Анна Малышева - Отель «Толедо»
Эльк внезапно рассмеялся и резко повернулся к слушательнице:
– Нет, я сошел с ума, что все это рассказываю! Ведь я никогда ни с кем не говорил о той ночи!
Чувствуя, как к щекам прихлынула кровь, Александра с запинкой ответила:
– А я очень счастлива, что ты мне все это рассказал, правда. Я так и вижу этот остров… Домик с печкой и Хромого Йонса.
– Слушай… – Эльк смотрел на нее тем пристальным, неподвижным взглядом, который всегда ее озадачивал. – Мы ведь можем съездить на Маркен! Домик еще цел… Я не был там лет десять. Тогда Хромой Йонс был еще жив, представляешь! А ведь он ровесник бабушки, они одногодки. Одна тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения… Он был уже очень стар, но еще выходил в море, в спокойную погоду. Жил все так же, один, помощи ни у кого не просил. Кто знает, жив ли он сейчас… Ему должно быть уже сильно за девяносто…
И, встряхнувшись, Эльк с воодушевлением предложил:
– Давай поедем на Маркен завтра? В самом деле, поедем! Ничего особенного ты там не увидишь – деревянные домики, несколько каналов, овцы, утки, куры… Зато я угощу тебя копченым угрем!
– Это так хорошо, что даже не верится… – улыбнулась женщина. Она все еще была под впечатлением от услышанного и не могла отделаться от картины, ярко стоявшей перед ее внутренним зрением: уснувшая вечным сном старушка и светловолосый мальчик сидят перед растопленной печкой, в крошечном домике на острове, вокруг которого ревет взбесившийся шторм. – Поедем!
Эльк бросил последний взгляд на улицу, на окна дома напротив и задернул шторы:
– Нам пора идти, если ты не хочешь опоздать на ужин!
Когда они спустились в гостиную, кроме хозяйки, там были горничная, улыбчивая молодая девушка в джинсах, пиджаке и хиджабе, и двое новых постояльцев, заполняющих въездную анкету. Хозяйке было не до разговоров. Она, любезно кивнув, приняла ключ у Александры, обменялась парой фраз с Эльком и вновь повернулась к гостям. Выходя, Эльк прихватил из проволочной корзины у входа большой зонт. Александра уже не впервые наблюдала такой обычай в отелях Амстердама – зонты считались достоянием не только постояльцев, но и их гостей, и просто людей, зашедших по делу или без дела. Как ни странно, в большинстве случаев зонты спустя какое-то время возвращались в отель.
Дождь заметно ослабел. Он превратился в легкий моросящий туман, садящийся на волосы, на одежду, затрудняющий дыхание. Эльк раскрыл зонт и взял Александру под руку. Они медленно пошли в сторону Эммаплейн. Эльк вновь сделался молчалив, словно предельно искренний рассказ о прошлом исчерпал все его ресурсы красноречия. Александра молчала потому, что ее мучила смутная тревога. Она пыталась думать о пропавшей приятельнице, нарочно воображала, какие ужасы могли с ней случиться… Но все эти мысли заслоняла одна, каждый раз опалявшая ее нервы словно огнем. «Завтра мы едем на остров!» Больше художница не могла думать ни о чем. Ничто не помогало – ни самоирония, ни жестокие напоминания себе самой о пропасти, разделявшей ее и часовщика с Де Лоир, о его семье, о невозможности счастья, пусть краденого… Идя рука об руку с Эльком, ощущая локтем его тепло, она словно ступала по воздуху, не ощущая под ногами мокрых плит мостовой.
Александра ощущала себя как во сне, где ей вдруг представился шанс нарушить границы дозволенного. «Во сне все можно, во сне – не считается…» И тонущая в тумане Виллемспарквег прижималась к темному парку все теснее, словно потерявшая самообладание светская женщина, повисшая после бокала шампанского на руке случайного спутника. Улица тоже походила на сон. Фонари старинного образца, мягко сиявшие в сыром воздухе, были окружены радужными кольцами. Они не светили, они мерцали, освещая пространство не более метра. Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, казались бесплотными тенями. Появлялся велосипед, отрывисто тренькал на повороте звонок, и резкий звук тут же поглощался туманом, словно окутывался мокрой ватой.
Поравнявшись с домом, где ей предстояло ночевать, Александра едва узнала его – в темноте, с освещенными окнами, старинный особняк выглядел совсем иначе, чем при утреннем свете. Утром это был солидный буржуазный дом из красного кирпича, с эркером во весь фасад и небольшими угловыми башенками, выстроенный в изящном сдержанном стиле, типичном для Старого Юга. Вечером, сквозь туман и висящую в воздухе морось, дом показался ей зачарованным замком, хранящим в своих недрах тайну, манящую и опасную.
– Здесь я остановилась, – произнесла Александра, когда они поравнялись с домом, и не узнала своего голоса, севшего от сырости. – Друзья уехали на работу в Италию и оставили мне целый этаж… И даже мансарду! Вон, видишь темные окна? Они снимают третий и четвертый этажи.
– Вот как… – негромко ответил Эльк и на миг замедлил шаг, оглядывая окна дома. – Ты интересно говоришь – третий и четвертый этажи. На самом деле, это второй и третий. Первый этаж считается за нулевой. Так что…
– Да, я всегда путаюсь, – кивнула художница. – И в отеле ведь номер четыреста пятнадцать находится на пятом этаже… Если считать по-русски, с первого.
Они продолжили путь все так же, рука об руку. Эльк все еще держал раскрытый зонт, хотя в этом уже не было необходимости – дождь окончательно перестал. Часовщик с Де Лоир вряд ли это заметил – он вновь ушел в свои мысли. Дойдя до ворот, ведущих в парк, он едва не свернул в них, так что Александра вынуждена была удержать его за локоть:
– Куда ты? Собрался гулять в парке? Эммаплейн в другой стороне!
– Да, я замечтался… – Он покрутил головой, рассмеялся и, взглянув на небо, закрыл зонт. – Знаешь, я ведь на прощание спросил хозяйку, не знает ли она в Амстердаме отеля под названием «Толедо». Она сказала, что впервые о таком слышит. Но подала мне ценную мысль! Это может быть старое название какого-то ныне существующего отеля. Ее собственный отель, как она сказала, переименовывали три раза.
– Тогда у нас вообще нет шансов его найти, – упавшим голосом проговорила Александра.
– Как раз наоборот! – возразил Эльк. – Мы делаем ошибку, расспрашивая тех, кто знает только современные отели. А я могу расспросить людей, которые отлично знают старый Амстердам, которого уже больше нет. Они-то как раз могут не знать новых названий. Есть люди, которые живут исключительно прошлым… Счастливые люди, без преувеличения!
И Александра с ним полностью согласилась. Правда, она не разделяла энтузиазма своего спутника насчет того, что все-таки удастся найти отель «Толедо». «Если названия менялись по нескольку раз, жилые дома становились отелями и наоборот – шансы найти всезнающего человека очень малы… И… Зачем бы Наде указывать в записке уже несуществующее название, если отель существует и сейчас? А он существует, если она направляет меня туда, да еще уточняет номер комнаты!»
– Одно нам известно точно, без всяких экспертов! – сказала художница, когда они, пройдя короткий отрезок улицы, вышли на Эммаплейн, крошечную уютную площадь, освещенную старинными фонарями. – Номер сто три «А» расположен на втором этаже! Если считать по-русски…
– Более того, – с мягкой усмешкой откликнулся Эльк, – явно существует еще и номер сто три «Б». Искать становится все легче и легче!
Глава 6
Крошечная, уютная площадь Эммаплейн, освещенная фонарями все того же старинного фасона, была совершенно безлюдна, когда на ней появились Александра со своим спутником. Остановившись, женщина обвела взглядом пустынные тротуары, газон, усыпанный желтыми листьями, облетевшие кусты шиповника, на которых лишь кое-где сохранились пожухшие цветы… Варвары нигде не было видно, хотя они явились минута в минуту – ровно в восемь.
– Собственно, не стоит ее ждать, – заметил Эльк, когда она поделилась с ним своим недоумением. – Я не раз бывал у Стоговски. Старуха живет вот в этом, угловом, доме!
Он указал сложенным зонтом на дом в дальнем конце площади. В особняке, почти точном близнеце того дома, где должна была жить Александра, светились все окна. Рядом, на мостовой, было припарковано несколько машин, очевидно, принадлежавших гостям. Ширина улиц Старого Юга позволяла ставить здесь автомобили и свободно передвигаться на них. Некоторые же улицы в центре Амстердама были так узки, что по ним могли с комфортом проехать только велосипедисты. Иногда Александра со страхом наблюдала, как в такую кривую темную улочку храбро протискивается крошечный фургончик, везущий пиво в какой-нибудь бар. Борта фургончика при этом едва не царапали стены домов.
– Если мы ее не дождемся, она окончательно на меня обидится! – возразила Александра. – Подождем пять минут…
Эльк пожал плечами:
– Как хочешь. Я бы с удовольствием вообще не ходил на этот ужин. Но нельзя – меня ждут. Есть один важный разговор… Давай пройдемся немного, присесть все равно негде – скамейки мокрые.
Он вновь взял ее под руку, и они медленно пошли вдоль площади. Поравнявшись с особняком Елены Ниловны, Эльк остановился под фонарем и запрокинул голову. Казалось, он считает освещенные окна, занавешенные тонким белым муслином, прозрачным и ничего не скрывавшим. Здесь, на Старом Юге, в респектабельных особняках порой нарушалось давнее правило Амстердама – не завешивать окна вообще ничем. Александра тоже окинула взглядом особняк. Было видно, что внутри царит оживление – везде горели люстры, по комнатам то и дело проходили люди. Одна фигура, которую художница заметила в самом верхнем, четвертом этаже («третьем, – поправила себя Александра, – по здешним меркам – третьем!»), была неподвижна. Там, наверху, под самой крышей, у единственного круглого окна стояла и курила женщина. Александра не видела ее лица – свет падал сзади. Что-то в этом черном силуэте, в его очертаниях, казалось безотчетно знакомым и тревожило. У художницы постепенно возникло отчетливое ощущение, что женщина в окне тоже смотрит на нее. «Мы стоим под самым фонарем, – думала Александра. – Она видит меня куда лучше, чем я ее… Она уже погасила сигарету и просто стоит, смотрит вниз, судя по положению головы… Смотрит прямо на нас…»
