Мила Бояджиева - Лабиринты надежд
Выехав из-за кленовой рощицы — прозрачно-зеленой, полной весеннего пряного духа, он увидел замок. Четырехэтажный дом с башенками по углам, высокими окнами и множеством лепных украшений стоял на холме, окруженный огромными деревьями, а за ними синела гладь озера.
— Понятно! Вот он, где клад зарыт! Эх, бедный Арчи… — Сид мысленно прикинул стоимость поместья и вздохнул — золотые слитки явно пригодились расторопной болгарке.
Затем он увидел пятерых наездников, скачущих через луг. Один из них смахивал на женщину, а двое — на бедуинов в развевающихся платках. Они неслись к реке, бегущей за холмом, вдруг осадили коней, столпились и вновь продолжили скачку. Лишь один вороной конь, отливающий медным блеском, отделившись от остальных, понесся к шоссе. Скоро Сид различил фигурку наездницы и развевающуюся гриву её черных волос. Сделав вираж под самым носом «BMW», так, что конь заржал, взвившись на дыбы, всадница ускакала в сторону замка. Да, здесь проводили время совсем неплохо.
Сид мельком глянул на себя в зеркальце над стеклом. Он тщательно побрился и даже надел легкий летний костюм с галстуком — ненавистнейшая форма одежды. Официальный визит, хоть и в два часа пополудни, требовал соблюдения формальностей. Арчи написал женщине, которой он предлагал руку и сердце, всего несколько слов и упаковал в красивую коробочку сувенир отполированный спил дерева с выжженным пейзажем — пальма на берегу моря. И надпись по-русски: Крым, 1972 год. Он уверял, что сберег деревяшку с тех самых пор. Старикан явно любил красиво приврать. Вот и сейчас вовсе неизвестно, сколь благосклонно отнесется к бывшему поклоннику графиня. По данным Гудвина, она имеет взрослую дочь. «Не от меня», — категорично добавил он. Любопытно все же, трахнул ли Арчи Королеву красоты, и сколь приятным остался в её воспоминаниях сей факт?
Сид подъехал к центральному подъезду замка, вышел из автомобиля и огляделся.
— Вы нелюбезны, мистер Гудвин! — прозвучал за спиной насмешливый голос. — Едва не задавили меня на дороге, а теперь сделали вид, что не заметили! — Бурно дыша, перед ним стояла та самая всадница: замшевые рыжие бриджи, белая рубаха, связанный алым шарфом на макушке хвост, темный румянец на крепких, изящно очерченных скулах, полуоткрытые пухлые губы… Красотка, и прекрасно знает это.
— Я бы не посмел задавить вас. И тем более — не заметить. Это невозможно, — серьезно заявил Сид. И представился: — Сидней Кларк. По отцу — Гудвин. Дело в том…
— Ах, мне вовсе нет дела, с кем заключала брак ваша мама. А моя просила встретить вас и проводить в салон. Софи, — сказала она, уже поднимаясь по широкой лестнице. Миновав вестибюль, Сид пронесся вслед за девушкой по анфиладе музейных залов с обилием бронзы зеркал и хрусталя.
— Ма! Я доставила гостя. — Сделав шутливый книксен, Софи направилась к двери. — А теперь, простите. Я вынуждена вас оставить. — Она исчезла.
— Присаживайтесь. Хотите что-нибудь выпить? — Стройная темноволосая женщина, как две капли воды похожая на другую, только что убежавшую, сделала плавный царственный жест. Жест очерчивал кресла, диваны возле кофейного столика и бар с вереницей хрустальных графинов, фужеров, рюмок.
— Спасибо. Я позавтракал в отеле яичницей с беконом и теперь страдаю от жажды.
— Хотите мой фирменный коктейль? Вы не против «кампари»?
— Из ваших рук, графиня, я принял бы даже яд.
Они рассмеялись. Сид с облегчением опустился в удобное кресло. Арчи не ошибся: Снежина была и осталась милейшей женщиной.
— Вы не пробовали играть на сцене? — Поставив на столик бокалы для себя и гостя, графиня села напротив.
— Пробовал. Получилось скверно. Я вообще многое пробовал — и рисовал, и пел. Даже танцевал… — Сид поморщился. — Противные воспоминания.
— Я думала, вам свело челюсть от моего коктейля… В вашем возрасте не может быть противных воспоминаний. Тяжелых, — допустим. Лишь потеря близких может ранить нас, пока мы юны. Все остальное, причинившее боль, стоит поскорее выкинуть из головы. Поверьте, настоящие бури ещё впереди.
Сидней поднял на неё злые глаза, борясь с искушением. Его так и подмывало выпалить этой благополучной, холеной даме: «А если бы ты осиротела в семь, если тебя подставлял собственный дядя, а человек, спасший от самоубийства, пытался изнасиловать?.. Это тоже не стоит считать мерзкими воспоминаниями? И так легко выкинуть из головы?» Но он промолчал, стиснув зубы. Заметив это, Снежина поспешила исправить оплошность.
— Простите, Сидней… Кажется, я влезла, куда не следует. У меня была лишь одна тяжелая потеря — я овдовела очень рано. Но вскоре судьба засыпала меня подарками. Как видите — жаловаться мне грех. Софи — славная девочка. У меня любящий, совершенно безупречный муж, давший мне титул и состояние, и сын-школьник. Голубоглазый неженка, плачущий от оцарапанного пальца.
— Зато Софи — сорви-голова.
— Вы заметили? Это хорошее качество на взгляд современного юноши? Ведь вам не больше двадцати трех?
— Двадцать четыре… — Сид вспомнил о сочиненной Арчи «легенде». Вернувшись из России в 72-м, отец вскоре женился и родился я. Дело в том… В Крыму произошел крупный скандал, был убит большой партийный шеф… У отца — ведь он был журналистом, — сломалась вся карьера. Русские обвинили его в диверсии, в шпионаже… — Сид достал письмо и коробку с сувениром. — Но, клянусь, графиня, он до сих пор с восхищением вспоминает о вас… Если б вы слышали, как отец говорит о тех днях…
Графиня пробежала письмо, открыла коробку и рассмеялась:
— Мило, очень мило! Русский сувенир… Господи, ведь это было словно в другом веке… СССР, Берлинская стена, мы пели гимны и бичевали нравы капиталистов… Только ведь ничего не было, Сидней. У нас с Арчи ничего не было. Уже в те времена я была безумно влюблена в своего будущего мужа. Мирчо был старше меня на целую четверть века. Мне нравились зрелые, умные, солидные мужчины… Как вам кажется, это может передаться по наследству? Мы так похожи с Софи…
— Чрезвычайно! Будто сестры… И вам, конечно, известно, что ваша дочь имеет кучу поклонников.
— Это ещё откуда такие сведения?
— Вы спросили мнение представителя нового поколения. Я его высказал. За такими девушками обычно ходит целый хвост. Но… вы говорили, графиня, о любви…
— Снежина… Вам не трудно выговорить это имя?
— Напротив — приятно. Кажется, что за окнами гудит метель. — Сида несла волна импровизации. Его считали артистичной натурой, умеющей подстраиваться к обстоятельствам. Элегантный дорогой костюм, галстук, вся атмосфера замка заставляла парня держаться с особой галантностью. Он ни за что не смог бы изъясняться столь выспренно, будучи одетым в потертые джинсы. Кроме того, было нечто подлинно-утонченное в самой хозяйке замка. Желая ей понравиться, Сид интуитивно настраиваясь на необходимую интонацию.
— Я бы написал ваш портрет в серебристых тонах. Да, в серебристых. Но непременно — озаренную розовым солнцем. Бывают такие часы на рассвете или вечером, когда по небу разливается алый закат… — Сид внезапно смутился. Обычно он легче врал, чем откровенничал. Но сейчас у него вырвалась правда женщину словно озаряли теплые лучи. Сид живо представил, как должен выглядеть её портрет. И тут же мысленно поправил себя: прекрасный облик, съедаемый мерзкими червями. Увы, он знал истинную цену хозяев жизни. Дерьмее дерьма.
— Вы мне нравитесь! — Снежина решительно хлопнула в ладоши. — Я покажу вам свои картины, оранжереи и… И наверно, спою. Рисованию и пению меня учили итальянцы.
— Мой дядя в Милане читает лекции в Академии художеств. Он скульптор и живописец. Джузеппе Амирато.
— Боже, как тесен мир! У меня есть «Пьета» его работы. Снежина насупила брови, выстраивая мгновенный план. — Вы остаетесь на ужин. Никаких отказов.
— Не откажусь. Я путешествую почти бесцельно.
— Значит, у вас найдется пара свободных дней? Дочь устраивает в субботу бал. Она учится в Париже и привезла с собой друзей. Из здешних должны прибыть тридцать человек.
— Я видел чрезвычайно живописных всадников. Теперь понятно, кто они. Сидней с тоской взглянул на очаровательную хозяйку замка. — Мне надо поговорить с вами.
— Сколько угодно. Только не сейчас, ладно? Вы остаетесь на уик-энд. Мы посвятим время прогулкам, искусству и скучнейшим деловым беседам. А теперь, дорогой друг, Лиз покажет вам комнату. — Она позвонила в бронзовый колокольчик. — К ужину смокинг не обязателен. Муж в отъезде, и мы вовсю хиппуем. — Протянув благоухающую руку, она распустила узел на галстуке Сиднея. — Эту ненавистную деталь пока можете забыть.
Чемодан Сиднея, до обидного маленький, принесли в гостевую спальню. Здесь все было выдержано в благородных холодно-синих красках. В предгрозовом полумраке сизых тонов ярко белел букет королевских лилий. Оглядевшись, Сид присел на кровать, в изголовье которой поднимался задрапированный лазурным штофом балдахин. Голубая спальня! Не издевается ли над гостем госпожа графиня? Возможно, обаятельная красавица, так легко увильнувшая от делового разговора, что-то пронюхала о планах Гудвина. И поэтому сразу же заявила о богатстве мужа… Воспоминания о крымском лете постаралась превратить в чисто лирические. Неужели… неужели клад Арчи здесь? — Сид с отвращением оглядел хрустальные бра, зеркало над камином в роскошной раме, пузатое бюро, украшенное перламутровой инкрустацией… Бесценный антиквариат? Хорошая подделка? Наследие Флоренштайнов или следствие попавшей в руки графини кассеты с пленкой?
