Фридрих Незнанский - Опоздать на казнь
Обзор книги Фридрих Незнанский - Опоздать на казнь
Фридрих Евсеевич Незнанский
Опоздать на казнь
Правда у всех одна и та же, но у всякого народа есть своя особая ложь, которую он именует своими идеалами.
Ромен РолланГлава 1
«Тополиный пух, жара, июнь…» — надрывалась магнитола в машине, припаркованной возле настежь раскрытого окна отделения милиции номер сорок три, что на Петроградской стороне. Лейтенант Иващенко, несший сегодня первое самостоятельное дежурство, лениво размышлял: стоит ли сделать замечание меломану-водителю или лучше просто прикрыть окно. Впрочем, если закрыть, это не спасет. К тому же песня вполне соответствовала ситуации: ночная духота и комья тополиного пуха, обычного в самой середине лета, имелись налицо. Жара не спадала даже ночью, а пух летел большими хлопьями, напоминая сероватый снег, что вызывало ностальгические воспоминания о зиме. «Сугробы» этого пуха уже скопились по углам дежурки.
Нет, закрывать окно не хотелось. Слишком душно, слишком жарко, а кондиционеры в районных отделениях не предусмотрены. «Чай, мы не баре!» — как любил приговаривать майор Кабанов в ответ на жалобы своих подчиненных. Впрочем, такой же фразой он встречал даже просьбу о выдаче пачки писчей бумаги или банки типографской краски для снятия отпечатков пальцев…
Выходить из помещения, обходить здание и вступать в препирательства с водителем лейтенанту Иващенко также было лень.
Усилием воли заставив себя подавить раздражение, возникшее от музыки, лейтенант вернулся к важному делу. Кроссворды, а точнее, сканворды — крупные и красочные — сержант Иващенко уважал, и даже очень. Покупал все еженедельные газеты и тонкие аляповатые журналы, в которых было обещано это простенькое развлечение для ума. А также и отдельные сборники: «50 кроссвордов», «100 кроссвордов, сканвордов и чайнвордов», «Самые новые кроссворды» и прочую чепуху. Благо их щедро и в большом количестве предлагали в электричке, в которой лейтенант Иващенко трясся и томился ежеутренне минут сорок по дороге на службу. Там он и наловчился разгадывать нехитрые вопросы, сначала заглядывая через плечо других пассажиров, а потом уже и самостоятельно.
— Имя царицы из древнегерманского эпоса? Э-э-э… пятая «г», последняя «а», аж десять букв… да…
«Жара, июнь…» — напоследок взвизгнула автомагнитола за окном и заткнулась.
«Ну наконец-то!» — вздохнул Иващенко. И тут раздался стук в дверь.
— Занято, — пошутил Иващенко, но потом испугался, что это его непосредственный начальник — майор Кабанов — пришел проверить, как лейтенант справляется с первым ночным дежурством.
Майор Кабанов, надо сказать, таких шуток не понимал. Как-то раз на первое апреля сотрудники сорок третьего отделения решили начальство разыграть — вполне невинно — прислали ему пригласительный билет на встречу с известным питерским шоуменом (а по совместительству — малоизвестным сексопатологом) доктором Щегловым.
Гром и молнии, которые обрушились на головы подчиненных, когда розыгрыш открылся, размах имели чудовищный — чуть до рукоприкладства не дошло. С тех пор сотрудники сорок третьего отделения милиции шутить с начальником избегали.
В дверь снова постучали.
— Войдите! — сказал Иващенко, на всякий случай скинул пачку журналов и газет с кроссвордами в ящик стола и зачем-то приподнялся со стула.
В дежурку вошла, а точнее, вплыла дама. Вот именно, что не девушка, не женщина, не барышня даже — а дама.
Крупная блондинка лет тридцати в черном шелковом брючном костюме и с черной же газовой косынкой на голове вошла и застыла в дверях.
«Брунгильда», — сразу всплыло в памяти лейтенанта неугаданное слово из кроссворда.
«Надо бы записать, а то еще забуду», — с сожалением подумал он, вслух же произнес:
— Слушаю вас, проходите.
Дама прошла к столу дежурного и произнесла неожиданно высоким нервным голосом (от которого Иващенко даже вздрогнул):
— Здравствуйте! У меня случилось несчастье!
— Добрый день, — произнес Иващенко. — В чем дело?
— У меня пропал муж! Вы должны найти его, немедленно!
Под конец фразы голос ее сорвался почти на визг, и дама бурно разрыдалась.
Иващенко смутился-засуетился, схватил с подоконника пластиковую бутылку, в которой отстаивалась вода для поливки цветов. Налил этой воды в стакан, подскочил к даме — щелкнул несуществующими каблуками и бряцнул несуществующими шпорами.
Но дама от воды отказалась. Она вынула из черной лакированной сумочки носовой платок, от которого сразу повеяло какими-то неземными духами. Дама крепко и смачно высморкалась и уставилась на лейтенанта круглыми немигающими глазами. Удивительно, но косметика на ее ухоженном лице не потекла от столь бурных рыданий.
«Хорошая косметика. Водостойкая, наверное, — подумал Иващенко. — Не то, что у моей Аньки, та как заревет — так вся в синих разводах, смотреть жутко, как вампирёныш».
На пришедшую даму смотреть было куда приятнее.
— Наша фамилия — Дублинские, — она сделала паузу, чтобы посмотреть на реакцию лейтенанта. Однако лицо Иващенко оставалось непроницаемым. Дама с некоторым даже недоумением хмыкнула и продолжила: — Вы понимаете, мой муж, Сергей Владимирович, прилетел вчера из Германии, сказал, что у него дела на пару часов, ушел из дома и не вернулся. Вы понимаете, такого никогда не было! Умоляю вас! Надо что-то срочно делать!
— Подождите, гражданочка! Давайте разберемся… — Иващенко достал из ящика несколько листов бумаги.
— Да что тут разбираться? Надо! Срочно! Розыск!
Дама кричала.
«Дублинские», — подумал Иващенко. В кроссвордах ему эта фамилия не попадалась.
— Погодите. Когда, вы говорите, он ушел из дома?
— Вчера. В семнадцать ноль-ноль, — четко ответила мадам Дублинская. — То есть в пять.
— Ага, — неопределенно ответил лейтенант и сделал пометку.
Дублинская снова сорвалась на крик:
— Вы что, не понимаете?! Мы же время теряем! Надо всесоюзный розыск объявлять!
— Всероссийский, — машинально поправил ее Иващенко.
— Да хоть всенародный! Вы что, не понимаете?!
— Я-то понимаю, но и вы поймите — в розыск мы можем объявить человека, только если он не появлялся более трех суток. А по вашим словам, он только вчера из дома ушел.
— Вы что, с ума сошли? А если с ним что-то случится за эти трое суток?
— Очень может быть, что погуляет — и вернется, — попытался успокоить ее лейтенант. Но его фраза возымела обратное воздействие. Дама снова сорвалась на крик:
— Мой муж не гуляет! Как вы смеете?! Он солидный человек! Профессор! Мировая знаменитость! Он вчера с симпозиума прилетел! Я уже и в бюро несчастных случаев звонила, и по моргам. С ним точно что-то случилось. Он не может просто так пропасть!
— Ну-ну, все бывает, — продолжал твердить свое Иващенко. — Бывает, что и солидные люди загулять могут.
— Я вам говорю, не может он загулять! С ним что-то случилось!
— И вы меня поймите. Не имею я права раньше трехдневного срока в розыск объявлять, — упрямо сказал лейтенант. — Хоть режьте на куски — не имею.
— А зачем вы тогда тут сидите? Что вы можете сейчас сделать? Нельзя же совсем бездействовать. Человек пропал — вы понимаете?!
«Вот заладила, — подумал Иващенко. — Такая не отвяжется. Надо что-то придумать, а то ведь будет сидеть тут трое суток, дожидаться».
— Я могу сейчас у вас заявление принять, — пришла в голову Иващенко спасительная мысль. — Но ход делу мы сможем дать только по истечении трехдневного срока. Согласны?
Дама посмотрела в глаза лейтенанта милиции и, увидев только ледяную непреклонность, поняла, что препираться бессмысленно, и кивнула.
Иващенко протянул ей несколько листов бумаги.
— Пишите. И как можно подробнее опишите обстоятельства. Сесть можете вон за тот столик.
Иващенко показал в угол своего кабинета, где стоял второй письменный стол. По идее, за ним должен был сидеть еще один инспектор, но по причине хронической нехватки кадров стол был не занят.
«Я, Оксана Дублинская, заявляю о пропаже своего мужа — Сергея Дублинского», — старательно выводила дама.
— Адрес свой не забудьте и паспортные данные. Свои и мужа. Дату его рождения и прочее. И имейте в виду, если вдруг муж объявится, или позвонит, или кто из друзей скажет, что видел его, вы нам немедленно должны сообщить, чтобы мы зазря не старались.
— Постараетесь вы зазря! Как же… — бурчала под нос недовольная дама, но продолжала писать.
«Улица Большая Монетная, дом 1, — прочитал адрес Дублинских Иващенко. — Хороший дом, академический. Может, и правда какая-нибудь важная шишка этот загулявший профессор».
Когда дама ушла, он первым делом достал из ящика свой кроссворд и вписал так удачно вспомнившееся ему слово «Брунгильда». А минут через пять, погрузившись в решение кроссворда, и вовсе забыл о визите Дублинской…
