Мила Бояджиева - Лабиринты надежд
Генрих промолчал. Снежине показалось, что она услышала хруст с силой стиснутых пальцев. Они расстались как люди, доставившие друг другу удовольствие, но не рассчитывающие на дальнейшие отношения.
Через неделю граф Флорентайн прибыл в Софию. В соответствии с правилами хорошего тона он попросил у родителей Снежины руки их дочери. К Рождеству Снежина Иорданова стала графиней Флорентайн. Генрих предъявил лишь одно условие: на полгода она бросает сцену и вместе с Софи живет в замке.
— Дальше ты решишь сама, как должна поступать. Учти, мы можем создать в поместье свой театр. Ты станешь и режиссером и звездой его труппы. Я могу пригласить из Италии хорошего учителя живописи или пения. Ты вольна выбирать для себя хобби. Основная профессия Ины Флоренштайн ныне определена — графиня.
Тогда это полушутливое заявление Генриха не очень понравилось Снежине. Она полагала, что не сумеет жить без сцены, без коллектива, аплодисментов… Но когда через полгода Снежина приехала в Софию, чтобы провести пару недель с родителями, пообщаться с друзьями, оказалось, что она тоскует по своему поместью. А театр — с его бесконечными интригами, завистью, засилием молодых выскочек — вовсе не предел мечтаний. К тому же, пора театрального расцвета явно осталась в прошлом. Жители Болгарии гоняли по «видакам» американские фильмы и смотрели спутниковое телевидение. У театральных касс очереди не выстраивались.
— Какое счастье, дочка, что ты вовремя спаслась с тонущего корабля, сказал отец. — Как ни печально признавать, но театр сегодня мало кому нужен. Ты видела пустой зал? Ах, ты ещё не играла перед пустым залом? — Его глаза, легко наполнявшиеся слезами в трагических ролях, смотрели сухо и зло. — Это хуже, чем смерть…
… Вскоре Снежина родила графу наследника — Арнольда-Генриха Флоренштайна. В поместье на крестины прибыли болгарские бабушка и дед, и задержались надолго. Снежина похорошела, помолодела, и в компании своих детей — одиннадцатилетней Софи и голубоглазого блондинчика Арно — выглядела потрясающе. Глава семьи охотно фотографировался для светской хроники и благодушно улыбался сочинениям «писак», которых прежде держал от себя на расстоянии пушечного выстрела.
Гурмана, повесу, светского льва — Генриха Флоренштайна, наконец, укротила болгарская красавица. Он стал завидным семьянином, настоящим хозяином поместья, восстанавливающим традиции своего рода. В отреставрированных конюшнях появились прекрасные лошади, в теплицах вновь расцвели редкие сорта орхидей. В январе на стол подавали клубнику и дыни с собственного «огорода». А какие здесь устраивались приемы! Снежина полюбила путешествия, окружила себя блестящим обществом, в котором неизменно сияла. Она немного играла на фортепиано, очаровательно пела и оказалась неподражаемой собеседницей, умевшей не подавлять, а радовать друзей своей эрудицией.
— Мне нравится быть графиней, вот и все. Роль твоей жены — мое лучшее творение, — говорила она супругу.
— Я знаю, детка. У тебя редкий талант. — Он настороженно заглядывал в черные блестящие глаза жены. Граф не терпел конкурентов, тем более, не собирался делить ни с кем привязанность своей драгоценной жены. — Надеюсь, ты не пожалеешь о сделанном выборе. Оперные певцы капризны, как женщины, и чертовски непостоянны.
— Никогда не думай об этом! — Нахмурилась Снежина. — Я не изменяла Мирчо. И теперь у меня не может быть других мужчин… Ах, милый! — Снежина по-кошачьи гибко прильнула к Генриху. — Ты же сам прекрасно знаешь, что Снежная королева растаяла… Я люблю тебя, дорогой, и намерена осуществить сказку о фантастически счастливом браке.
После школы Софи отправили в Сорбонну. Она мечтала о профессии тележурналиста, снимая репортажи видеокамерой с десяти лет. Снежина нехотя рассталась с дочерью, которая, наконец, доросла до возраста настоящей подруги. Но через год девушка вернулась в поместье, заявив, что намерена отдохнуть, поколесить по миру, набраться опыта, а уж потом решать такое серьезное дело, как выбор профессии. Истинная же причина скрывалась в личной драме.
— Мама! Я должна, наконец, поумнеть! — В эти дни Софи перешла от привычного «Ина» к «маме». Девочка, всегда чувствовавшая себя взрослой и чрезвычайно разумной, нуждалась в защите и помощи. Друг Софи — её первый настоящий парень — оказался подонком.
Выслушав трогательную и до смешного заурядную историю отчаявшейся дочери, Снежина про себя рассмеялась, хотя на её лице застыло скорбное сочувствие. Она знала, как быстро затянется рана семнадцатилетней глупышки и как много раз она ещё скажет, сияя: «Я влюбилась, ма!», а потом: «Я так несчастна…». Ни красота, ни ум, ни душевное тепло не защитят девочку от ударов судьбы. Она должна испытать их на собственной шкуре, избавляясь от излишней доверчивости и тяги к безоглядной влюбленности.
— Ты сделаешь выводы, правда, детка? Нельзя терять голову от каждого смазливого паренька, обещающего бросить к твоим ногам весь мир. — Она перебирала кудри Софи. Уткнувшись в колени, девочка тихонько всхлипывала.
— Никого никогда больше не полюблю! Всех буду заманивать и бросать! Как царица Клеопатра.
— Слава Богу, что пострадала только твоя неопытность… Ты даже себе не представляешь, сколько проблем снимает безопасный секс… В мое время девчонки делали в тайне от родителей аборт. И была опасность заразиться венерическими заболеваниями. Брр! Моя подруга чуть не умерла — она пыталась избавиться от ребенка, наглотавшись таблеток.
— С этим все в порядке, мама. Спида и беременности у меня точно нет. Зато в душе вот такущая рана! — Она хмурилась, показывая распахнутыми руками размеры душевной травмы.
— С ней мы справимся, дочка. — Они обнялись, чернокудрые красавицы, так похожие на сестер.
… Софи решила продолжить учебу в парижском университете. Она писала матери огромные письма, на все праздники приезжала домой и вот теперь притащила с собой целую кучу друзей.
— Господи, куда смотрит Юрген! — Ужаснулась Снежина. Через зеленую лужайку к ним неслась целая свора борзых. — Я же не разрешаю выпускать собак раньше шести вечера!
— Ма! Юргена упросила Кери. Она такая собачница — всех щенят перецеловала.
— Для английской аристократки эта юная леди слишком бесцеремонна.
Собаки уже юлили у ног Снежины, тыкались мордами в колени Софи. Запыхавшись, к Снежине подбежала Кери — худенькая, мальчишеского типа блондинка. Щенок борзой лизал ей щеку.
— Прошу прощения, фрау Флоренштайн! Я не смогла удержать их. Мы хотели порезвиться на лужайке за хозяйственным флигелем. Но собаки ринулись к вам. — Девушка говорила с сильным английским акцентом. Кери и её брат Кеннет учились вместе с Софи и уже пару раз бывали в замке.
— Мама не сердится. Она у меня прелесть, — сообщила Софи, припустившись прочь. Собаки устремились вслед за ней.
— Кери, если не секрет, Хасан твой поклонник? — Снежина сделала вид, что поправляет картину на подрамнике.
— Нет! Ни он, ни его спутник. Гариб на самом деле слуга. Ведь у Хасана какой-то важный титул. Вообще, я не разбираюсь в восточных делах. Надо спросить у Кеннета. — Девушка покосилась в сторону умчавшейся Софи. — Могу лишь сказать наверняка — мой брат неравнодушен к вашей дочери.
— Это я заметила, когда он тащил её на руках. Софи изображала травму. Упала с лошади, подвернула ногу!
— Ха! Конечно. Нам всем приятно, когда парни носят нас на руках.
Кери нельзя было назвать даже хорошенькой, но веселый нрав и умение легко ладить с людьми придавали ей некий шарм. Снежина не удивилась бы, узнав, что арабский аристократ неравнодушен к ней. Только бы Софи не увлеклась этим мрачным типом. Можно быть принцем и даже королем, но вот занудой — не рекомендуется. Тем более, человеку, обличенному властью. Ему следует проявлять поменьше высокомерия, находясь в гостях в чужой стране.
— Надеюсь, вы хорошо распорядитесь временем, этим чудесным озером, волшебной погодой и своей юной безалаберностью. — Снежина с улыбкой подмигнула англичанке. — А вон и Кеннет бредет. По-моему, он не выспался, но уже мечтает о турнире в теннис.
Долговязый парень, чем-то напоминавший русского шахматиста, отдыхавшего некогда в «Спутнике», брел через вымощенную булыжником площадку, косолапя крупными ступнями в теннисных туфлях. Он был в шортах, тенниске, в очках и мириадах веснушек — увеличенная копия миниатюрной сестры.
«Боюсь, ничего у тебя не выгорит, парень», — подумала Снежина, убедившаяся, что её дочь привлекают лишь выдающиеся личности или эффектные, брызжущие юмором и энергией плейбои. Редко кто из подростков может заявить, что влюблен не в кинозвезду, а в пожилого, полного кинорежиссера, вдобавок. известного лишь по фотографиям. Софи с пятнадцати лет, с тех пор, как посмотрела ретроспективу фильмов Феллини, торжественно объявила, что итальянский режиссер стал её кумиром. И что она там поняла? Что поняла девочка в кинофильмах, ставящих в тупик значительно более искушенных зрителей?
