Лили Райт - Танцуя с тигром
А может, он был просто королем Дивайда. Его родина. Центр известной Вселенной. Кто придумал эту фразу? Он покатился со смеху. К черту! Забудь о Дивайде. Новый Монтесума должен завести свой зверинец прямо здесь, в парке Чапультепек. Схватить того тигра, что прячется в кустах. Спроектировать сады. Купаться в фонтане. Где служанка, которая поможет ему сбросить царственные одежды? Попугаи подняли шум. Карлики подняли бунт. Кортес жаловался по поводу своего креста. Он хотел сделать его чуть выше.
«Забудь про Кортеса, – прошептали деревья. – Эта посмертная маска – твоя. Иди и забери ее. Она была сделана для твоего лица».
На соседней скамейке сидела полная женщина в футболке с котенком. Темнокожая. Рядом играл ребенок, более светлый, чем она. Няня, без сомнения. Бюстгальтер врезался ей в кожу, деля жир на два горба. Пластиковые часы по цвету подходили ленте для волос. Женщины, у которых мало денег, стараются, чтобы аксессуары обязательно были одного цвета. Мальчик бросал песок, и она предостерегающе крикнула ему:
– No, no, Manito![159]
Черный археолог встал, пересел на скамейку рядом с нянькой. Та отодвинулась, поднялась со скамьи и схватила свой телефон, как будто это была батарейка для мозга. Она постучала по часам:
– Ya es la hora[160].
Нянька сунула в рот жевательную резинку. Воздух заполнил искусственный аромат арбуза. Ее сиськи колыхались, как волны. Его член встал, и эрекция была огромной, как сам Мехико. Он хотел, чтобы она взяла его в свой арбузный рот. Люди несли Монтесуме дары. Шоколад. Ящериц на удачу.
Его рука потянулась, чтобы погладить ее по бедру. Тень достигла цели быстрее.
Внезапно внимание черного археолога привлекло что-то темное: трое мужчин, три плохих парня из дешевого би-муви в кожаных куртках, бежали в его сторону. Фео, Альфонсо и еще один головорез. Черный археолог бросился наутек, оттолкнув ребенка так, что тот упал в песок. Чем быстрее он бежал, тем дальше углублялся в неизвестность. Мерзавцы. Он потерял в весе так, что с него падали брюки. Он потерял в весе так, что вот-вот мог взлететь. Он часто летал во сне, парил над деревнями и колокольнями церквей, заглядывал за занавески окон, в дома, где спали дети, черные, как угольки. Он хранил в себе эту магию. Похороненную. Застывшую в ожидании.
Он широко развел руки в стороны. Кеды поднялись в воздух. Он взлетал, поднимался вверх, в дымку, пока не опустил глаза и не увидел внизу пробки у Reforma, снующие, как пчелы около улья, автобусы, кружащиеся glorietas[161], светофоры, висящие, как свисток на шее тренера. Мальчик из Колорадо летел высоко, две мили, три мили, триллион, несметное число миль над землей – в стратосферу, в космос, где не было необходимости дышать. Потом, когда свет от самой дальней звезды в космосе погас, вокруг воцарилась полная темнота.
19
Анна
Обман требовал большей концентрации на деталях, чем Анна думала раньше. И большего количества текилы. Как и весь испанский, ложь легче соскальзывала с хорошо увлажненного языка. К счастью, в поместье Мэлоунов никогда не было проблем с выпивкой. В первый же день ее работы Томас смешал Анне ледяной коктейль, за ним другой, и она покинула дом номер четырнадцать на улице Амаполас порядком навеселе. Томас обладал хорошим чувством юмора. Ему нравилось надевать маски и имитировать животных и людей. Когда к ним присоединилась Констанс, он повторил все имперсонации и для нее, чтобы разрядить обстановку и не допустить супружеской ревности, которая снова могла взорваться при виде того, как он окружает молодую гостью своими чарами. Для безработного Томас был крайне, возмутительно занятым человеком. Принтер был чуть ли не красным от бесконечно распечатываемых заказов, а телефон не смолкал, пока он согласовывал условия доставок DHL. В промежутках между редакторской работой, легким рабочим флиртом, тщательно продуманными шарадами Анна не упускала из виду молельню, которая оставалась запертой.
Мысль о том, что маска находилась на расстоянии вытянутой руки и одновременно была недоступна, приводила Анну в бешенство. Она предполагала, что Томас либо покажет ей свое главное сокровище, либо однажды забудет запереть за собой двери, но тот входил и выходил одинаково: закрывал двери, слушал, как щелкает механизм замка, поворачивал ключ, бросал связку в карман. Будь проклята эта его педантичность! Его паранойя. Оставалась лишь одна надежда: похитить ключи или соблазнить его, чтобы он сам пригласил ее внутрь. От обоих сценариев Анне одинаково хотелось выпить.
Сама работа оказалась несложной. Анна делала снимок каждой маски фотоаппаратом «Полароид», затем печатала небольшие заметки: персонаж, происхождение, художник, материал, размеры, день, когда маска была надета на танцы, и какая-либо доступная информация о самом танце. Некоторые танцы появились еще во времена завоевателей, когда индейцы восстановили ритуалы для привлечения плодородия и подшучивали над испанскими колонистами, – эти маски были окрашены в ярко-розовый цвет, намекая на обгоревшую кожу европейцев. Томас время от времени интересовался мнением Анны, но затем обязательно не соглашался с тем, что она говорила. В результате жаркие споры иногда заканчивались флиртом. Что означала волнистая резьба на масках? Ветер или воду? Что символизировала собой маска из двух лиц? Близнецов или двуличие человека?
– Несомненно, второе, – сказал Томас. – Ацтеки верили в первоначальную двойственность человеческой природы. Не существовало хороших и плохих людей. В каждой душе сочетались добро и зло. Грешники, святые и вся остальная фикция – это чисто европейская выдумка. – Он замолчал, выдерживая драматическую паузу. – Испанцы привезли дьявола в Мексику.
– Я думаю, эта маска олицетворяет вас, – ответила Анна, смеясь. – Двойственность лица коллекционера искусства. Вы делаете вид, будто интересующий вас предмет слишком прост, чтобы купить его подешевле.
– Такую же тактику вы используете в общении с мужчинами.
– Я не знаю, зачем вы наняли меня. – Она произнесла это соблазнительно, не отрывая взгляда от его губ. – Работа с каталогом требует внимательности, но не более того. Она несложная.
– Я ненавижу писать. У меня дислексия.
– Дог – это Бог?
– Именно поэтому я многое не делаю сам.
– Как будет Анна, если прочитать наоборот?
– Неприятность.
Отношения с Томасом развивались со скоростью, растущей в геометрической прогрессии. В понедельник он коснулся ее руки. Во вторник – колена. Каждое утро она подбирала наряд, думая о нем. Та ли блузка, те ли сережки. «Что ты, черт побери, творишь?» – спросила она у своего отражения. «Работаю», – ответило зеркало. Она должна была свести с ума Томаса, соблазнить его и добыть ключ, чтобы украсть маску для своего отца, который займется созданием новой галереи имени Роуз Уайт Рэмси в Метрополитен-музее.
Слишком много вопросов для одной блузки.
Как же далеко она ушла от своих двадцати, когда прятала соблазнительную фигурку в льняные платья мешковатого фасона. Мужчины преследовали ее не потому, что Анна им нравилась, а потому, что она выглядела как девушка, которую, как им казалось, они заслуживали. Поскольку Анна не ставила себе в заслугу собственный внешний вид – она воспринимала себя как заурядную девушку, – внимание мужчин не вызывало у нее доверия. И она была убеждена, что сильный пол будет разочарован, узнай он ее поближе. Она спала с мужчинами, потому что они хотели ее, потому что секс был удовольствием, на которое можно рассчитывать. В какой-то степени она всю жизнь ждала, чтобы сыграть роль Анны Букман, использовать свою внешность так, как ей хотелось. И тогда Томас Мэлоун падет к ее ногам, ведь он – поверхностный мужчина, который любит красивые вещи.
В конце следующего дня, когда солнце только начало опускаться за горизонт, Констанс вышла на крыльцо. Чувствуя, что она страдает от одиночества, Анна осталась поболтать. Минутой спустя Констанс ошиблась и назвала ее чужим именем.
– Холли? – недоуменно произнесла Анна. – А кто это?
Констанс кашлянула, скрывая смущение, потом коротко бросила:
– Работала здесь одна.
– С Соледад?
– У Томаса. – Констанс сунула ноги глубже под стул. – Она была его помощницей. До вас.
Анна попыталась вспомнить, что говорила ей библиотекарь. Что-то про Чиапас.
– Она нашла другую работу?
– С моим мужем иногда бывает трудно сработаться…
– Она уехала из Мексики?
– Вернулась в Калифорнию.
Констанс раздраженно сморщила нос. Одна из собак – Марокко? Или Гондурас? Анна не могла их различить, впрочем, особо и не пыталась – подбежала к ней и принялась ластиться. Констанс мягко прогнала ее ногой.
Что-то пошло не так, но Анна не могла понять, что именно.
– Вы были близки?
– Теперь уже нет. – На лице Констанс появилась презрительная усмешка. – Она прислала парочку открыток, почти как Рейес. Листовки из серии «думаю о вас». – В голосе женщины послышались жесткие нотки, давшие понять, что она преодолела минутную слабость. Она взяла лейку. – Извините. У меня есть еще пара неоконченных дел, которые надо завершить до вечера.
