Анна Малышева - Отель «Толедо»
– Если мы ее не дождемся, она окончательно на меня обидится! – возразила Александра. – Подождем пять минут…
Эльк пожал плечами:
– Как хочешь. Я бы с удовольствием вообще не ходил на этот ужин. Но нельзя – меня ждут. Есть один важный разговор… Давай пройдемся немного, присесть все равно негде – скамейки мокрые.
Он вновь взял ее под руку, и они медленно пошли вдоль площади. Поравнявшись с особняком Елены Ниловны, Эльк остановился под фонарем и запрокинул голову. Казалось, он считает освещенные окна, занавешенные тонким белым муслином, прозрачным и ничего не скрывавшим. Здесь, на Старом Юге, в респектабельных особняках порой нарушалось давнее правило Амстердама – не завешивать окна вообще ничем. Александра тоже окинула взглядом особняк. Было видно, что внутри царит оживление – везде горели люстры, по комнатам то и дело проходили люди. Одна фигура, которую художница заметила в самом верхнем, четвертом этаже («третьем, – поправила себя Александра, – по здешним меркам – третьем!»), была неподвижна. Там, наверху, под самой крышей, у единственного круглого окна стояла и курила женщина. Александра не видела ее лица – свет падал сзади. Что-то в этом черном силуэте, в его очертаниях, казалось безотчетно знакомым и тревожило. У художницы постепенно возникло отчетливое ощущение, что женщина в окне тоже смотрит на нее. «Мы стоим под самым фонарем, – думала Александра. – Она видит меня куда лучше, чем я ее… Она уже погасила сигарету и просто стоит, смотрит вниз, судя по положению головы… Смотрит прямо на нас…»
Внезапно она с силой сжала запястье своего спутника:
– Смотри! Смотри!
– Что такое?! – Он изумленно повернулся к ней.
– Нет, смотри туда! – Художница указывала наверх, на освещенное окно последнего этажа, откуда уже исчез черный женский силуэт. – Все… Ушла! Идем скорее, идем!
– Что ты там увидела? – Эльк беспокойно оглядывал окна.
– Женщина, понимаешь… Там стояла женщина… – сбивчиво говорила Александра. – И у нее была такая прическа… Я не сразу сообразила! Хвостики за ушами, короткие хвостики! Такая точно прическа была у Нади! И она смотрела на меня! Она меня узнала!
– Да-а?! – протянул Эльк, делая шаг назад и еще сильнее запрокидывая голову, пытаясь что-то разглядеть в опустевшем круглом проеме окна. – Слушай, а ведь тут нет ничего невозможного! Твоя подруга занималась антиквариатом, а салон Стоговски – это как раз то место в Амстердаме, где можно встретить любого антиквара. Сточная канава, куда стекаются все помои…
Последние слова Эльк прибавил еле слышно, почти не разжимая губ.
– Идем! – Выпустив руку своего спутника, Александра вошла в открытую кованую калитку, ведущую в боковой дворик, примыкавший к особняку.
Входа с фасада не было. Эльк поспешил за ней. Они миновали крошечный садик – несколько подстриженных кустов букса и старая липа с заржавевшими листьями, сквозь которые мерцал подвесной фонарь. Эльк первым поднялся по трем ступенькам крыльца и нажал кнопку звонка рядом со стеклянной входной дверью, забранной изящной решеткой с узором из виноградных листьев.
Им пришлось прождать не больше минуты, но Александре казалось, что прошел час, не меньше. Она ощущала нечто вроде лихорадки – голова горела и слегка кружилась, ее бил озноб. Эльк взглянул на нее серьезно, испытующе.
– Я в порядке, – еле выговорила Александра, поняв его беспокойство. – Я не устрою никакой трогательной сцены, не переживай.
– Помни, мы договорились – расспрашиваю я! – напомнил часовщик с Де Лоир.
– Да, конечно! – У художницы слегка постукивали зубы, пальцы сделались ледяными. Она заметно дрожала, и виной тому был не промозглый вечер. – Если там Надя, если это действительно она, то вопрос исчерпан. Она мне все объяснит, и дело с концом!
– Будем надеяться!
Едва Эльк успел произнести эти слова, как дверь отворилась. Молоденькая белокурая горничная в футболке, в джинсах, в белом фартучке с приветственным щебетанием впустила гостей в переднюю.
Отдав девушке куртку и дорожную сумку, Александра несколько смущенно оправила старый свитер грубой вязки и огляделась. Они оказались еще в одном дворике, крытом. Пол был выложен белой и розовой плиткой, в ней кое-где виднелись большие квадраты земли, засаженные неприхотливыми растениями. Задняя стена этой оригинальной передней, сплошь стеклянная, явно подвергшаяся недавней реконструкции, выходила во внутренний сад, слабо освещенный фонарем. Несколько дверей, слева и справа, деревянная лестница на второй этаж, чугунная подставка для зонтов, простые латунные вешалки, увешанные куртками и плащами… Александра была подготовлена рассказами Варвары к разным чудесам и никак не ожидала увидеть такой лаконичный интерьер, больше напоминающий общественное учреждение.
Горничная с улыбкой отворила перед гостями дверь, за которой слышались голоса. Александра в сопровождении Элька вошла в гостиную.
И вновь ее ожидало потрясение. Бриллианты баснословной стоимости, украшавшие Елену Ниловну на аукционе, собственный особняк на Эммаплейн, приобретение «Мастерской художника» – все это говорило о том, что госпожа Стоговски, о которой так нелестно отзывался Эльк, обладает огромным состоянием. Гостиная же выглядела весьма скромно, если не сказать – убого. Александра увидела стены, оклеенные когда-то, очень давно, шелковыми обоями цвета бургундского вина, теперь изрядно полинявшими. Мебель была самая разномастная, словно собранная во всех концах света по одному предмету. Тут была старинная фламандская горка для посуды с очаровательной резьбой по фасаду и перламутровыми инкрустациями, и здесь же, рядом – грошовая скамья топорной работы, обитая порыжевшей буйволовой кожей. Вдоль стен стояло несколько диванов самого унылого вида, с прорванной тут и там клеенчатой обивкой, из которой торчали клочья конского волоса. В центре гостиной красовался огромный дубовый стол с массивными резными ногами-распорами в виде оскаленных львов. Возле него теснились стулья различных фасонов и эпох. Тут был облезлый раззолоченный ампир, дряхлое колченогое барокко, простенькие венские стулья, еще крепкие, и современные грошовые поделки из некрашеной сосны, какие можно купить в любом гипермаркете. На стенах виднелись дешевые литографии в рамках с блошиного рынка. На дубовой резной каминной полке – несколько заурядных мраморных и яшмовых безделушек общей стоимостью не более ста евро. Эти вещи были собраны без любви и явно приобретены без особых затрат, если только не найдены на свалке. Они и составляли убранство странной гостиной госпожи Стоговски.
Впрочем, камин был великолепен. Его явно целиком перенесли в этот особняк постройки девятнадцатого века из более старого здания в центре Амстердама или привезли из провинции. Огромный, почти до потолка, он был выложен прелестной старинной дельфтской плиткой, серо-голубой, расписанной с наивной точностью и высоким мастерством. Массивную, почти черную от времени и впитавшейся копоти дубовую полку, уставленную безвкусными каменными поделками, сплошь покрывали восхитительные резные барельефы в виде гирлянд из цветов и плодов. Это был яркий, превосходно сохранившийся образец декора семнадцатого века, музейного уровня, как отметила про себя Александра. Каминная чугунная решетка, ажурная, словно сплетенная из черных кружев, загораживала доступ к открытому огню, который пылал сейчас в очаге.
Именно перед камином собрались гости госпожи Стоговски, замолчавшие и обернувшиеся к дверям, когда вошли Александра с Эльком. Гул голосов тут же возобновился с новой силой – Элька приветствовали, он представлял свою спутницу, Александра улыбалась и слегка наклоняла голову, вглядываясь в лица, узнавая уже знакомые, отмечая незнакомцев.
Она сразу отметила, что Варвары в гостиной нет. Не было и самой хозяйки. Выяснилось, что Елена Ниловна все еще отдыхает. Это сообщила им та самая голубоглазая блондинка в трауре, которая кокетничала с Эльком на аукционе. Девушка и сейчас была в черном платье, которое не оживлялось ни единым украшением. Впрочем, блондинка в украшениях не нуждалась – ее тонкая, нежная красота скорее проиграла бы от соседства ювелирных изделий или бижутерии. Как простая черная рама иногда удачнее всего оттеняет шедевр, так и траурное простое платье удачно подчеркивало очарование его обладательницы.
– Анна! – Она первая протянула руку Александре, когда их представили друг другу. – Вы немного опоздали… Папа тоже где-то потерялся…
Она говорила с инфантильной доверчивостью, свойственной очень избалованным детям, которые не видят в окружающих потенциальных врагов. Художница пожала ее узкую, прохладную ладонь и взглянула на Элька, ожидая, что тот поможет завязаться разговору. Но часовщик, кивнув, уже отошел к другим гостям и сейчас смеялся, хлопая по плечу долговязого господина с длинным красным лицом. Краснолицый господин имел такой вид, словно у него жестоко болел желудок, его ответная улыбка выглядела фальшивой и вымученной. Александра отметила взглядом, как Эльк приветствовал старичка с тростью, которого Варвара окрестила убийцей. Хендрик ван Тидеман потягивал морковный сок из запотевшего стакана, присев на краешек стула с самым невинным и даже несколько придурковатым видом. Лишь его неподвижный, не поддающийся расшифровке загадочный взгляд свидетельствовал о том, что этот дряхлый младенец с пухом на макушке не так уж безобиден.