Инна Бачинская - Поджигательница звезд
Были у Шипика и хорошие стороны, одна, во всяком случае: неписаный кодекс поведения, согласно которому кот никогда ничего не позволял себе дома. А однажды поймал мышь, после чего Вера, прожужжавшая все уши Шибаеву про эту мышь, отмякла. Как-то постепенно все стали звать кота Шпаной, сначала в шутку, а потом всерьез – кличка прижилась, она подходила коту больше, чем Шипик – ни рыба ни мясо. Когда они с Верой развелись, бывшая жена категорически отказалась брать кота, а Павлик еще долго рвался к Шпане. Когда они гуляли по выходным, сын подробно расспрашивал, как там Шпана. И Шибаев рассказывал, что кот вчера опять подрался, и ему опять расцарапали нос, что он научился запрыгивать домой в форточку и открывать лапой холодильник. Павлик громко смеялся, слушая о подвигах кота, не подозревая, что папа многое придумывает, а Шибаев смотрел на сына и тоже радовался.
Оставшись одни, Шибаев и кот мирно сосуществовали, не наступая друг другу на горло. Когда Шпана был голоден, он подходил к хозяину и сипло мяукал. Он не умел мяукать громко – видимо, сорвал голос еще в детстве, а кроме того, был вообще неразговорчив. Поев, снова подходил к Шибаеву и тыкался круглой башкой ему в колено – благодарил. После чего шел на диван вздремнуть перед работающим телевизором, который его завораживал.
И вот теперь Шибаев сидел на корточках над умирающим котом, держа его за лапу. Алик угадывался где-то сзади. Кот вдруг издал горловой звук, вытянулся и запрокинул голову. Шибаев почувствовал жжение в глазах.
– Чем больше я узнаю людей, – пробормотал сзади Алик, – тем больше мне нравятся… коты…
Шибаев встал и пошел из кухни. Алик побежал следом.
– Саша… – предостерегающе произнес он из-за его плеча. – Саша, не надо! Давай еще раз к ветеринару!
Но Шибаев не услышал. Он остервенело давил на кнопку звонка на соседской двери, и лицо у него было перевернутое.
– Ты… блин… ключи надо носить, – раздалось из-за двери невнятно, и она распахнулась. Увидев, кто стоит на площадке, сосед Колян, пьяница и чмо болотное, попытался захлопнуть дверь, но Шибаев успел вставить ногу. – Чего надо?
– Сейчас узнаешь! – Александр шагнул внутрь.
– Ты, Сашок… эта… что случилось? – залепетал Колян.
– Ты что с котом, *censored*, сделал? – Шибаев испытывал слепящую ярость.
– А что… ничего! Поучил малость, а чего он, зараза, на стол лезет! – Вспомнив, как кот сидел на столе, Колян вдруг осмелел и пихнул соседа кулаком в грудь. Пьяный, он переходил от желания обнять весь мир к агрессии мгновенно. – Твой кот… блин… мы таких с пятого этажа… пацанами! Я тебя давно секу… за Светкой, ментяра поганый! Я все знаю! Она твоему коту дает мясо! Мужу суп, а этой падле мясо! За мои деньги! Я все знаю… как ты ее… как она к тебе бегает… все соседи… эта… А ну, давай отсюда!
Он завелся и верещал дурным голосом. Оказывается, дело не только и не столько в коте, застуканном на столе, сколько в ревности, этом зеленоглазом чудище. Колян, оказывается, ревнует жену к соседу.
Шибаев размахнулся, и Колян отлетел к стенке. Александр вложил в удар все разочарования последних дней, не чувствуя боли в ушибленной руке, не замечая крови. Он размахнулся еще раз, и тогда на нем повис Алик с криком: «Саша, не надо! Отпусти!», он опомнился.
– Пойдем, Саша, пойдем, – приговаривал Алик, таща Шибаева к двери. Они вышли на площадку. Дверь за ними сразу же захлопнулась, Колян прокричал что-то обидное им вслед и загремел внутри замками, и Алик сказал с облегчением: – Живой! – Подумал и добавил: – Он ударил первым. Ты защищался! Если что, я свидетель.
Они вернулись к себе, постояли молча над Шпаной, который все еще дышал, а душа его, если у котов есть душа, наверное, уже пробиралась где-то там, в запредельном мире, по незнакомым тропам, среди высокой травы, принюхиваясь к незнакомым запахам и замирая с поднятой лапой при каждом шорохе…
Глава 16
Точки над «i»
Кристина вытерла слезы и побрела на кухню. Включила кофеварку и задумалась. Игорь… Все-таки позвал… Она улыбнулась, запрокинула голову, потянулась… Как все складывается… Целых четыре года. Бесконечных четыре года! Но она надеялась. Все время надеялась! Она знала, что позовет. Не может не позвать. Ждала, проверяла почтовый ящик, где, кроме счетов, никогда ничего нет. Вспоминала… Как он любил ее! Господи, как он любил! В секретере целая папка рисунков – Примавера в венке из хмеля, Мавка с охапкой полевых цветов, Ундина в короне из горящих гроздей рябины… Белые волосы, прозрачные глаза, улыбка на кончиках губ… Все она, Кристина. Он насмотреться на нее не мог. Однажды ночью она проснулась – горела свеча, Игорь сидел в кресле с альбомом. «Не шевелись, – прошептал он. – Еще чуть-чуть!» Она закрыла глаза, вспыхнув, испытывая такое счастье, что впору взлететь.
Он научил ее не стесняться своего тела. «Тебе не нужна одежда, – говорил он. – Ты совершенство. Посмотри!» Он подводил ее к зеркалу. Зеркало отражало ее светящуюся наготу. Она краснела, отворачивалась, хватала халатик, пыталась прикрыться. Игорь смеялся, сбрасывал одежду, становился рядом. Двое языческих богов смотрели на них из магического кристалла. Фавн и его подружка. Фавн в венке из колосьев и его подружка с зелеными веточками, вплетенными в длинные светлые волосы. Вплетал их Игорь, а она сидела у него на коленях…
– Ты Морена, – говорил Игорь.
– Кто такая Морена? – счастливо спрашивала она.
– Славянская языческая богиня. Юная, прекрасная и мудрая.
Он гладил руками и губами ее плечи и грудь, опускался на колени, а она чувствовала – еще миг, и она упадет замертво. Она обнимала Игоря, искала губами его губы, колола пальцы о венок из колосьев.
Они стояли, обнявшись, и Игорь шептал едва слышно:
– Ты моя Морена! Морена из колодца земли, из лесного родника, из листьев и цветов. Я вижу тебя… на камне, с влажными волосами, ты набираешь воды в горсть и пьешь. А там не вода, а вино! Ты сидишь на камне, пьешь вино из горсти и пьянеешь! А из кустов подглядывает сатир… в венке из колосьев, трясет бородой, топает от нетерпения копытами…
Игорь любил ее словами. Он забрасывал ее словами. Слова его были необычны и странны, и она не всегда понимала их. Она жадно впитывала их, испытывая желание, восторг и любовь, от которых разрывалось сердце…
Кофеварка щелкнула, и Кристина очнулась. Видение фавна и его подружки с веточками в волосах исчезло. Позвал! Она счастливо улыбнулась. Понял, что любит! Все-таки позвал.
Она налила себе кофе, села на табуретку. Мобильник взорвался писком потревоженной птицы. Она нехотя протянула руку
– Это я, привет! – сказал мужчина. – Ну что? Собираешься? На крыльях любви?
– Собираюсь, – ответила она сухо. Этот, как всегда, не вовремя. Со своими дурацкими шуточками. Хотя, за известие от Игоря она многое готова ему простить.
– Я сейчас приеду! Кофе напоишь?
Кристина не ответила и отключилась. Скажи она «нет» – он все равно приедет. Он всегда делал, что хотел. И другие делали то, что он хотел. Этот тип. Она так и называла его – этот тип. А Игорь смеялся. Она неторопливо пила кофе, глядя в окно. Там сгущались тучи. Первые редкие капли ударили в стекло. Заслышав звонок, Кристина вздрогнула, но не двинулась с места. И только когда звонок повторился еще несколько раз, пошла в прихожую.
Это был мужчина, с которым ее видел Шибаев, владелец белого «Мерседеса». Он шумно и радостно расцеловал Кристину в обе щеки, сунул ей в руки цветы и фирменную разноцветную торбу из «Шоколадницы», самой крутой городской кондитерской. В гостиной он по-хозяйски расположился на тахте.
– Рассказывай! А где чемоданы?
Кристина подавила привычное раздражение, которое он в ней вызывал. Друг Игоря… Ладно, ему зачтется, пусть живет. Она уедет и никогда больше сюда не вернется. Никогда! А он останется. Конец истории. Он всегда подавлял ее своей… жовиальностью. Она впервые услышала это словцо от Леонида Стояновича, он же и объяснил ей его значение. «Наш жовиальный сибарит Пусик» – называл он этого типа снисходительно и радовался его приходу. Их чинный дом сразу оживлялся, наполнялся громкими голосами, смехом и последними городскими сплетнями. Старик даже соглашался пригубить вино, принесенное этим типом, хотя был записным трезвенником. Кристина не понимала, что связывает их – высокомерного старика с аристократическими привычками и тонкого нежного Игоря – с этим человеком, в котором всего было с избытком – громкого голоса, громкого смеха, дурацкого оптимизма, дурацких анекдотов, которых она не понимала, бьющей через край энергии и постоянной готовности сию минуту куда-то бежать – на пикник за город, в Египет за кораллами, на ночной лов раков, в «Английский клуб» на чью-то свадьбу, куда его никто не приглашал. «Друзей детства, Кристиночка, к сожалению, не выбирают, – говорил Леонид Стоянович, – они данность. Они просто есть. А может, к счастью. Лотерея…»
