Нил Гейман - Череп Шерлока Холмса
Майкрофт кивнул. Вице-консул сделал нетерпеливый жест в сторону секретаря: «Прошу вас, Михаил Афанасьевич». Молодой человек тотчас вышел из тени, раскрыл свою папку и зачитал ровным, лишенным эмоциональной окраски голосом:
— Отчет об испытании установки, именуемой установкой сгущенного огня, разработанной и построенной господином Раковски, подданным Его Императорского Величества. Дата проведения — 6 июля 1916 года. Место — Лондон…
— Вы не могли бы точнее указать место? — перебил Холмс.
— В интересах соблюдения секретности мы не указали его в документе, — объяснил вице-консул. — Испытания проводились в старых доках. С разрешения британского правительства, разумеется.
Секретарь продолжил:
— Присутствовали: автор изобретения господин Раковски, помощник военного атташе России подполковник Муромцев, представитель Адмиралтейства капитан первого ранга Чандлер…
На этот раз секретаря перебил сам вице-консул:
— По просьбе вашего брата мы приготовили копию этого отчета. Прошу вас, — он протянул Холмсу лист бумаги.
Мой друг быстро пробежал глазами отчет, спрятал лист в карман и поспешно поднялся.
— Мы вам очень признательны, ваша светлость, — сказал он. — Нам пора. Время крайне ограниченно.
Граф тоже поднялся.
— Напротив, это мы признательны вам. Господин Раковски был русским подданным. Надеюсь, вы будете держать нас в курсе расследования, мистер Холмс.
Покинув консульство, мы с Холмсом (Майкрофт остался в кабинете вице-консула) наняли кэб и отправились в сторону старых доков. Но добраться нам не удалось. На одном из поворотов я вдруг услышал неясное восклицание, донесшееся с козел, и кэб остановился. Не успев сообразить, в чем дело, я почувствовал, как чьи-то сильные руки пытаются вытащить меня наружу. Мне удалось освободиться и выхватить револьвер.
Нападавшие — несколько отталкивающего вида китайцев в лохмотьях, вооруженные мощными дубинками, при виде револьвера остановились. Тут я услышал шум с другой стороны и, обернувшись, увидел, как такие же китайцы, но в большем количестве напали на моего друга. Один из них, подкравшись сзади, уже заносил дубинку. Я выстрелил в негодяя, но тут страшной силы удар обрушился на меня, и все погрузилось в темноту.
Я пришел в себя в нашей квартире на Бейкер-стрит. Вскоре сознание вернулось ко мне настолько, что я узнал свою спальню, расположенную во втором этаже, письменный стол, уставленный рукописями и медицинскими инструментами. На голове моей лежал пузырь со льдом, а рядом хлопотала верная миссис Хадсон, подсовывая под нос флакончик с нюхательной солью. Я осторожно, но решительно отвел ее руку и сказал:
— Миссис Хадсон, нюхательная соль больше подходит для нервных барышень, симулирующих обмороки…
Вышло не очень убедительно, потому что я едва ворочал языком, голос мой был слаб и голова болела, но во всем остальном я чувствовал себя не так плохо для человека, получившего хороший удар дубинкой по затылку.
Наша добрая хозяйка помогла мне приподняться и сесть на кровати. Глядя на озабоченное лицо миссис Хадсон, я улыбнулся и сказал — на этот раз почти нормальным голосом:
— А для мужчины, дорогая миссис Хадсон, лучше всякой нюхательной соли подойдет стаканчик вашего доброго виски! Или бренди.
Лицо миссис Хадсон прояснилось. Нюхательная соль тотчас была отставлена в сторону, пузырь со льдом тоже, и наша замечательная хозяйка почти бегом отправилась выполнять мою просьбу.
— Вам принести в спальню, доктор? — крикнула она снизу. — Или вы спуститесь?
— Спущусь, конечно, спущусь! — откликнулся я. — Я прекрасно себя чувствую!
В действительности мои слова были некоторым преувеличением — головокружение заставляло меня двигаться медленнее и осторожнее, а в области затылочной опухоли пульсировала тупая ноющая боль. Но мне совсем не улыбалось валяться в постели в такое время.
— Мистер Холмс очень беспокоился о вашем состоянии, — сообщила миссис Хадсон, когда я появился на лестнице. — Только убедившись, что с вашей головой все в порядке и никаких следов, кроме большой шишки, не осталось, он отправился по своим делам.
«Это расследование такое же сумасшедшее, как погода нынешней осенью, — подумал я. — Холмсу уже приходится брать на себя роль врача и оценивать мое состояние».
На улице становилось пасмурно, от окон тянуло сыростью — явный признак очередного изменения погоды. Я устроился в кресле у камина. Миссис Хадсон поставила на столике рядом крохотный поднос с большой рюмкой, до половины наполненной золотистой жидкостью, и удалилась к себе.
Первый же глоток маслянистой жидкости окончательно вернул мне нормальное самочувствие. Я задумался о своем друге и об этом расследовании, нарушившем размеренный ритм нашей жизни последних лет.
На лестнице послышались шаги, и в комнату не вошел, а буквально ворвался Шерлок Холмс. Его костюм превратился в какие-то невообразимые лохмотья, на щеке красовался свежий кровоподтек, но он даже не замечал этого.
— А, вы уже пришли в себя, Ватсон! — воскликнул он. — Слава Богу, мой друг, я очень рад, что ничего серьезного не случилось… — заметив мой удивленный взгляд, он на минуту остановился и быстро осмотрел свой наряд. — Ерунда, Ватсон, небольшой обмен любезностями со старым знакомым… Но вы совершенно правы: следует переодеться. Тем более что сейчас нам предстоит нанести визит даме, — он быстро прошел к себе и уже оттуда крикнул:
— Вы хорошо запомнили того типа, который неосторожно подставил себя под ваш выстрел? Между прочим, я очень благодарен, мерзавец раскроил бы мне голову, а я, признаться, дорожу ее содержимым.
— Этого китайца? — откликнулся я. — Конечно, помню! Если хотя бы раз взглянешь на человека через прицел, то уж запомнишь его на всю жизнь.
— Не китайца, дорогой друг, в том-то и дело, что не китайца! — Холмс вышел в гостиную и остановился в центре, возбужденно потирая руки. — Это ошибка, Ватсон, впрочем, весьма простительная для европейца.
— Не китайца? — видимо, от удара я все еще плохо соображал. — Кем же он был, в таком случае?
Холмс нахмурился.
— Помните о несчастном Торстейне Робю? — неожиданно спросил он. — В монастыре мне сообщили, что он ушел с караваном к перевалу Шанг-Шунг и больше ни его, ни каравана никто не видел.
Я кивнул.
— Как вы понимаете, Ватсон, мне также пришлось отправиться в Шанг-Шунг. И там я познакомился с этим негодяем. Если бы вы чуть лучше разбирались в антропологии, Ватсон, то сразу поняли, что это был не китаец, а тибетец.
Пока я переваривал услышанное (честно признаюсь, мне это давалось с трудом), Холмс налил себе немного портвейна. Сделав несколько глотков, он сказал:
— Черт возьми, я почти раскрыл это дело. Осталось несколько штрихов.
— А где это вас так недружелюбно встретили? — спросил я, имея в виду превратившийся в лохмотья костюм и ссадины, украсившие лицо и, как я успел заметить, руки моего друга.
— Старые знакомые, Ватсон, старые знакомые. Вы же знаете, в Лондоне не так мало мест, где мне не рекомендуется появляться. — Он пренебрежительно махнул рукой. — Пустяки, несколько царапин… Убедившись, что с вами все в порядке, я отправился в доки один — сам факт нападения свидетельствовал о том, что времени у нас в обрез, — Холмс сел в соседнее кресло, предварительно бросив взгляд на часы. — В доках я встретился со сторожем, который присутствовал там во время испытаний. Помните?
— Испытаний установки, построенной покойным Раковски? — переспросил я.
— Да-да. Так вот, меня интересовал вопрос: не присутствовал ли там кто-нибудь еще? Если вы вспомните газеты, найденные в квартире организатора этого убийства (теперь мы можем называть его именно так), то убедитесь, что за несчастным изобретателем начали следить через день после испытания. Более того: именно это испытание и вызвало внезапный интерес к персоне русского эмигранта…
— Вы сказали: организатор. Но кто он? Вы уже знаете? — нетерпеливо спросил я.
— Не торопитесь, Ватсон, скоро все узнаете, — Холмс улыбнулся. — Так вот, сторож вспомнил, что в тот день недалеко от места испытаний ошивалось двое китайцев. Сторож принял их за посетителей опиумокурильни, находящейся неподалеку от доков. Я тотчас отправился туда…
— Холмс! — воскликнул я. — Но ведь хозяин опиумокурильни, если не ошибаюсь, — тот самый китаец, который на днях следил за нами! Вы сказали, что он вас хорошо знает. Отправляться туда в одиночку было, по меньшей мере, опрометчиво.
— Ну что вы, доктор, я, разумеется, тщательно загримировался — у меня ведь всегда с собой необходимый комплект театрального грима. Да не так уж много и требовалось — тени под глазами, желтизна кожи, темные очки, лихорадочный румянец. Словом, я выглядел как один из опустившихся несчастных, которых не интересует ничего, кроме опиумных видений…
