Фридрих Незнанский - Горячий лед
— Да ну тебя, — отмахнулся Гордеев.
— Зло вокруг тебя, — с завываниями затянула бабка. — Зло и смерть. Кровь льется, кровь грешников. Расплачиваются за грехи. Каждого найдет свое наказание. Возмездие. Расплата близится. Проклятие, на всех проклятие. Силы зла вокруг тебя кружатся. Покайся, покайся за мысли неправедные, может быть, вымолишь прощение. Пока у тебя еще время осталось.
Юрий с трудом вырвал рукав своей рубашки из трясущейся старушечьей руки и что есть мочи бросился вниз по эскалатору.
«Ну почему у меня судьба такая, что все идиоты меня за версту чуют? — думал он на ходу. — Ведь тысячи, тысячи людей ездят в московском метро каждый день, и их никто не трогает. Я раз в месяц спускаюсь под землю, и меня обязательно вылавливает какой-нибудь буйный сумасшедший. Они меня за своего принимают, что ли? Родственную душу чувствуют? Где бы я ни появился, все тронутые товарищи, оказавшиеся рядом, со всех ног, наперегонки мчат ко мне. Нужно задуматься, сделать выводы».
От встречи с полоумной бабкой на душе стало неспокойно, Гордееву захотелось поскорее выбраться на божий свет и увидеть небо. Наконец, Юрий с облегчением поднялся на улицу, глубоко вздохнул и направился к машине. Он дошел до нее минут за десять, сел за руль, машина весело затарахтела и завелась с пол-оборота, как будто вовсе и не отказывалась ехать всего несколько часов назад. Гордеев вел автомобиль к дому, он хотел было позвонить Лене и предложить встретиться, но вдруг вспомнил, какой кавардак царит в его квартире, и, решив, что неприлично приглашать девушку в такой бедлам, тяжело вздохнул.
Вообще мысли об уборке квартиры каждый раз приводили Юрия в состояние тихого отчаяния. Убирался он крайне редко и только тогда, когда жить становилось совсем невозможно. Когда на всех поверхностях не оставалось ни местечка, чтобы бросить туда еще какой-нибудь предмет, когда заканчивалась чистая посуда и когда пыль на экране телевизора начинала скрывать изображение. Сейчас как раз наступил такой момент, и Гордеев готовил себя к неизбежности генеральной уборки. Впрочем, готовил Юрий себя к ней уже давно, но именно сегодня он понял, что кавардак в квартире превысил критическую массу, и если не разобрать его, может случиться что-то страшное. Например, экологическая катастрофа. Поэтому Гордеев припарковал машину, поднялся к себе и, набрав воздуха, будто собирался нырнуть в ледяную прорубь, приступил к уборке.
13
Гордеев минут пятнадцать стоял возле ворот Бутырской тюрьмы в ожидании Соболева. Он, конечно, мог бы пройти внутрь, но предпочитал оставаться на улице и дышать воздухом свободы. Наконец, Михаил Васильевич появился. Вполне бодрой походкой он подошел к Юрию и пожал тому руку.
— Добрый день. Как поживаете?
— Неплохо, — отозвался Гордеев. — Вы, я вижу, тоже.
— Это точно. Должен вас поблагодарить за беспокойство. Это же вашими стараниями я сейчас на свободе?
— Есть немного.
— Ну что ж, спасибо. Хотя я вам уже говорил, что ваши хлопоты были излишни. Я вполне мог бы дождаться суда и его справедливого решения за решеткой.
— Ну что вы, не стоит благодарности, — съехидничал Гордеев.
— Я обидел вас? — расстроился Соболев. — Простите. Вы действительно много для меня сделали.
— Все в порядке. Не берите в голову. Вы предупредили кого-нибудь, что выходите? За вами приедут?
— Нет. Хотел сделать, скажем так, сюрприз.
— Тогда давайте я вас отвезу домой, — предложил Юрий.
— Если вас это не затруднит, то буду вам очень признателен. Вы знаете, у меня ведь даже денег с собой на такси нет.
— Не переживайте, стоимость моих шоферских услуг уже включена в гонорар, — улыбнулся Юрий.
— Вы меня успокоили. Ну что, тогда поехали?
— Едем, — согласился Юрий, и мужчины направились к машине.
Всю дорогу до своего дома Соболев без умолку рассказывал о своем пребывании в тюрьме. Он удивлялся, недоумевал, возмущался, размахивал руками, излагал свою точку зрения на реорганизацию исправительных учреждений, предлагал решения, тут же подсчитывал их стоимость, требовал непосредственного участия Гордеева в дискуссии, посвященной этой важной проблеме, так что к концу пути Юрий изрядно подустал от разговорчивости своего пассажира.
«Наверное, соскучился по нормальному человеческому общению», — раздраженно думал про себя Гордеев.
Но наконец они свернули с Кутузовского проспекта во двор и остановились возле подъезда Соболева. Юрий с облегчением вздохнул:
— Ну, все, приехали. Идите домой и отдыхайте.
— Знаете, я был бы очень рад, если бы вы зашли ко мне и выпили кофе, — предложил Михаил Васильевич. — Сделайте мне такое одолжение, я хочу оказать вам хоть маленькую любезность за все то, что вы для меня уже сделали.
После такого витиеватого приглашения отказываться было неудобно, и Гордеев, скрепя сердце, закрыл машину и двинулся вслед за Соболевым.
Дверь открыла домработница.
— Здравствуй, Тамара, — поздоровался Соболев, шагнув в квартиру.
— Ах, Михаил Васильевич! Какая неожиданность, — всплеснула руками женщина. — Что же вы не предупредили, что вернетесь домой? Я бы приготовила вам ужин, все то, что вы любите.
— Не переживай, Тамарочка, успеешь, мы пока выльем с Юрием Петровичем кофе в гостиной, а потом, может быть, он согласится остаться на ужин.
— Нет! — испуганно вскричал Гордеев. — У меня очень мало времени. Буквально пятнадцать минут.
— Очень жаль, — совершенно искренне расстроился Соболев. — Но кофе-то мы выпить успеем? Проходите, пожалуйста. Тамара, а где Ирина?
— Не знаю, Михаил Васильевич, когда я пришла, ее уже не было. Зря вы не предупредили о своем возвращении, так бы Ирина Петровна непременно была дома и ждала вас. Представляю, как она расстроится, когда узнает, что вы приехали в ее отсутствие.
— Ну я же не на пять минут домой заскочил! — немного обиженно заявил Соболев.
Юрий вошел в уже знакомую ему гостиную и расположился на диване, за ним последовал Соболев, через несколько минут Тамара Дмитриевна принесла кофе, и хозяин продолжил начатый в машине разговор. Этого Гордеев выносить больше не мог, одним глотком выпил обжигающий кофе, вскочил с дивана, поблагодарил Михаила Васильевича за гостеприимство и пулей вылетел из квартиры. Соболев, немного обескураженный, остался один. Некоторое время он мерил шагами комнату, а затем поднял телефонную трубку и набрал номер Старостиной.
— Уля, привет, это я.
— Миша! Откуда ты звонишь? — обрадовалась Старостина.
— Из дома. Меня отпустили под подписку о невыезде. Твой адвокат постарался. Толковый парень оказался.
— Плохих не держим, — рассмеялась Ульяна. — Миша, сейчас я закончу все дела в салоне и приеду к тебе.
— Слушай, а может, не надо, завтра встретимся. А то Ирина вернется, неудобно будет, — вяло возразил Соболев.
— Да брось ты, я не собираюсь сегодня использовать тебя в целях удовлетворения своих низменных инстинктов, после тюряги ты, наверное, не готов к употреблению, так что твоя обожаемая Ирина не застукает нас в супружеской постели.
— Ну, все равно нехорошо, если она тебя здесь застанет, это какое-то неуважение к ней, что ли. Хотя после тюряги я как раз с удовольствием бы употребился.
— Я еду, — ответила Старостина и положила трубку.
— Уля, не надо, — прокричал Соболев уже коротким гудкам.
В этот момент Тамара Дмитриевна вкатила в гостиную сервировочный столик, уставленный различными яствами, издающими восхитительные ароматы. Соболев, уловив эти запахи, почувствовал дикий голод.
— Простите, Михаил Васильевич, я услышала конец вашего разговора. Я так поняла, сейчас приедет Ульяна? — спросила домработница.
— Да, а что такое?
— Тогда, может быть, я накрою стол на двоих? — желание услужить хозяину, только что вышедшему из заточения, так и сквозило в каждом жесте и слове домработницы.
— Да, Тамара, сделай одолжение, и после этого ты свободна, можешь идти домой.
Когда с сервировкой стола было покончено, Тамара Дмитриевна, попрощавшись с хозяином, ушла. Соболев в одиночестве остался дожидаться Ульяну, поедая различные вкусности, приготовленные домработницей. Старостина приехала через полчаса, с порога бросилась на шею, расцеловала и увлекла слабо сопротивляющегося Соболева в спальню.
Спустя некоторое время любовники снова сидели в гостиной, курили и разговаривали. Михаил Васильевич, обрадованный тем, что нашел свежие уши, повествовал о тяготах тюремного заключения, Старостина слушала его с видом апостола, внимающего Христу, но и ее терпения хватило ненадолго. Примерно через полчаса она поднялась с дивана, сладко потянулась и произнесла:
— Миша, уже поздно, пойдем спать.
— Уля, ты что, а если Ирина вернется и увидит тебя на своем месте? Она же убьет нас обоих. Мы договаривались с ней, что я никого, не вожу домой.
