Татьяна Устинова - Чудны дела твои, Господи!
– Долго… мы… тут… не сможем… – отрывисто сказала Юлька.
– Замолчи!
Дверь сотрясалась. Лера обежала холодный пыльный чердак, по очереди выглядывая в каждое окно. Закричать?.. Позвать на помощь?.. Она подергала рамы и подвигала туда-сюда шпингалеты. Окна почему-то не открывались, снаружи были решетки. Если кричать отсюда, никто не услышит. Или услышит?..
Вдруг все смолкло, удары прекратились, и наступила тишина. От этой тишины Лере стало плохо.
В отчаянии она тряхнула раму, которая не поддалась, даже не шелохнулась.
– Помогите, – тихонько сказала она и оглянулась. Юля стояла у самой двери, прижав кулаки ко рту. За дверью было тихо.
Лера огляделась, подбежала к комоду и стала его толкать. Он был старинный, очень тяжелый и не двигался.
– Юля, помоги мне!
– Он нас нашел, – выговорила Юлька. Глаза у нее были безумные. – Он нас убьет.
– Давай, ну!..
Дверь открывается наружу, соображала Лера как будто сквозь вату. Даже если нам удастся подтащить комод, он нас не спасет.
– Девушки-и! – раздалось с улицы. – Побаловались, и хватит! Юлечка, спускайся! Я не отстану, ты меня знаешь!
Юлька замерла.
– Толкай, – приказала Лера.
– Я тебя нашел, а ты что?.. Думала, хвостом махнула, и все? Спряталась от меня? Нет, дорогая, не выйдет у тебя ничего! Юля!
– Толкай! – повторила Лера и пнула Юльку в бок.
– Я боюсь, – сказала та и затряслась всем телом. – Он ненормальный.
– Потом будем бояться!
– Он нас убьет.
– Юля-я! Выходи! Ну что ты?
В этом веселом голосе, приглушенном стенами и рамами, была какая-то опереточная жуть, и Лере показалось, что все это происходит не с ней. Ну, не может быть, чтобы она пряталась на чердаке, двигала комод, надеясь хоть на какое-то время продлить оборону, и прислушивалась к звукам за окнами!
– Все равно я вас достану, девочки-и!.. Если сами не выйдете, я вас выкурю! Дом старый, сгорит за пять минут! Ну?.. Выходите, чего время-то тянуть?
Лера опять налегла на комод, и вдвоем они с трудом дотолкали его до двери.
…Ну и что? Что теперь?!
Лера лихорадочно зашарила по карманам, выудила мобильный телефон и нажала кнопку. Посмотрела на экран. Там светилось имя – Андрей.
– Девочки, выходите! Я вас жду-у!.. Ну, где вы там, лапушки?..
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…»
– Да не просидите вы там долго! А я терпели-ивый!.. У меня времени полно!
– Он нас убьет обеих, – повторила Юлька. – И меня, и тебя. Я, наверное, должна выйти.
– Не отвечает, – простонала Лера с отчаянием. – Господи, что нам делать?!.
Она побежала к окну, присела и осторожно выглянула.
– Я здесь, здесь! – донеслось снизу веселое. – Я тебя вижу! Выходите давайте!
– Юль, мне кажется, у него пистолет.
– Что?!
– Пистолет. Вон, в руке. Выгляни, только тихо!..
Юлька на коленях подползла к Лере, высунулась и нырнула обратно под подоконник. Теперь они сидели, прислонившись спиной к стене.
– Ну?..
– Похоже. Откуда у него пистолет?
– А собака? – вдруг сообразила Лера. – Не лает. Он убил собаку?
Юля посмотрела на нее остановившимся взглядом.
– Девочки-и! Хватит дурака валять! Отворяйте шире двери, встречайте дорогого гостя! Юлька, выходи! Если выйдешь, я тебя не трону. И подружку не трону! Или хотите, чтоб я вам больно сделал? А, девочки?..
– Стрелять он вряд ли станет, – шепотом, как будто ее могли услышать с улицы, проговорила Лера. – Тут кругом люди. Услышат, прибегут.
– Он ненормальный, – повторила Юля. – Ему все равно. Он не остановится. Он нас застрелит или сожжет. Он говорил, ему нравится запах жареного мяса!
Она вдруг отчаянным движением задрала футболку, чуть не задев Леру по лицу.
– Что ты, что ты, – забормотала Лера и стала ловить ее за руки. Юлька вырвалась.
– В прошлый раз он тушил об меня сигареты. – Беззащитный живот и грудь были в красных воспаленных отметинах, ровных и круглых. При виде отметин Леру моментально и сильно затошнило. – Сказал, что в кино видел, ему понравилось. Он меня связал и долго объяснял, что я неправильно себя вела. Потом взял из пачки сигарету, закурил и потушил об меня. И так, пока пачка не кончилась. Иногда он долго курил, а только потом тушил. Иногда сразу. Чтоб я не знала, когда он станет тушить.
– Тихо, тихо, – быстро сказала Лера и опустила на Юльке майку. – Мы больше не дадимся.
– Я на следующий день в Интернете прочитала про болевой шок. От него теряют сознание, а я не потеряла. Если сознания нет, то и не больно. А мне было больно. Долго.
– Ничего, ничего, – как заведенная, глупо повторяла Лера. Боком, чтобы не задеть живот, она прижимала Юльку к себе. – Мы как-нибудь. Мы окно выбьем и позовем на помощь.
– А если никто не придет? А он совсем озвереет. Он и так – зверь.
– Юля, я терпеливый, но ты мое терпение не испытывай! Побаловалась, и хватит! Ты же знаешь, я не отступлюсь. Выходи, поговорим, во всем разберемся. Ты мне расскажешь, зачем от меня сбежала, а я тебя научу правильно себя вести! Ну, Юлечка, девочка моя! А то я подружку твою тоже научу, а вы, бабы, такую науку не любите! Вы ласку любите, только ее заслужить надо, ласку-то! От ласки вы распускаетесь и всю науку забываете!..
– Не слушай его! – Лера взяла Юльку за плечи и встряхнула. Голова у той болтнулась, как у куклы. – Не смей! Мы вдвоем, его здесь нет! Он снаружи, и он до нас не доберется. Дыши глубже!
Юлька послушно задышала.
– Сиди и дыши.
Лера поползла вдоль стены до следующего окна. Ползти не имело смысла, но она все-таки ползла – от страха.
– Андрей, – проскулила она, добравшись, – зачем ты уехал? Зачем ты именно сейчас уехал, черт тебя возьми!..
Она выглянула в окно – никого не было в саду между старыми яблонями, только поднимался белый дым от непотухшего костра, путался в ветвях. Лера стала на колени и попробовала открыть шпингалет. Он не поддавался.
– Не слушаетесь вы меня, – доносилось снизу. – Играете со мной! А я не люблю, когда меня не слушаются! Баба слушаться должна, на то она и баба!.. Она команды должна выполнять, когда мужчина приказывает!.. Выходите, ну!..
Лера приналегла на раму – бесполезно – и снова выхватила телефон.
«Аппарат абонента выключен или…»
– Думай, – сама себе приказала Лера. – Думай спокойно. Что можно сделать?..
На пригорке телефон тренькнул. Боголюбов мельком глянул на экран, перегнулся через Сашу и сунул аппарат в «бардачок».
Пропущенные вызовы от бывшей жены общим числом пять. Или восемь. Какая разница?!
– Далеко едем, не знаешь?
Саша пожал плечами.
– Тут кругом рыбалка и охота, – сказал он как будто виновато. – Рек и озер полно, леса заповедные, только я ни разу не ездил. Я не рыбак. А Модест со старым директором это дело очень уважали. Когда тот помер, Модест сокрушался, что такого товарища потерял!.. А сестра с… женой к тебе надолго?
– У меня нет жены, Саш. – Боголюбов выкрутил руль, сворачивая в лес за впереди идущей машиной. – И это не мой вопрос, надолго или, может, накоротко!..
– Она красивая.
– Которая?
– Обе.
– Я ж тебе говорил: ты зря стараешься. Никто это не оценит.
Тут Саша Иванушкин, веснушчатый, как бы все время виноватый, пожимающий плечами, немного рохля и недотепа в клетчатой рубахе, вдруг сказал:
– Там видно будет.
Боголюбов фыркнул:
– Ну, как хочешь. Мое дело предупредить, – опустил стекло и зажмурился от счастья.
Машина взобралась на сухой пригорок. На самой макушке вовсю зеленела нежная трава, и березы стояли просторно, не шелохнувшись, словно в ожидании чудес, а внизу в оврагах лежал лиловый сумрак, оттуда несло запахом снега и талой воды.
За зиму Боголюбов привычно отвыкал от всего этого – тишины, лесных запахов, чистоты воздуха и высоты небес – и, возвращаясь, чувствовал, что возвращается к чему-то единственно правильному и имеющему смысл. Он никогда не жил в деревне, не тосковал по «исконному и посконному» – «но все так же ночью снится мне деревня», эх!.. – но в лесу или на речке всегда испытывал подъем и безотчетную радость бытия, как выздоравливающий после тяжелой болезни.
– Хорошо, – сказал он и глянул на Сашу. Глаза у него блестели. – А, Сань?..
Съехали в овраг – сразу потемнело, солнечный свет остался вверху, и стало так холодно, что от ледяного воздуха заломило лоб. Ручей плескал, смывая остатки слежавшегося, усыпанного иголками и березовыми почками снега, и где-то в вышине кричала стеклянным голосом синица.
Проехали еще немного и остановились на высоком берегу. Андрей Ильич заглушил мотор, выскочил из машины и подошел к самому обрыву. Сердце сильно и радостно билось от предчувствия счастья. Каждая минута на реке представлялась ему счастьем.
– По старому руслу пойдем, – говорил Модест Петрович, разбирая снасти. – Там потише, ветра нет, и воды не так чтоб много. По весне только на старом русле и клюет, а где еще?.. Петька, мои бахилы не видал?
