Норб Воннегут - Хищники с Уолл-стрит
Отто о нефти в 2005-м: «Цены на сырец годами колеблются в пределах от 40 до 50 долларов за баррель». Этим летом она превысила 70 долларов. И, насколько могу судить, устремляется еще выше.
Отто об Уолл-стрит в прошлом году: «2007-й станет для рынка финансовых услуг рекордным». Как раз сейчас у банков и брокерских контор полны руки миллиардов в плохих активах из-за фиаско субстандартных ипотек.
Ничуть не смущенный личными промахами, наш главный экономист проповедовал мрак и безысходность во время величайшего бычьего{59} рынка XX столетия. Послушай я его, и мои клиенты давным-давно слились бы. Справедливости ради надо сказать, что однажды Отто оказался прав. Еще в 1999 году он предсказал, что технологический мыльный пузырь лопнет. Свою позорнейшую публикацию он озаглавил «О грядущем разрыве Дот-комдона». Если на мой вкус, так образ отстойный.
Меня тревожит, что главный экономист СКК – такой стабильный и надежный указатель не в ту сторону. Зато клиентам доходность моего портфеля очень по душе. И мы, смеясь, соглашаемся: «Это замечательно».
Пока Отто говорил, я бросил взгляд на Пэтти и вдруг обнаружил, что она разглядывает меня оценивающим взглядом. Моргнув, Гершон изобразила в мою сторону алый, как «Феррари», поцелуй и снова обратила взор к дискутирующим экспертам. После этого я не слышал ни единого слова своего оракула.
* * *Бывают времена, когда каждому топ-продюсеру нужно отвлечься, даже от источаемого Гершон зловония. И утро понедельника – одно из них. Улизнув со Стратегии за пару минут до окончания, я вернулся на четвертый этаж. Фрэнк Курц при поддержке всех вышестоящих инстанций СКК попросил меня провести лекцию для свежеиспеченных MBA{60}.
«Преподаванием» это не назовешь. Мое дело – наплести новобранцам военных историй, прежде чем они с головой окунутся в холодный обзвон.
– Раскрой им глаза, – попросил Курц. – Накрути их так, чтобы они ринулись с места в карьер.
Я что, так похож на Тони Гребаного Роббинса?{61}
Откровенно говоря, я и не помышлял преподавать в СКК. Топ-продюсеры не занимаются наставничеством. Мы тропим базиллионеров и питаемся тем, что промыслим. Однако послать «нет» обратно по цепочке вплоть до CEO – верный способ похерить собственную карьеру. Так что я заставил себя проглотить это и забыть о леди Золотой Рыбке, чтобы увлечь класс за собой.
Зола Манчини – новенькая, наделенная колоссальной личностью в компактной упаковке, перехватила меня в коридоре по пути к аудитории. Хотя макушка у нее возвышалась над полом где-то на 5 футов 5 дюймов, я толком не представляю, какого именно она роста. Она всегда ходит на каблуках, двигаясь с соблазнительной грацией, так искусно поводя бедрами, что и не скажешь, где кончаются спортивные ножки и начинаются каблуки «Гуччи».
Эти ножки заставляют некоторых мужчин выворачивать шеи ей вослед. Другие фокусируются на блузке, вздымающейся на груди. Меня же заводят волосы Золы. Голову ее охватывает густая волна курчавых кудрей. Ее волосяные луковицы будто не знают удержу. Шелковистые непослушные пряди обрамляют ее темнокожие, экзотические черты.
Сегодня одно ее ухо скрывала огромная повязка. Слои бинта выглядывали даже сквозь ее копну волос всему миру на обозрение.
– Что это с твоим ухом?
– Пластическая хирургия, – ухмыльнулась Зола. Сарказм таился за каждым словом.
– С каких это пор ушам нужен кузовной ремонт?
– Здоровенная жопа, – сказала она, держа ладонь к ладони на расстоянии шести дюймов в невербальном жесте, демонстрирующем размер.
– Вот так язычок! – фыркнул я. Хорошо, что я не пил в это время кофе, а то извергнутый кофеин разлетелся бы по всему коридору.
Глаза Золы, восхищенной моей реакцией, заискрились.
– Ну, серьги растянули мне мочки до безобразия. Дырища была здоровенная. – Ее выражение – полуулыбка, полуухмылка – разило прямо наповал.
Исходный материал для страсти.
– И чему же мы учимся сегодня? – невинно продолжала Зола.
– Защита активов, – ответил я. – Договоры о намерениях, офшорные трасты, способы уклонения от алчных судебных сутяг. И с твоим язычком, Зола, надо слушать повнимательнее.
– Не тревожьтесь обо мне, сэнсэй. Я могу спрятать свои деньги в швейцарском банке лучше некуда.
По сей день не представляю, почему реплика Золы вернула меня к ужасам того вечера в «Аквариуме Новой Англии». Быть может, дело было в ее забинтованном ухе, а не в упоминании о счетах в швейцарском банке. Но в тот момент планета остановила свое кружение. Я забыл о Золе и классе нетерпеливо дожидающихся новичков. На грани просветления я даже забыл о леди Золотой Рыбке и ее поганом выводке. Я думал только о Чарли Келемене и последних минутах его жизни.
Убийца пытал его.
Раны. Порезы на его руках и ногах. Психологическая пытка импровизированного якоря, привязанного к его лодыжкам. Убийца истязал Чарли – и морально, и физически – задолго до того, как акулы перемололи его внутренности рядами иззубренных треугольных зубов. Зрелищная гибель Чарли на глазах у 500 человек, смотревших, как он запихивает кишки и органы обратно, была лишь маскировкой. Ее экстравагантность затмила истинные намерения.
Убийце была нужна информация.
Может, Чарли держал все деньги в швейцарском банке. Может, поближе к дому. Да хоть где. Кто-то полосовал руки и ноги Чарли на краю Гигантского океанского бассейна, пытал его болью, превосходящей боль от тысячи бумажных надрезов{62}. Зачем? Чтобы заставить его говорить? Отыскать его деньги? Может, Келемены обладали огромным состоянием, куда большим, чем я сознавал? Супербогатеи нанимают телохранителей круглые сутки. А Чарли – нет. Может, это была его первая и последняя ошибка.
Когда Чарли так и не заговорил, убийца бросил его в аквариум, отчаявшись отыскать деньги, отчаявшись в точности, как я. А может, Чарли во всем сознался. Его душегуб отыскал деньги, и теперь их и след простыл. Ну, убийца хотя бы не может похитить деньги Сэм из «Келемен Груп». Суд проследит, чтобы все доходы в надлежащем порядке вернули инвесторам.
Предостережения Халека, Курца и бравых бостонских молодчиков вдруг показались не столь паническими. Более разумными. Они правы.
Убийце нужна та же информация, что и мне.
– Эй, сэнсэй, вы еще здесь?
Голос Золы вырвал меня из задумчивости, когда мы оба вошли в аудиторию. Там находились двадцать новичков – готовых, ожидающих, желторотых и бесстрашных. В их улыбках сиял энтузиазм предвкушения мудрости и военных историй топ-продюсера. Я моргнул раз, другой, подыскивая слова, мучительно стряхивая с себя кошмар «Аквариума Новой Англии».
– Слушайте внимательно, раздолбаи, – распорядился я, возвращаясь к действительности. – Приступим к защите активов.
Глава 19
– Эй, О’Рурк!
Занятия закончились, и я возвращался за свой стол. Голос Пэтти прореза́л буйный гомон брокеров, консультирующих клиентов и распекающих трейдеров. Понедельники всегда полны хлопот. Наступая мне на пятки, Гершон перекрыла оглушительные децибелы Скалли, заставив меня забыть о докучных клацаньях Каспера. Эти два слова: «Эй, О’Рурк!» выдали мое местонахождение глубоко в тылу врага из Эстрогенового переулка.
Только спокойствие. Не выдай Халека. Ни слова о «Джек Ойл».
Продолжая шагать, я избрал путь дипломатии.
– Замечательная прическа.
Золотая она рыбка или нет, но комплимент Пэтти заслужила. Ее короткие, стильные локоны приковали бы множество взглядов посетителей шикарных парижских ночных клубов. Моя стратегия проста. Протянуть оливковую ветвь. Избежать конфронтации. И позвонить Попрыгунчику Джей-Джею, как только она ретируется.
– Ты слышал про Фрэнка? – спросила она. Ее интонации тотчас меня насторожили.
– Нет, а что стряслось? – спросил я.
– Курц-то в порядке, а вот у клиента проблема.
– В каком это смысле?
– Несчастный случай на охоте. Фрэнк в выходные всадил мужику в ладонь заряд дроби. Очередной Дик Чейни{63}.
– Это ужасно.
– Вот тут ты прав, О’Рурк. Держу пари, клиент закроет счет.
– Я вовсе не это имел в виду.
– Как скажешь. Ну как, ты думал насчет Попрыгунчика Джей-Джея?
– Да не особо, – соврал я. Правду сказать, с Пэтти Гершон я не поделился бы даже инфарктом, не то что клиентом.
– Слышь, босс, – встряла Энни, – Мэнди Марис у тебя на первой линии.
Мой мир разлетелся вдребезги. Будь я в Италии, эта нация позабыла бы, что такое Везувий. Сорвав трубку с рычага, позабыв о Гершон и своей команде, я взорвался:
– Что вам непонятно в слове «нет»?! Даже будь я при последнем издыхании, я все равно и словом бы с прессой не перемолвился!
Может, это была уловка бывалого репортера. Может, просто гнев. Марис контратаковала. Не спасовала ни на миг. Просто пустила кишки моему гипертрофированному эго – изъяну, присущему всем топ-продюсерам без изъятия.
