Лариса Соболева - Мадемуазель Синяя Борода
– Барыня! – шепотом звал Иона, просунув голову в дверную щель.
– Ты, Иона? – приподнялась она на локте. – Заходи.
Тот скользнул в комнату и приступил к докладу:
– Некую барышню вывел отсюда юноша да повез тут неподалеку. Дом из двух этажей, хороший дом, туда вошли она и юноша.
– Ступай спать.
Агриппина Юрьевна, считай, полдня просидела в карете напротив того самого дома, куда Поль привез Нину. Зачем? Поглядеть на нее была охота. Заодно она советовалась с Ионой, как разузнать о ней побольше и у кого.
– У дворни выведай, – советовала она. – Мне неловко, а ты…
– Судя по всему, Агриппина Юрьевна, не скажут они ничего, – ответил Иона. – То ли запуганы, то ли преданы Владимиру Ивановичу, но от меня, как черт от ладана, бегут.
– А ты подкупи. Хочу все знать об этой женщине. Кто она, откуда, чем сына моего завлекла. Думаю, хитра она. Да только я хитрее!
– Постараюсь, матушка, – пообещал управляющий. – Гляди, кажись, она…
Из парадного вышла невысокая молодая женщина, за нею следовал юноша. Да, это Поль, или Павел, которого Владимир подобрал мальчишкой во Франции и сделал своим воспитанником. Павел был ужасно худ и бледен до желтизны, утомленный вид подчеркивала редкая короткая бороденка рыжего цвета. Наверняка его нутро точила болезнь. Одет он был по-господски изысканно – в сюртук до колен, светлые панталоны, на голове его красовался цилиндр в тон одежде. Смотрелся Павел в своем одеянии нелепо, будто стеснялся и не умел носить барскую одежду. Крепостным он не был, напротив, пользовался свободой, и Владимир гордился им, так как Павел превосходно рисовал. Собственно, все эти подробности помещица вспомнила только сейчас.
Девушка была разодета, как царица, ступала величественно, сверкая драгоценностями. Присмотревшись, Агриппина Юрьевна не могла не отметить, что девица эта весьма хороша собою. Но ведь Лиза не хуже! Пожалуй, даже лучше, ибо красота в отдельности не что иное, как картинка без ответа. В невестке присутствует, помимо внешней привлекательности, дух непорочности, преданность и душа, способная искренно любить. Нина же, по всему видно, любит саму себя и только. Вон как ступает важно, а по сути кто она есть? Порочная и продажная девка, содержанка. Говорят, мужчин притягивают порочные женщины. Однако так увлечься, чтоб и семью забыть… странно.
– Хороша, чертовка, ничего не скажешь, – вырвалось у Агриппины Юрьевны. – Каким же образом оторвать от нее Володьку?
Тем временем к ступеням подъехала роскошная карета, Павел открыл дверцу перед Ниной, она вошла в карету, подобрав юбки, он запрыгнул следом. Агриппина Юрьевна не отдала приказа следовать за каретой, сидела несколько минут в задумчивости.
– А знаешь, Иона… – наконец сказала она. – Денег не жалей, но все-таки вызнай у дворни, кто она такая.
– Слушаюсь, барыня. А долго пробудем в городе?
– Сколь потребуется. Сын гибнет, разве тебе то не видно? – И Агриппина Юрьевна приказала ехать домой.
Сын был уж на ногах. Он заверил мать, будто чувствует себя превосходно, что прозвучало как намек: мол, пора тебе, маменька, выметаться. И на этот раз Агриппина Юрьевна сделалась глухой, хотя внутри у нее все клокотало от обиды. Открыто прогнать мать сын не осмелился, а ночью Владимир выскользнул из дома и отправился к Нине, о чем доложил Иона. Пробыл у нее недолго, вышел расстроенный, вернулся в коляске домой.
Ничего не понимала Агриппина Юрьевна, бушевала у себя в комнате. А что поделать могла? Неделю прожила она в доме сына, каждую ночь он тайком отправлялся к любовнице. За это время Иона добыл о ней немного сведений.
Кто такая эта Нина и откуда взялась – вообще никто не знал, будто бы привез ее барин и все, а перед этим жену с сыном увез в поместье. Но когда Иона расспрашивал, какая она, Нина, люди тушевались, мямлили что-то невпопад. Не помогали даже деньги. Значит, слуги боялись барского гнева. Не просто боялись, а страшно боялись, раз и денег не брали, хотя Иона не скупился. Это поразило Агриппину Юрьевну. Сына отличала редкая терпимость, он никогда не был жестоким… Но, может, переменился?
Жизнь в доме замерла. Словно натянулась некая тетива, готовая вот-вот лопнуть, а причин помещица Гордеева не знала, просто нутром чувствовала – что-то здесь не так. Ну и самое неприятное – сын всячески избегал контактов с матерью, почти не разговаривал за столом и вечно куда-то торопился. В конце концов, материнское сердце смирилось, приняло страсть сына, решив, что время расставит все на свои места, нужно только набраться терпения, ибо ясно видно: Владимир пока не изменит отношения к своей девке. А Лиза… пусть уж либо терпит и ждет, либо… Ох, не дай бог, подаст-таки прошение, нет! Терпение и умение ждать – вот залог успеха всего дела по возвращению Владимира в лоно семьи. Агриппина Юрьевна решила заехать к невестке в поместье и объявить о своем решении, а потом домой отправиться.
– Володенька, я лишь об одном прошу, – погладила она сына по волосам, когда он, прощаясь, склонился поцеловать ее руку. – Остынь, голубчик.
– О чем вы, матушка? – поднял он голову и посмотрел в глаза матери, при том нисколько не смущаясь.
– Полагаю, догадываешься, – вздохнула она. – Ну, прощай, долго не свидимся. Впереди зима, а зимой я не выезжаю из поместья.
Ни словом не упомянула Лизу, внука, будто их и нет вовсе, села в карету и помчалась к невестке, обдумывая, в каких выражениях скажет ей жестокости. Она должна понять, сама мать, и Лиза в свое время будет всегда на стороне Ники.
Лиза будто ждала свекровь – встретила карету у развилки верхом, проводила до усадьбы. За столом она была любезна, услужлива, но в глазах ее застыл немой вопрос вперемешку со страхом. Очевидно, она предполагала, что приехала мать мужа с дурными вестями. У помещицы долго язык не поворачивался сказать невестке правду, а куда деваться?
– Вижу, Лизанька, ждешь от меня вестей, а я не могу утешить тебя, – призналась наконец она. – Прими совет, коль посчитаешь уместным: обожди маленько. Все проходит, так в Писании сказано. Пройдет и у Владимира его увлечение, вернется он к тебе.
– Вы видели ее, – опустив голову, прошептала Лиза.
– Пряталась от меня, но видала ее, видала, – призналась Агриппина Юрьевна. – Кукла разряженная. Такая ненадолго притянет, быстро наскучит.
– Уж год прошел, не довольно ли?
– А хоть и два, – мягко уговаривала Агриппина Юрьевна, взяв невестку за руку. Ей показалось, Лиза склонялась последовать советам свекрови. – Победит жена терпеливая, а не полюбовница сварливая. Слыхала я в день приезда, как она ссорилась с Владимиром, мужчины не терпят скандалов, верь мне, а они, видать, не впервой ссорились. Да и ты, Лизанька, не выиграешь, разведясь с Владимиром, пятно-то на тебя ляжет. Общество прощает мужчин, а не женщин, именно женщину во всем виновной считают.
На ресницах Лизаньки дрожали капли слез, и наконец они, словно чего-то испугавшись, быстро-быстро закапали. Понимала помещица обиду невестки, но лишь поддержать в ней надежду могла, не более. Вдруг ночную тишину разрезал вой.
– Собака воет, – вымолвила Лизанька, не поднимая головы. – Всю неделю воет. То ли чужого чует, то ли беду…
– Да кто ж сюда забредет? – успокоила ее свекровь. – До Петербурга рукой подать, сворачивать с дороги никто не станет.
– Мне чудится, не путник это бродит, – сказала Лиза, слушая повторный вой. – Человек с дурными помыслами, оттого и собака воет, чует его.
– Бог с тобой, Лиза, – усмехнулась Агриппина Юрьевна. – Сказки то все бабкины и суеверие. Собака на привязи, ей погулять охота, вот и воет. Ты что решила, Лиза?
– Завтра скажу, завтра, – пробормотала она, слушая собачий вой – протяжный и долгий, с подвываниями и тревожными нотами.
– Где Лизавета Петровна? – спросила за завтраком помещица у прислуги.
– Они с утра ускакали, – пожала плечами девица. – Их сиятельство часто не завтракают, а на лошади прогулки делают.
– Ну, Иона, сегодня уж погостим, а завтра домой поедем, – мечтательно сказала помещица. – Скучаю я по Наташке, да и дома-то лучше, нежели в гостях, не так ли?
– Твоя правда, матушка, – согласился Иона, уплетая пироги. – Дел-то у меня скопилось… уж не знал, как тебя уговорить домой ехать.
– Пойду пройдусь, – встала из-за стола Агриппина Юрьевна.
Октябрь очаровывал, а такое редко случалось. Обычно с ранней осени все дожди да дожди льют, лишний раз из усадьбы носу не высунешь, а в этом году сухо, солнечно и светло. Агриппина Юрьевна бродила по парку, похожему на лес, и думала, с чем приедет Лиза с прогулки. Да с чем же! Со смирением. Родня Лизы поедом ее заест, когда она объявит о своем решении развестись с законным мужем. Пусть уж поскачет верхом, подумает и одумается. Из дому выбежал внук, ринулся к бабушке, которая поймала его и, весело смеясь, закружила мальчика, помолодев лет на двадцать…
Лиза не вернулась и к обеду. Агриппина Юрьевна разволновалась, но дворня сказала, что барыня почти всегда, садясь на лошадь, забывает о времени, приезжает поздно. В общем-то, успокоили, а сердце постукивало тревожно. Но когда уж и сумерки подступили, помещица велела снарядить людей и отправила их на поиски невестки, тут уж не помогли никакие уговоры. Агриппина Юрьевна нервно ходила по гостиной, поглядывая за окно, а там все быстро погружалось в темноту, будто дом и окрестности стремительно опускались в колодец. С темнотой и сердце сжималось сильней и сильней, поделиться тревогами не с кем, Иона ушел с холопами искать Лизу. Что, если… Агриппина Юрьевна перекрестилась несколько раз, отгоняя от себя тягостные мысли, взглянула за окно – совсем там черно стало.
