. Если мне понадобится позвонить, я сделаю два раза по два гудка, и только на третий подряд бери трубку. Окна я сейчас занавешу, чтобы никто со двора не увидел. Все поняла?
– Поняла, – кивнула она, – занавешивай.
На пороге, когда, полностью собранный, я уже отпер дверь, Настя погладила мое плечо и попросила, – Только возвращайся поскорее. Я буду ждать.
– Жди, золотце, – с улыбкой ответил я, – Вернусь, как только смогу.
Усевшись в магшину, я позвонил сначала в реанимацию, и подробно расспросил дежурного врача и о отравлениях, узнав много нового и интересного, а затем – в жилищное управление, разыскивая Королькова, у которого не было собственного телефона. Ответ оттуда объяснил мне многое, ранее непонятное.
С этим объяснением в голове я и поехал на свидание с Наташей.
* * *– Чернышевского, восемьдесят пять, квартира шестнадцать, – проверил я, стоя перед домом с вышеупомянутым номером. Пятиэтажная «коробка», у первого подъезда которой я и находился, собираясь найти квартиру таинственной Наташи, у которой, по словам Шарова, останавливался С.Н. Петров, приезжая из Москвы, была похожа на окружающие дома, как слепок на многочисленные ключи или как последний bak-овский файл на txt-шный: все они строились по одному образцу.
Поднявшись на четвертый этаж и позвонив в искомую дверь два раза, я замер, прослонившись ухом к холодной кожаной обивке.
Там было тихо, но сквозь ждущую тишину я различил старательно-негромкие шаги подошедшего и прислушивающегося человека.
– Я к Сергею Ивановичу, – громко сказал я.
За дверью вздрогнули, и женский голос, явно поторопившись, спросил, – Кто?
– Наташа, это от Шарова. Откройте, пожалуйста.
Она открыла; испуганным взглядом удостоверившись, что я один, сняла цепочку, посторонилась, открывая проход, и пригласила войти.
Вид у этой примерно тридцатипятилетней женщины, равно, как у ее двухкомнатной квартиры, был блеклый – бледная, невыразительная, словно старая компьютерная игрушка с размытой точечной графикой из трех цветов без оттенков, и, в силу аккуратной прибранности, навевающий острую тоску.
Сама она была явно встревожена, чего-то боялась, чего-то ждала.
– На кухню, – довольно робко предложила, поправляя светлые тонкие волосы, уложенные в «шишку», и проследовала за мной.
