Инна Бачинская - Поджигательница звезд
– Перебьешься, – пробормотала Кристина, стоя посреди комнаты. Она слышала, как захлопнулась входная дверь, но не шелохнулась. Потом взяла с журнального столика белый прямоугольник и спрятала в карман джинсов.
Потянулась к мобильнику, но передумала и убрала руку. Вытерла слезы. Двумя пальцами подняла с пола носовой платок… того, вынесла на кухню и сунула в мусорный бачок. Налила в чашку остывший кофе, села к столу. Задумалась, прикидывая, что взять с собой.
Небо за окном затянулось свинцовой пеленой. Дождь превратился в град. Дребезжали, грозя вылететь, оконные стекла. По подоконнику прыгали белые шарики льда.
– Послезавтра я увижу Игоря, – произнесла Кристина громко. И повторила еще раз: – Послезавтра я увижу Игоря!
Он все-таки позвал ее! Она знала! Она всегда знала! Кристина представила себе дом Игоря, громадный, красивый, везде картины. В южном стиле, с красной черепичной крышей и белыми стенами. И с названием… там все виллы как-нибудь называются, она видела в кино. Вилла Касабланка… Касаморена… Каса Кристина! Много солнца, море, песок и крики чаек. Они идут по бесконечному берегу босиком, на ней широкополая соломенная шляпа и длинная голубая юбка в испанском стиле, ярусами, мокрая от морских брызг, они держатся за руки и идут, идут… Игорь смуглый от местного солнца, сверкают зубы в улыбке, сверкает море, белые чайки, желтый песок… Проплывает мимо веселый пароход, с палубы несется жаркая музыка, пассажиры машут им…
Игорь…
Она пила мелкими глотками остывший кофе, перед ней лежала шикарная коробка с конфетами – цукаты в шоколаде, ее любимые, тягучие кусочки ананаса, киви, дольки мандарина и клубника, – она клевала их одну за другой, прикидывая, что взять с собой из одежды, что сдать в химчистку, что докупить. «К косметологу, в парикма*censored*скую, – мысленно загибала она пальцы. – Сказать на работе, оставить ключ Елизавете Семеновне, закрыть балкон и окна, выключить холодильник, не забыть свет… Забрать билет!»
Прощай, Ши-Бон! Прощай, моя сладкая детская любовь! Мы не увидимся больше. Спасибо! Спасибо, спасибо… Желаю и тебе найти свою любовь. Нужно только ждать и надеяться… и все у тебя будет!
Глава 17
Подруги. Милая дамская болтовня
Ирина Рудницкая снова осталась дома. Уже третий день она слонялась по квартире в ночной рубашке со стаканом вина в руке – своего любимого портвейна. Вино смягчало яростное недовольство жизнью, и все воспринималось как бы в тумане. Не выпуская стакана, она включала телевизор, смотрела бесконечный сериал, тягомотину, где герои все никак не могли выяснить, кто кого любит, отпивала портвейна и громко, не стесняясь в выражениях, высказывалась по поводу *censored*ов, которые это смотрят. С отвращением рассматривала себя в зеркале, один раз даже плюнула в свое отражение. Но и это не помогло. Смысла в жизни по-прежнему не было. Семьи, детей, мужа тоже не было. Любовника, хоть завалящего, но постоянного, и того нет. Правда некоторые набивались, и немало, клиенты-туристы и иностранные коллеги, особенно в Египте и Турции – горячие назойливые мужчины, от которых одуряюще несло сладким парфюмом. Тьфу!
И этот частный агент… как его? Ши… Шибаев! Все вранье! Что она, идиотка? Не понимает? Какие, к черту, грузинские родственники? Какое наследство? Она же читает газеты! Написали, что двадцать – двадцать пять лет, а то и больше. Не больше! Двадцать пять! Бесконечных двадцать пять лет! А ведь она знала! Знала, что раскопают, что вылезет когда-нибудь. Ничего нет тайного… Страшно. Господи, как страшно! Она тогда целый год спать не могла, пока не успокоилась. Да и сейчас, стоит проснуться ночью… Самое распоследнее дело просыпаться ночью, и самое подлое время – три часа утра! Наваливается и душит! Даже портвейн не спасает. А этот Шибаев… как он отодвинул ее, с каким облегчением вскочил! Он не захотел ее! А она распустила чары, дура, халат распахивала, бровками играла – ух, какая! Львица! Ей такие всегда нравились – блондин с серыми глазами, сильный, жесткий, руки красивые… как он с краном тогда, мускулы напряглись, хребет на спине рельефом… и не дурак, сразу видно. Сосед сверху тоже накачанный… и не против, косяки кидает, и смотрится супер, пока рот не раскроет, а как раскроет, сразу бэ-э-э, и пофигу вся физподготовка. Не повелся. Старая… Старая! Морщинки под глазами, грудь обвисла, мослы торчат. Шея, руки… Был бы свой мужик – незаметно, старели бы вместе… Просвистела. Книжку он выпустил, стихи… Бездарь! А ведь в ногах валялся… Ненавижу! А этот… детектив, ведь смотрел же! Она видела, как он смотрел. Молодой, здоровый, всегда готов, а ее не захотел! Сбежал.
Она со стуком поставила пустой стакан на журнальный столик, улеглась на желтый диван лицом вниз и завыла. Была в этом своя прелесть и сладость – повыть, зарывшись лицом в подушку, позахлебываться в соплях и слезах, пожалеть себя, нырнуть на дно. Ждать, пока отпустит…
Просто удивительно, как ранимы на самом деле эти сильные беспощадные женщины, которых панически боятся домашние, соседи и подчиненные.
На сей раз не получилось – не отпустило, не помогли ни портвейн, ни сопли. Страх, который всегда в ней жил и прятался где-то там, глубоко, ядовитой пеной поднялся на поверхность, и она стала задыхаться.
В таком жалком состоянии застала Ирину ее лучшая подруга Даша Койдан, которая, как всегда, ввалилась без звонка. Она никогда не предупреждала заранее, а заскакивала по дороге и застревала надолго.
– Господи, ну и жара! – простонала Даша, роняя на пол сумку с продуктам. – Тридцать восемь! Думала, подохну! Ты как? Была у тебя, сказали, ты болеешь. Попить нету? Холодненького? – Она вытерла красное распаренное лицо подолом майки. Всмотрелась в Ирину – свет в прихожей был слабоват. – Ты что, мать? И правда больна?
Ирина стояла в прихожей босая, нечесаная, в мятой ночной рубашке. С трудом удерживалась в вертикальной позиции. Даша, толстая, одышливая, в длинной юбке и бесформенной майке, стояла перед ней клуша клушей. В другое время Ирина отчитала бы ее за старушечью юбку, пацанскую красную майку, за общий дурацкий вид. Но не сейчас. Сейчас это было неважно.
– Что случилось? – спросила Даша встревоженно. – Ты чего… такая?
– Нормальная, – буркнула Ирина. – Так и будешь стоять? Заходи, раз пришла. Чай? Кофе? Предупреждаю сразу, варить будешь сама. Сок в холодильнике.
Она повернулась и пошла в комнату, оставив подругу одну. Даша покачала головой и направилась в ванную. Открутила кран, подождала, пока потечет холодная, с наслаждением умылась. Посидела на краю ванны, приходя в себя, прикидывая, не принять ли душ. Решила принять и стала раздеваться.
Она стояла под едва теплым душем, и ей казалось, что она рыба, которую подобрали на полу и бросили в воду, и теперь она оживает, дышит и шевелит плавниками. И улыбается.
Завернувшись в полотенце, Даша, большая, розовая, сияющая, появилась на пороге гостиной. Отметила острым взглядом беспорядок, бутылки под журнальным столиком, грязные бокалы – один с недопитым вином, значит, был мужчина. Никто не пьет сразу из двух бокалов, даже Ирка. Был и ушел, не допив, а Ирка в депрессии. Метания, порывы, сопли и «психи» (так она это называла) подруги Даше непонятны. Был муж, даже целых два. Первый – Максим – умница, известный журналист, какие стихи писал! Ей бы кто такие написал. Какого рожна Ирке надо было? Денег не хватало, видите ли. Второй – с деньгами, зато жлоб, двух слов связать не мог, шлепал по заднице всех баб подряд и гоготал. Ужас! Сейчас в тюрьме. Хоть и дурак, а жалко. Даша съездила к нему однажды, привезла пирог, сама пекла, человек все-таки. И всякие вкусные вещи. Он глазам не поверил, спрашивает: а где Ирка? Думал, они вдвоем. А потом вдруг расплакался и стал жаловаться, как любил Ирку, суку жадную, все ради нее, все ей мало было! И любит до сих пор. А она ни разу даже не написала! Сказал, вот ты, Дашка, ты ж нормальная баба, добрая, честная, а одна. Потому что нас, мужиков, всегда в грязь тянет, в подлость, натура такая звериная, что ли?
Передал Ирке письмо, а та и читать не стала. А ее отругала и высмеяла. Сказала, тоже мне, мама Тереза, хоть к болячке прикладывай. Мечется Ирка, а чего – непонятно. Как будто бежит, догоняет кого-то, боится упустить, руку тянет урвать, а не урывается. Как проклятье какое-то! И ведь винить некого, характер такой, что не подступишься. Одна она, Даша, способна выдержать и усмирить ее. Дать по мозгам и привести в надлежащий вид.
И у нее, Даши, тоже ни семьи, ни детей, ни мужа. Был Денька… бедный! Она до сих пор помнит тот проклятый день, когда позвонил Стас Куртов, брат Деньки, и сказал, что его нет… погиб. А больше никого. Никогда! А кто виноват – неизвестно. Наверное, что-то в ней тоже не так, но с другим знаком. Судьба. Кто с какой уродился, как говорят…
Ирка лежала лицом в подушку. Даша вздохнула и принялась наводить порядок. Распахнула окно, впустила свежий воздух. Северная сторона, на улице чуть попрохладнее, чем в квартире. Достала из-под столика пустые бутылки, сгребла бокалы, вынесла на кухню. Открыла коробку с кофе, улыбнулась, вдохнув сильный терпкий запах. Включила кофеварку, потянулась за чашками. Она двигалась в тесной Иркиной кухне легко, будто танцевала.
