Валерий Поволяев - Охота на охотников
- Да, ты со своими детьми. Фамилия-то у нас одна? Одна. Значит, все в порядке: род Рогожкиных будет продолжен достойно.
- Тьфу! - Леонтий сморщился и прекратил разговор.
- Ну, ты пойми, куда мне с моей работой семью с киндерами заводить! Рогожкин выразительно потер пальцами виски, показывая, что от семьи будет только одна головная боль. - Я же дома из тридцати дней месяца нахожусь только три, а остальные двадцать семь - в дороге. У меня жена может быть только походно-полевая, как на фронте, или дорожная, как у всех дальнобойщиков. Посадил её в кабину в Витебске, выгрузил в Можайске. На обратном пути - новая жена.
- А ты бросай свою дальнобойную работу. Переходи, как и я, на автобус.
- Не могу.
- Нам как раз водители нужны. А, Мишель?
- Не приставай.
- Не приставай, не приставай, - Леонтий вздохнул всей грудью, взялся рукою за сердце, прислушался к нему. У него иногда пошаливал "мотор", была аритмия, поэтому он обращал внимание на все, что происходило внутри него. И тем не менее я тебя познакомлю с одной красивой девушкой. У нас в диспетчерской работает. Неприступная - м-м-м! Как крепость Измаил. Суворовым надо быть, чтобы взять её.
- Нет таких крепостей, Ленчик, которых нельзя было бы взять перевелись ещё в девятнадцатом веке. - Старший Рогожкин грустно улыбнулся.
Работал старший Рогожкин в фирме, которая имела свои отделения не только во всех областных городах Белоруссии, а и во многих государствах, ближних и дальних, - в Польше, Германии, Австрии, Венгрии, Чехословакии, Франции, Бельгии, Голландии, Италии, России, Молдавии - карта обслуживания была широкая, охватывала всю Европу, - и работу свою Рогожкин любил. Конечно, можно пересесть на автобус и крутить потихоньку-полегоньку баранку на каком-нибудь скрипучем разваливающемся "пазике", на работу приходить с "тормозком" - домашним обедом, завернутым в газету, вовремя ложиться спать, вовремя вставать, и видимо, все это будет, но только не сейчас - в старости. А сейчас Миша Рогожкин принадлежал одному богу - дальним дорогам.
- Ладно, - сдался Леонтий, видя, что лобовым приступом брата не взять. - Куда следующий маршрут прокладываешь?
- В Москву.
- Опасный город. Говорят, стал хуже Чикаго.
- Говорят, что кур доят, а коровы яйца несут, - старший Рогожкин улыбнулся, улыбка у него была светлой, как у мальчишки. - Но на самом деле это ведь не так... А, Ленчик?
Младший брат промолчал, ничего не стал говорить старшему - все равно тот ничего не поймет. Поскольку не жил ещё спокойной оседлой жизнью, сравнить собственные мытарства не с чем, позже поймет, что к чему, с чем настоящие мужчины едят жареное мясо, и сделает такой же выбор, как и Леонтий.
Но недаром говорят: человек предполагает, а Бог располагает...
Каукалов с напарником снова выехали на Минское шоссе. Прошел всего один день - мокротный, противный, с ветром и холодом, а подмосковные леса постарели на целый месяц - полысели, стали прозрачными, какими-то побирушечьими, нищими, сирыми, вызывающими жалость, зелень исчезла вовсе, вместо неё на ветках висела скукоженная коричневая рвань, трава полегла, примерзла к земле, природа сделалась неопрятной. Каукалов шел в потоке машин, иногда специально притормаживал, и тогда автомобили, идущие сзади, тоже притормаживали, не смея высунуться вперед и обогнать машину с надписью "ГАИ" - и это доставляло Каукалову особое удовольствие, лицо его невольно расцветало, он ещё сбавлял скорость, едва полз по асфальту, за ним ползли остальные, Каукалов издевательски усмехался.
Аронов вначале не понимал, над чем насмехается напарник, но потом, оглянувшись назад, засек длинный хвост, плетущийся сзади, и захохотал:
- Ну, ты даешь стране угля!
- Угу, - угрюмо отозвался Каукалов, - учу этих трусов жить и умирать по-человечески.
Но не все боялись Каукалова - ласково поблескивающую свежим лаком "канарейку" без всякого стеснения обгоняли иномарки - "мерседесы", "вольво", "ауди", а также черные "Волги" с крупными трехцветными флажками на номерах: знак того, что сидящие в них имеют прямое отношение к "сильным мира сего".
Минут через сорок, проехав Голицино и ещё несколько деревень, рассеченных трассой пополам, Каукалов развернулся и прижал машину к обочине. Вылез наружу.
- Выходи! - скомандовал напарнику. - Воздухом подышим!
Аронов с трудом выбрался из "жигулей" - засиделся в тесной машине, колени ныли, словно больной зуб, в ушах звенело.
- В природе что-то происходит, - пожаловался он, - кости здорово ломит. Как у старика.
- Это к зиме. К зиме кости у всех ломит, и у старых, и у молодых. Каукалов с хрустом потянулся, проводил взглядом несколько громоздких длинных фур, тесной колонной унесшихся к Москве. Шли фуры кучно, почти впритык друг к другу, будто привязанные. Каукалов невольно крякнул: - М-да, не разбить!
- Скоро кости ломить будет не только к зиме. - Аронов, как и его напарник, потянулся, застонал. Каукалов на ароновский стон не обратил внимания - наблюдал за движением.
Они простояли минут тридцать, фуры проезжали мимо них часто. Было много машин австрийских, итальянских, югославских, польских, были и из СНГ, - больше всего из Белоруссии, - но ни одной одинокой машины. Наученные горьким опытом, водители держались очень тесно - всем было известно, что по России ехать особенно опасно.
- Следуем дальше, - сказал Каукалов, садясь в машину.
Развернулся в потоке, подрезав носы сразу двум старым колхозным ЗИЛам, резко надавил на педаль газа, "жигуленок" лишь зачихал, зафыркал возмущенно, будто коняга, огретый кнутом: по встречной полосе, включив дальний свет, Каукалов обошел десятка три машин и вновь влился в поток.
Поиск одинокой, отбившейся от каравана фуры продолжался. Впрочем, не всякая фура подходила Каукалову - на этот счет у него имелись строгие инструкции, - машины, набитые мешками с солью или ящиками с сахаром-рафинадом, не годились, этот товар было трудно сбывать, да и доходы он приносил крохотные, нужны были фуры, груженные электроникой, бытовой техникой, кожей, обувью, одеждой.
Армен Шахбазов был низеньким седым человеком с крупной головой, короткой ершистой прической и горбатым, будто бы переломленным посредине носом.
Ровно в одиннадцать ноль-ноль он появился у старика Арнаутова - тот открыл дверь сразу же, на первое хрипловатое дреньканье старого звонка, и это Шахбазову не понравилось:
- Что-то ты, дед, технику безопасности совсем не соблюдаешь. Надо тысячу раз проверить, кто пришел, убедиться, что появился гость званый, а не незваный, и уж потом открывать, а ты с бухты-барахты, сразу - бац! Как пьяный русский мужик - вся душа нараспашку... Так, дед, не годится, назидательно и одновременно удрученно произнес Шахбазов, голос у него, словно бы не выдержав напряжения, сорвался на писк.
- А-а! - махнул рукой Арнаутов. - Кому я, такой старый, нужен? Да потом я же знаю: в одиннадцать ноль-ноль будешь ты, и больше никто. А ты, если что, любому зверю горло перекусишь.
- Все равно, дед, береженого бог бережет.
Старик Арнаутов провел гостя на кухню, спросил:
- Может, выпьешь?
Шахбазов отказался. Тогда Арнаутов достал из газеты, лежавшей на столе, две фотокарточки, которые рано утром ему передала Ольга Николаевна, придвинул к гостю. Тот глянул на снимки мельком:
- Что, напортачили ребята? Жуликами оказались?
- Хуже. Засыпались.
- Та-ак, - озабоченно протянул Шахбазов, - действительно, лучше бы жуликами оказались. - Он вгляделся в снимки внимательнее. - Значит, кукуют голубки в данный момент в капэзэ?
- В СИЗО. Завтра в шестнадцать ноль-ноль их повезут в Бутырку. Они ещё не раскололись, - подчеркнул он. - А в Бутырке расколются, там спецы по этой части - крупные. Если не мытьем возьмут, так катаньем. А нам не надо, чтобы эти хлопчики раскололись. - Арнаутов постучал ногтем по одной из фотографий. - Выдать они могут очень многих. В том числе и меня. А это, Армен, сам понимаешь, чем пахнет.
Шахбазов молча наклонил голову. На фотоснимках были изображены два паренька, оба молодые, лет по двадцать, один - фасонистый, с модной стрижкой и надменным взглядом светлых, широко расставленных глаз, другой попроще, скуластый, похожий на упрямого татарчонка, с плотно сжатым ртом и небольшим костистым подбородком.
- Если вместе с ними я уберу и ментов-перевозчиков, нареканий с твоей стороны не будет?
- Думаю, нарекания будут. Сам понимаешь - не от меня.
- Конечно, я постараюсь, чтобы менты уцелели, но жизнь - штука такая... - Шахбазов рассмеялся, развел руки в стороны, - в ней всякое бывает...
- Перевозить будут, думаю, даже не в "воронке", а в обычном "уазике". Кое-кто из наших друзей, работающих в милиции... - Арнаутов деликатно покашлял в кулак, потом не выдержал и рассмеялся, - в общем, друзья наши постараются, чтобы "воронок" со стальными решетками не пришел в отделение. А раз "воронок" не придет, то лохов этих будут перевозить своими силами. Ах, лохи, лохи... - Старик взглянул на фотоснимки, сожалеючи качнул головой. - Что же вы наделали, лохи? - Лицо Арнаутова расстроенно размякло, уголки губ сползли вниз, он дотронулся пальцами до рта, попытался поправить, не получилось.
