Мила Бояджиева - Лабиринты надежд
— Он гений, мама. Это сразу заметно, — просто объявила девочка.
«Если она понимает такие вещи, это уже совсем неплохо», — решила Снежина, открывавшая в своей дочери, по мере её взросления, все больше тешащих её материнское тщеславие качеств. Незаметно подступила проблема выбора зятя. Софи — двадцать пять лет, в любой момент она может привести домой парня и объявить: «Мы любим друг друга. Мы собираемся пожениться».
Генрих обожает девочку. Не смотря на свою жесткость в делах и умение вести дела в бизнесе, граф Флоренштайн оказывался мягкотелым капитулянтом во всем, что касалось его семейства. Он даже готов был оставить сына на домашнем образовании, не желая отпускать его в престижную школу в Швейцарии. Настояла Снежина. Она не хотела, чтобы из нежного, боязливого мальчика вырос маменькин сынок, не умеющий постоять за себя и собственные интересы. Наследнику графского титула и солидного состояния следовало иметь крепкие кулаки.
Переодевшись в спальне в легкий индонезийский балахон и расположившись на балконе с книгой и вазой, полной крупных розовых черешен, Снежина наблюдала за молодежью, собирающейся на завтрак под зонтиком у каменной балюстрады и думала о предстоящем лете. Она, как всегда, точно знала, чего хочет. Провести неделю в Мюнхене вместе с Арни, который вернется из школы как раз к ежегодному аукциону лошадей. Отец обещал приобрести для сына-подростка хорошего скакуна.
Затем Генрих отправится в Америку на переговоре с владельцем огромной частной коллекции живописи и прикладного искусства, а Снежина махнет в уютный городок на севере Испании. Ей следует подлечить суставы. В прошлом году грязевые ванны из целебного источника отлично помогли справиться с ноющей болью. Особенно же — встречи с очаровательным, пылким, легкомысленным, забавным парнем — спортивным тренером фитнесс-клуба.
Снежина не сомневалась, что легкое, необременительное разнообразие в интимной жизни лишь укрепляет чувства супругов. Естественно, в том случае, когда напрочь отсутствует опасность всерьез увлечься кем-то, кроме собственного мужа. Нельзя же питаться одними ананасами?! Иногда графиню тянуло и на хороший гамбургер в уличном кафетерии. Значит, десять дней с Антонио. Поездки на катере к маленькому островку, где так прохладно и сумеречно в тени апельсиновой рощи, танцы в ночных ресторанчиках, бурные ласки везде, где настигнет их страсть.
Потом… Потом Флоренштайны все вместе — дети, родители, старики совершат круиз по Средиземноморью. А уж дальше — новый учебный год, последний для Софи и довольно серьезный для Арни… Хватит! Нельзя загадывать слишком далеко, не стоит вызубривать роль «от и до», всегда следует оставлять место для импровизации. Софи… От неё теперь можно ожидать всякого. Похоже, предстоят очередные лирические сюрпризы…
Сплевывая косточки в хрустальную вазочку, графиня сдвинула на лоб солнечные очки, чтобы лучше разглядеть происходящее внизу. Солнце ушло за тучи, молодежь закрыла зонт, предоставив отличную возможность наблюдателю с балкона ознакомиться с мизансценой.
Кери и Кеннет Бенедикт — дети из хорошего семейства. С ними можно бло бы и породниться, обладай Кеннет внешностью Пауля. Пауль — немец, настоящая «белокурая бестия» — коротко подстриженный крепкий затылок на мощной шее, широченные плечи под тенниской, бурление молодой шальной силы. Пауль отпрыск побочной линии Флоренштайнов. Его мать не раз намекала, что Софи и Пауль — отличная пара. Но что за манеры и шуточки! Нет, это не обычная для представителя «золотой молодежи» игра в парвеню. Парень примитивен, как дубовая чурка, несмотря на заложенный в него ценный генетический фонд.
— Мама, если б я и выбрала Пауля, то лишь на должность кучера, — с излишним высокомерием заявила как-то Софи. Веснусчатого англичанина она, естественно, воображала в должности мажордома. А как насчет араба? Каким образом затесались в круг приятелей Софи эти двое?
Сидят чинно, словно на благотворительном представлении. Легкие европейские костюмы и головной платок, прихваченный жгутом, непроницаемо спокойные лица. Молодежь ходит на ушах, превратив завтрак в демонстрацию трюков — Пауль ловит зубами бросаемую Кери клубнику, Софи, вспрыгнув на мраморный парапет, изображает классические статуи… Снежина оставила внизу подрамник в холстом, — очевидно, дочь демонстрирует, как в следующий раз будет позировать в качестве Венеры или Юноны. Увы — у неё иной тип. И весит при росте 172 всего 58 килограммов. Вся в мать.
При абсолютно рекламной внешности — никакой тяги к карьере актрисы или модели. Софи не представляет себя в качестве материала для «творца» режиссера, фотографа, модельера. Полномочия мастера она предпочитает заполучить в собственные руки. Девочка немного наивна, но отнюдь не глупа. Она любит посмеяться, умея быть серьезной и разумной в ответственных ситуациях. Еще в старшем классе школы Софи удалось прославиться, отсняв репортаж о притоне наркоманов. Ее материалом заинтересовался молодежный канал мюнхенского телевидения.
Снежина с улыбкой смотрела на разрезвившуюся дочь. В субботу Софи наметила бал, разосланы приглашения, отданы соответствующие распоряжения прислуге. В замке ритуал приемов отработан в деталях. Хорошо, что это произойдет до возвращения Генриха — молодежные пирушки мало соответствуют его представлениям о светских развлечениях.
«Ну вот! Он сообщает, что вернется пораньше», — решила Снежина, поднимая трубку засигналившего радиотелефона. Но там прозвучал незнакомый голос.
— Мне надо поговорить с графиней Флоренштайн.
— Это я… — Снежина мысленно обругала себя, что не переключила сигнал на аппарат дворецкого. — С кем имею честь?..
— Добрый день. Я прилетел из Америки. У меня к вам письмо от мистера Гудвина. Возможно, вы помните, как были знакомы… Очень давно… Отец сказал, что вы встречались в России на берегу Черного моря…
— Арчи?! О, конечно… Письмо? Вы могли бы заехать ко мне?
— Когда это будет удобно?
— Да хотя бы сейчас. У меня день отдыха.
Положив трубку, Снежина отчетливо вспомнила то далекое лето… Пламен Бончев, кажется, давно живет в Америке. Белокурая царственная Лара… Она была здорово влюблена… И русская певица, и американец, так страстно шептавший Снежине про то, что скоро завладеет миллионами и заберет ее…
Они были полны сил, желаний, надежд и влюбленности, и так же безудержно веселы, как компания, высыпавшая на лужайку. Завтрак окончен, похоже, они решили совершить конную прогулку и сейчас спорят насчет лошадей. Кеннет с тоской поглядывает на Софи, главный араб явно настороже, Кери подкалывает Пауля, а тот злиться и предлагает арабам какое-то пари. Софи разбивает руки спорщиков, Кери хохочет, держась за живот. Снежина улыбнулась с легкой грустью. Все таки молодость — это нечто совершенно особенное.
Глава 8
Голос графини Сиду понравился. Низкий и в то же время — гибкий, мягко модулированный. Приятный акцент и природное кокетство, вполне уместное у красивых женщин, пусть даже пожилых.
Взяв напрокат в Мюнхене приличный BMW и проследив маршрут по карте, Сид двинулся в путь. Чудак этот Арчи! Выслушав рассказ Сида о встрече с Анжелой, он и не подумал отступать. Лишь чертыхнулся, принял лишнюю порцию «бурбона» и вздохнул:
— Придется слетать в Германию, парень. У тебя ведь там была дама сердца?
— Грета? Фу… Я и думать о ней забыл. Кроме того, Гамбург на севере, а Мюнхен — на юге. Вряд ли мне угрожает встреча с этой особой.
— На всякий случай поглядывай на книжные прилавки. Возможно, милая дама уже толкнула твой роман под своим именем.
— Я его сжег и уничтожил дискету.
— Но компьютер же ты явно не почистил. — Арчи издевался.
Сид не нашел нужным обсуждать неприятную тему. Идея путешествия в Германию за чужой счет его вполне устраивала. И уж если Гудвин так швыряет деньги на поиски пленки, значит, верит в свой клад. А если здесь имеет место оригинальное помешательство, то Сидней Кларк в нем никак не повинен.
У ворот с внушительной вывеской: «Поместье Флоренштайн. Частное владение» имелась и каменная плита с выбитыми цифрами, как в музее. Миновав ворота, Сид выехал на асфальтированную дорогу, вьющуюся среди рощиц и полей. В лучах солнца ярко блестели скошенные крыши стеклянных теплиц, в белом цвету стояли заросли черемухи и, наверно, диких яблонь. А листва сияла такой яркой, почти прозрачной зеленью, что не запеть было нельзя. Сид промурлыкал несколько строк своего любимого блюза: «Я все равно буду жить, хоть умирал трижды. Я буду улыбаться тебе назло. Робкий, потерянный, маленький — я стану великаном…» Блюз не шел под ритм движения автомобиля, плавно обтекающего петлистые повороты. И тогда он вспомнил другую песню, написанную для Эмили в период расцвета чувств, рисования её портретов, взаимных клятв и обещаний. «Не изменяйся, будь самой собой. Ты можешь быть собой, пока живешь. Когда же смерть разрушит образ твой, пусть будет кто-то на тебя похож». Слова Сид позаимствовал у Шекспира, музыку сочинил сам. Вполне веселенькая мелодия. Отбивал левой ладонью ритм, Сид изо всех сил стараясь подальше отодвинуть воспоминания, избавиться от них, навсегда растворить в прошлом. Это было нелегко — петь о ней и не вспоминать. Сид решил продержаться до первого поворота. И продержался!
