Валерий Поволяев - Охота на охотников
- Ну как? - опять спросила его Ольга Николаевна, когда он, пошатываясь, вышел из душа, остановился, тряся мокрой головой.
- По-моему, я этого дела наелся на всю жизнь, - признался Каукалов, глянул на свои противно подрагивающие колени, на низ живота, вспомнил, как в машине Ольга Николаевна цепко ухватила его за волосы, притиснув к своему интимному месту, и, дернув одним плечом, повторил: - Да, наелся на всю жизнь... На всю оставшуюся!
- Что ж, - спокойно и холодно произнесла Ольга Николаевна, непонятно было, то ли она соглашалась с ним, то ли, совсем наоборот, не соглашалась, приподнялась на тахте, закурила. - Тогда я на твое место возьму другого. А тебя... - Она сделала рукой красноречивое движение, и Каукалову сделалось страшно: этот жест означал только одно...
А ведь действительно, она может сдать его милиции, а может кивнуть кое-кому, и на голову Каукалову тут же накинут мешок, и горло перетянут сталькой, либо бок продырявят ножом. Слишком уж неаккуратная фраза вырвалась у него, и Каукалов попросил униженно, тоном старика Арнаутова:
- Олечка Николаевна, я ещё пригожусь вам... Простите меня.
Ольга Николаевна холодно кивнула. Думала она о чем-то своем, затянулась сигаретой, ещё раз кивнула. Каукалов тихо, почти беззвучно перебрался на тахту.
Через некоторое время Ольга Николаевна поднесла руку к глазам, посмотрела на часы:
- Через двадцать минут должен приехать муж.
Каукалов испуганно вскинулся, задал вопрос глупый, глупее быть не может:
- Мне собираться?
Ольга Николаевна холодно и презрительно усмехнулась:
- А ты как думаешь?
Когда Каукалов, поспешно натягивая на себя куртку, покидал квартиру, Ольга Николаевна, двумя пальцами ухватив его за рукав, задержала:
- Завтра, на трассе, действуй осторожно. Семь раз отмерьте, потом только режьте.
У Каукалова от этих слов внутри потеплело - Ольга Николаевна беспокоится о нем, и он благодарно кивнул в ответ.
Огнедышащий дракон, который тоннами заглатывал старый асфальт Минского шоссе, чтобы потом выдавить из своего брюха вязкую запашистую массу и заполнить ею все выбоины, рытвины, вытертости старой трассы, исчез ещё в прошлый раз, а сейчас исчезли и люди в оранжевых дорожных куртках, и перевозные бетонные надолбы, которыми перекрывали ремонтируемые участки шоссе, и разные вспомогательные механизмы, помогавшие дракону пожирать асфальт.
Был вторник - тот самый день, когда в Москву шло больше всего фур.
Каукалов, щеголеватый, суровый, небрежно крутил руль одной рукой, а другой все время старался ухватить себя за пояс, где в новенькой, остро пахнущей кожей кобуре находилось "табельное оружие" - пистолет Макарова.
Ему нравилась роль, которую он играл. Илья сидел рядом - тоже важный, тоже суровый, тоже при пистолете, тяжело оттягивающем ремень, с автоматом, лежащим на коленях.
Ольга Николаевна хотела ещё надеть на Илюшку бронежилет, чтобы все соответствовало экипировке современного милиционера, несущего дежурство, но Аронов засопротивлялся, - он и без того чувствовал себя не в своей тарелке, не привык еще, а в бронежилете ему будет совсем худо. Ольга Николаевна, подумав немного, согласилась. Но отсрочку дала лишь на один день.
- Завтра пусть наденет бронежилет, - сказала она Каукалову, не глядя на Аронова, - как весь рядовой и сержантский состав московской областной милиции.
Машины шли кучно, караванами по три-четыре фуры, держались друг друга, словно бы что-то чувствовали. Каукалов выматерился, Илюшка успокоил его:
- Погоди, это долго не продлится. Будет в небесах дырка и нашу пользу, обязательно будет...
Езда на гаишной "канарейке" сильно отличается от езды на обычной машине. Обычно ни за что не дождешься, чтобы тебе уступили дорогу, а здесь - всегда пожалуйста, как завидит водитель в зеркальце заднего вида желто-голубую легковушку, так сам с угодливой готовностью тут же перепархивает с одной полосы на другую, освобождая ряд.
Они провели на трассе весь день, до самой темноты. В вечерних сумерках пошел угрюмый, почти черный дождь, и сразу сделалось темно, будто ночью, машины сбавили ход, сбились в одну общую колонну, растянувшуюся на несколько десятков километров - через всю Московскую область, и Каукалов, матерясь, вынужден был занять место в этой колонне, занимающей даже половину встречной полосы.
- Вот когда бы не помешала мигалочка! - воскликнул Аронов. - Ольга Николаевна не обещала нам мигалку на крышу?
- От неё дождешься, - хмуро проговорил Каукалов, морщась от того, что дворники с трудом справляются с секущим черным дождем, с треском врубающимся в лобовое стекло.
- Для неё же это - раз плюнуть, - голос у Илюшки сегодня был слишком настырный, вызывал раздражение. - Как два пальца...
- Да мигалки эти сейчас в каждом магазине продаются, - стараясь не выходить из себя, пробормотал Каукалов, - купим и без Ольги Николаевны.
Дождь сделался сильнее, он лупил по крыше с такой силой, что заглушал даже их голоса. гигантский поток машин пошел ещё медленнее. Каукалов передвинулся в крайний левый ряд, тот, что занял встречную полосу, обогнал несколько машин, в том числе одинокую заморскую фуру с надписью "TIR" на бортах и двумя знаками ограничения скорости: "70 километров" и "80 километров" - фура была то ли югославская, то ли итальянская - не разобрать. Иностранная, в общем. И одинокая. Но попробуй её сейчас взять, эту одинокую фуру - все зубы повышибают.
- Первый раз вижу такие странные знаки, - сказал Аронов, ограничение по двум скоростям. Обычно бывает что-нибудь одно: либо семьдесят километров в час, либо восемьдесят.
- Европа! Что хотят, то и делают, - процедил Каукалов сквозь зубы. Злость накапливалась в нем понемногу, по чуть-чуть, но её уже было более чем достаточно, она обязательно должна была прорваться. Вот только на кого? То ли на напарника, то ли на Новеллу Петровну. Каукалов был недоволен прошедшим днем, неверным занятием этим - вольной охотой, пустыми поисками, дождем, огромной колонной ревущих, издающих своими колесами сырые чавкающие звуки машин, закупоривших длинное Минское шоссе, вообще недоволен тем, что живет в России, а не в Соединенных Штатах Америки или, скажем, во Франции.
- Жека, хочешь анекдот расскажу, - предложил Аронов, - малость развеселю... А?
- Не надо, - раздражаясь ещё больше, буркнул Каукалов.
Аронов кивнул и прижал к губам пальцы: не буду, мол...
Наконец они приехали в Москву, загнали машину в гараж, оружие сложили в сейф, переоделись, к старику Арнаутову даже подниматься не стали, - у Каукалова были теперь свои ключи от гаража, - на метро уехали домой.
- Попадемся мы когда-нибудь в этом спичечном коробке, - Каукалов на прощание ткнул ногой в гофрированный бок гаража, со злорадным удовольствием отметил, что дюраль от удара примялся.
Аронов промолчал, уже знал, что во время таких выступлений напарника лучше не возникать и вообще держаться подальше от него. Слишком изменился характер у Каукалова в армии: из открытого, добродушного, веселого парня превратился в злобного, налитого темной угрюмой силой мужика. Метаморфоза, которую невозможно понять.
Из плексигласовой кастрюли телефона-автомата, расположенного в подземном переходе около станции метро, Каукалов позвонил старику Арнаутову.
- День выдался сегодня неудачный, пришелся по нулям... Транспорт на месте.
- То, что транспорт на месте, - я уже понял, - сказал Арнаутов. Заходил в гараж. - Голос его был едва слышен, он пропадал, его забивали странные взвизгивания, хохот, треск, чье-то громкое бормотанье - телефонный эфир был полон странных, очень неожиданных звуков. - Где вы находитесь?
- Около метро.
- Чего ко мне не зашли?
- Было бы с чем заходить - зашли б, а так чего впустую глаза мозолить?
- Как чего? Чайку попили бы, о положении негров в Африке погутарили б... - странно старик говорил, никогда раньше не предлагал чаю. - Так ты это... В будущем, парень, не обходи меня. Ладно?
- Ладно, - пообещал Каукалов, угрюмо усмехнувшись, и повесил трубку.
- Чего это он? - спросил Аронов, он стоял рядом, сгорбившись и засунув руки в карманы едва ли не по самые локти.
- Забеспокоился что-то хрыч. Раньше никогда не беспокоился, а сейчас забеспокоился...
- Может, ему перца кто-то под хвост сыпанул?
- Может.
Они были недалеки от истины. Через полтора часа к старику Арнаутову приехала Ольга Николаевна, появилась в его тесной, хотя и богато обставленной прихожей, будто царица, стянула с руки лайковую перчатку. Спросила коротко и презрительно:
- Ну?
- Мимо, Олечка Николаевна. Впустую ребята проездили.
- Впустую? - Ольга Николаевна стянула перчатку со второй руки, пошевелила пальцами. Лицо у неё было озабоченным. - Сегодня засыпалась группа на Новорижском шоссе. Взяли бойцов чистенькими, не придерешься. Едва они отжали фуру, как налетели собровцы...
- И-и-и, - выдавилось из старика Арнаутова испуганное. - И что, всех под корешок?
