Майкл Коннелли - Пятый свидетель
От такого их равнодушия все мое тело пронзила боль. Но я устал и хотел, чтобы они ушли.
— Не беспокойтесь, детективы, — сказал я. — Возвращайтесь к преступлениям против личности и заполняйте свои бумаги. Об этом деле можете забыть. Я сам о нем позабочусь.
И я закрыл глаза. Это было единственное, на что у меня еще хватило сил.
Когда я в следующий раз поднял веки, в углу палаты на стуле сидел и неотрывно смотрел на меня Циско.
— Привет, босс, — сказал он тихо, словно его обычный трубный голос мог причинить мне боль. — Как живешь-можешь?
Окончательно очнувшись, я закашлялся, и это вызвало пароксизм боли в мошонке.
— С поворотом на сто восемьдесят градусов влево.
Он улыбнулся, решив, что я брежу. Но сознание у меня было достаточно ясным, чтобы помнить, что это его второй визит и что во время первого я просил его кое-что выяснить.
— Который час? Я теряю счет времени от того, что все время сплю.
— Десять минут одиннадцатого.
— Четверг?
— Нет, утро пятницы, Мик.
Значит, я проспал больше, чем думал. Я попытался сесть, но всю левую часть тела окатила волна жгучей боли.
— Господи Иисусе!
— Ты в порядке, босс?
— Что-нибудь разузнал для меня, Циско?
Он встал и подошел к кровати.
— Не все, но продолжаю работать. Я заглянул в полицейский протокол. Там информации не густо, но сказано, что тебя нашла бригада ночных уборщиков, которая явилась на работу около девяти вечера. Они обнаружили тебя лежащим на холодном гаражном пандусе и вызвали полицию.
— Девять часов — это вскоре после нападения. Они ничего больше не видели?
— Нет, не видели. Если верить протоколу. Я собираюсь сегодня вечером сам их порасспросить.
— Хорошо. А что в конторе?
— Мы с Лорной проверили все предельно тщательно. Похоже, внутри никто не побывал. Ничего не пропало, насколько пока можно судить. А ведь контора оставалась всю ночь незапертой. Думаю, их целью был ты, Мик, а не офис.
Поступление лекарства через капельницу регулировалось системой, которая отпускала сладкий сок обезболивания в соответствии с импульсами, поступавшими от меня через компьютер, находившийся в соседней комнате и запрограммированный кем-то, кого я никогда не видел. Но в тот момент этот виртуальный благодетель был главным действующим лицом моей жизни. Я ощутил холодное покалывание усилившейся струи, которая через руку вливалась мне в грудь, и замолчал, ожидая, когда успокоятся кричащие окончания моих нервов.
— Что ты думаешь обо всем этом, Мик?
— У меня в голове пустота. Я же сказал тебе: они мне неизвестны.
— Я не о них. Я о том, кто их послал. Что подсказывает тебе печенка? Оппарицио?
— Это, конечно, одна из вероятностей. Он знает, что мы у него на хвосте. Да и если не он, то кто?
— А как насчет Дэла?
Я покачал головой.
— Ему-то зачем? Он уже украл у меня договор и заключил сделку. Зачем после этого избивать меня?
— Может, просто чтобы осадить. Может, чтобы добавить проекту интриги. Так она приобретает дополнительное измерение — новый аспект.
— Это кажется натяжкой. Мне больше нравится версия с Оппарицио.
— Но зачем это ему?
— Зачем-то. Чтобы осадить, как ты говоришь. Предупредить. Он не хочет выступать свидетелем и барахтаться в дерьме, которое, как ему известно, у меня на него имеется.
Циско пожал плечами:
— Я все же не уверен.
— Вообще, кто бы это ни был — не важно. Меня это не остановит.
— Что конкретно ты собираешься делать с Дэлом? Он ведь украл договор.
— Я думаю об этом. К тому времени, когда выйду отсюда, у меня будет план насчет этой резиновой спринцовки.
— Когда это может случиться?
— Наверное, после того, как они решат, ампутировать мне левое яичко или нет.
Циско скривился так, словно я говорил о его левом яичке.
— Да, я тоже стараюсь об этом не думать, — сказал я.
— Ладно, тогда давай дальше. Что насчет тех двоих? Значит, это были два белых парня чуть-чуть за тридцать, в кожаных летных куртках и перчатках. Что-нибудь еще вспомнил?
— Не-а.
— Никакого местного или иностранного акцента?
— Насколько помню, нет.
— Шрамы, прихрамывание, татуировки?
— Во всяком случае, я ничего такого не заметил. Все произошло слишком быстро.
— Знаю. Как думаешь, ты сможешь их узнать по каталогу?
Он имел в виду полицейский каталог паспортных фотографий.
— Одного смогу. Того, который со мной разговаривал. На другого я почти не смотрел. А как только он мне первый раз врезал, я уже вообще ничего не видел.
— Понятно. Над этим я еще поработаю.
— Что еще, Циско? Я начинаю уставать.
В подтверждение я закрыл глаза.
— Ну, Мэгги просила меня позвонить, когда ты очнешься. Ей не везло: каждый раз, когда они с Хейли приходили сюда, ты был без сознания.
— Можешь позвонить. Скажи, чтобы разбудила меня, когда они придут. Я хочу видеть дочку.
— Ладно. Скажу, чтобы она привезла Хейли после школы. А пока Баллокс просит разрешения принести тебе на утверждение и подпись ходатайство об отсрочке, которое она хочет подать до конца сегодняшнего дня.
Я открыл глаза. Циско перешел на другую сторону кровати.
— О какой отсрочке?
— Об отсрочке вступительных слушаний. Она собирается просить судью отложить их на несколько недель в связи с твоей госпитализацией.
— Нет.
— Мик, сегодня пятница. Слушания — во вторник. Даже если тебя выпустят отсюда к тому времени, ты будешь не в том состоянии, чтобы…
— Она справится сама.
— Кто? Баллокс?!
— Да, Дженнифер. Она умница. И вполне сумеет это сделать.
— Она умница, но еще зеленая. Ты в самом деле хочешь, чтобы человек только что со школьной скамьи выступал от имени защиты на вступительных слушаниях по делу об убийстве?
— Это всего лишь вступительные слушания. Буду я там присутствовать или нет, процесс по делу Треммел все равно назначат. Самое большее, на что мы можем рассчитывать, — это чуточку заглянуть в стратегию обвинения, и Дженнифер в состоянии все заметить и доложить мне.
— А ты полагаешь, что судья позволит? Он может счесть это попыткой создать повод для жалобы на неэффективную защиту в момент вынесения окончательного приговора.
— Если Лайза подпишет согласие, то все будет в порядке. Я позвоню ей и скажу, что это часть нашей стратегии. Дженнифер проведет здесь у меня какое-то количество времени в выходные, и я ее натаскаю.
— А в чем состоит на самом деле стратегия защиты, Мик? Почему бы не подождать, пока ты отсюда выйдешь?
— Потому что я хочу, чтобы они думали, будто у них получилось.
— Кто — они?
— Оппарицио. Или кто-то другой, кто это устроил. Пусть думают, что вывели меня из строя или что я испугался. Что угодно. Дженнифер справится со вступительными слушаниями, а во время процесса я возьму дело в свои руки.
Циско кивнул:
— Понял.
— Ну и хорошо. Теперь иди и позвони Мэгги. Скажи, чтобы разбудила меня независимо от того, что ей будут говорить медсестры, особенно если она приедет с Хейли.
— Сделаю, босс. Только… э-э-э… есть еще одна вещь.
— Какая?
— Там, в приемной, сидит Рохас. Он хочет тебя проведать. Я велел ему ждать. Он и вчера приходил, но ты спал.
Я кивнул. Рохас.
— Ты проверил багажник?
— Да. Никаких следов взлома, никаких царапин на замке.
— Хорошо. Иди и пошли его ко мне.
— Ты хочешь разговаривать с ним один на один?
— Да. Один на один.
— Как знаешь.
Циско ушел, а я, схватив пульт управления, медленно, корчась от боли, приподнял изголовье кровати градусов на сорок пять, чтобы встретить следующего посетителя полусидя. Перемена позы пронзила меня новым приступом обжигающей боли, мне показалось, что по грудной клетке стал распространяться огонь — как августовский пожар в подлеске.
Рохас, приветственно маша рукой и кивая, робко вошел в палату.
— Привет, мистер Холлер, как дела?
— Дела бывали и лучше, Рохас. А как твои?
— Все в порядке, все в порядке. Я просто хотел заглянуть, поприветствовать и все такое.
Он нервничал, как одичавший кот. И кажется, я знал почему.
— Очень мило с твоей стороны. Почему бы тебе не присесть вон на тот стул?
— Хорошо.
Он сел на указанный мной стул в углу, что давало мне возможность полностью держать его в поле зрения. Так я мог заметить и прочесть любое телодвижение, любой жест, все нюансы мимики. Рохас уже демонстрировал некоторые классические признаки лицемерия — старался не смотреть в глаза, неуместно улыбался, постоянно двигал руками.
— Врачи говорят, как долго они еще вас здесь продержат? — спросил он.
— Еще несколько дней, полагаю. Как минимум пока я не перестану писать кровью.
— Господи, какой кошмар! Тех, кто это совершил, ведь поймают, да?
