Наталья Солнцева - Джоконда и паяц
– Да элементарно. У нее в три – сеанс у Артынова. Длится часа полтора. Сема пишет с нее Джоконду. Обнаженную…
Начальник охраны удивленно присвистнул.
– Насколько я знаю, Мона Лиза на портрете одета в платье.
– И в тонкую прозрачную накидку на волосах, – добавил Рафик. – Ты абсолютно прав. Между прочим, Артынов не первый, кто решил раздеть Джоконду. Другие художники уже пробовали. Леонардо оставил потомкам не только нетленный образ, но и неиссякаемый источник для подражания и креативных интерпретаций.
– Слушай, я не понимаю, что в этой Джоконде такого? Чем она всех с ума сводит? На вид, прямо скажем, не красавица. Краски блеклые. Размер картины невелик. Ты бы просветил меня, невежду, в чем тут фишка?
Рафик на том конце связи громко дышал в трубку.
– Долго объяснять, – наконец выдал он.
– По-твоему, я тупой?
– Давай не по телефону.
– Даже так? – рассердился Лавров. – Подумаешь, какой секрет! В двух словах не опишешь!
– Просто я картошку чищу на завтрак. Руки грязные…
– …и обстановка не соответствует обсуждению великого произведения искусства! – саркастически заключил Лавров.
– В общем-то, да.
На светофоре загорелся зеленый, и поток машин тронулся. Рафик невнятно оправдывался, чем еще сильнее разозлил товарища.
– Чисть свою картошку! – оборвал его Роман. – Увидимся, поговорим.
– Приезжай после трех. Алина будет позировать, а мы поболтаем. Перед концом сеанса спустимся во двор, и я вас познакомлю. Убьем двух зайцев.
– Если получится. Я ведь на работе. Не знаю, когда вырвусь. Дай мне адрес Алины на всякий случай.
– Как-то я ее провожал, – промямлил Рафик. – Улицу помню, дом, парадное, а в квартиру она меня не приглашала.
– Обойдусь без квартиры.
Художник продиктовал адрес, и Лавров подумал, что не мешало бы поглядеть, где проживает хоккеист Кольцов с супругой.
В офисе на него сразу навалились неотложные дела. Без конца звонил босс, заваливая начальника охраны поручениями.
Когда Роман перевел дух, он вспомнил о встрече с Алиной и взглянул на часы. Почти два! Он наскоро перекусил и помчался на Нижнюю Масловку. Указанный в адресе дом оказался снабженным видеофонами. Попасть внутрь можно было, только связавшись с хозяином квартиры. Впрочем, Лавров не собирался напрашиваться в гости. Если ему повезет, Алина еще не уехала.
Несколько минут прошли в нетерпеливом ожидании. Потом из парадного вышла блондинка в светлом манто и направилась к припаркованной неподалеку малолитражке марки «пежо».
«Алина! – догадался Лавров. – Сама садится за руль. Тем лучше».
Он поехал следом за «пежо», сохраняя дистанцию. Спустя четверть часа малолитражка притормозила у большого продуктового супермаркета. Алина, похоже, кого-то ждала.
– Сюрприз, – пробормотал Роман, глядя, как к «пежо» подошел высокий молодой человек в джинсах и кожанке.
Это был Павел Майданов…
Глава 14
Черный Лог
Осень всегда наводила на Глорию смутную тоску. Голые деревья, золотой шорох под ногами, отцветающие в саду хризантемы – все тонкое, хрупкое, беззащитное перед суровым дыханием зимы.
– Не печалься, – уловил ее настроение карлик, будто выросший из-под земли. – Несбывшееся – не значит утраченное.
Глория заплакала. Так глупо! Она рано овдовела, и пока что никто всерьез не претендует на ее руку и сердце.
– А Колбин? – усмехнулся Агафон, усаживаясь напротив нее на деревянную скамейку.
– Ты шутишь? – улыбнулась она сквозь слезы. – Он любит не меня, а мою долю в компании.
– А Лавров?
– Он не готов к серьезным отношениям. У него ветер в голове.
– Ты опять хочешь замуж, моя царица?
– При чем тут замужество? Я хочу любви.
Карлик сидел, болтая короткими ножками. Пряжки на его башмаках, усыпанные стразами, сверкали на солнце. Его совершенный профиль Нарцисса приводил Глорию в восхищение, а безобразного туловища она старалась не замечать.
– У тебя появился новый поклонник, – заявил он, поправляя волнистые кудри. – Молодой и красивый.
– Местный алкоголик, который чуть не ворвался ко мне в дом?
– Он больше не алкоголик.
– У нас с ним нет ничего общего.
– Почему же? Парень тоже мечтает о любви. Необычной, яркой, словно комета на ночном небе. Обидно прожить жизнь, не испытав подлинной всепоглощающей страсти.
– Ты нарочно дразнишь меня? – надулась Глория.
– Вовсе нет, моя царица. Я изрекаю прописные истины.
– Знаешь, какой нынче сон мне приснился?
– Разумеется.
– Ты можешь видеть мои сны?
– Сон состоит из того же материала, что и жизнь, – засмеялся Агафон.
– У Лаврова другая женщина, – без осуждения произнесла Глория. – Он переспал с ней, потому что я не отвечаю ему взаимностью. Теперь он будет чувствовать себя виноватым и избегать моего общества.
– Плохо, – нарочито пригорюнился карлик. – Бедняга. Он хотел причинить боль тебе, а пострадает сам.
– Мне не больно.
– Верю.
– Он догадывается, что я знаю. Я видела во сне, как они ласкали друг друга. Черная стриженая барышня и спортивный сексуальный брюнет. Я даже помню, о чем они говорили.
Глория развеселилась, ее слезы высохли.
– Лавров что-то скрывает от меня. Наивный! Странная у него тайна. Дело касается Венеры и Джоконды. Это картины. Одна из натурщиц уже мертва.
Вторая – на пороге смерти. Ее не спасти, понимаешь? – повернулась она к Агафону.
Но тот исчез. Скамейка, на которой он сидел, была пуста. Глория огорченно всплеснула руками.
– Ну вот! Не с кем поделиться мыслями…
Москва
Кофе, которым угощал ее Артынов перед сеансом, был горьким и без сахара. Алина пила, чтобы не обидеть мастера. Он варил кофе в джезве на маленькой электроплитке и угощал натурщицу.
Алина никак не могла избавиться от смущения. Она сняла бежевый свитер, кружевной бюстгальтер и осталась в юбке до колен, темных прозрачных чулках и коротких сапожках на каблуке. Расчесала волосы на прямой пробор, придирчиво посмотрела на себя в зеркало. Из тяжелой квадратной рамы на нее уставилась чужое лицо, смятенное и напуганное.
Артынов попросил ее выбрить брови и часть волос надо лбом, как диктовала мода начала шестнадцатого века. Алина послушалась. Мужу пришлось сказать, что брови ей сожгли при покраске, а волосы она подбрила по совету своего визажиста, чтобы отрастала густая челка. Кольцов, кажется, не поверил. Но не подал виду. После последней ссоры из-за «Венеры» он старался не обострять отношения.
Алина отошла от зеркала и устроилась в кресле в позе Моны Лизы, которую показал ей художник. Все это время Артынов стоял к ней спиной и что-то подправлял на холсте. Он работал очень быстро, в отличие от Леонардо да Винчи, потратившего на свою картину около четырех лет{По свидетельству Джорджо Вазари (1511–1574), автора биографий итальянских художников, Леонардо потратил на портрет Моны Лизы четыре года и все же оставил его неоконченным.}.
– Ты готова? – не оборачиваясь, осведомился он.
– Да… – робко выдавила Алина и внутренне сжалась.
Это был уже второй сеанс, а она не привыкла раздеваться перед Артыновым, сидеть полуголой и ощущать каждой клеточкой прикосновение его взгляда. Она физически чувствовала, как он проводит пальцами по ее коже, как скользит рукой по шее, опускается к груди и ниже, проникает под коричневую атласную юбку. При этом художник не приближался к ней ни на шаг – только смотрел.
Она ежилась от холода. Белая, не тронутая загаром кожа покрылась мурашками. Алина не могла посещать ни пляж, ни солярий: она страдала аллергией на ультрафиолет и ужасно стеснялась своей молочной белизны. Но именно эта ее нежная белизна и привлекла Артынова.
Сбрасывать всю одежду художник от нее не требовал. В этом не было нужды. Ведь Мона Лиза изображена на портрете по пояс. Но Алина все равно сидела как на иголках.
– Ты слишком скованна, – ворчал Артынов. – В тебе нет тайны, которую скрывает Джоконда. Улыбнись же, расправь плечи.
Он подошел к ней с кистью в руке, обдал запахом масляных красок и поправил пряди ее волос, будто невзначай касаясь обнаженных плеч натурщицы. Алина дернулась, как от удара током.
Артынов усмехнулся и провел кончиком кисти по ее груди, оставив на коже золотистый след.
– Представь, что ты величайшая искусительница… – прошептал он. – Демоница в прелестном обличье. Вакханка, опьяняющая своей улыбкой каждого, кто на тебя смотрит. Ты источаешь жажду страсти, прикрывая ее смирением. Ну же, давай…
Казалось, еще миг – и он приникнет к губам Алины, сожмет ее в объятиях и вместо сеанса живописи преподаст ей совсем другой урок.
– Р-разве Мона Лиза не целомудренна? – пролепетала она, вжимаясь в спинку кресла.
Артынов резко выпрямился и воскликнул:
– Третья жена торговца из Флоренции? Ты еще скажи, что она непорочна и спала порознь с мужем! Уж Леонардо точно не стал бы тратить столько времени на образчик жеманной добродетели. Искусство не целомудренно! – убежденно изрек он. – Если оно целомудренно, то это не искусство! Знаешь, кто сказал? Пабло Пикассо. Моя бывшая супруга – его преданная поклонница. А между тем Пикассо был рабом сексуального инстинкта, порой в самых жестоких, извращенных его проявлениях, и доводил своих моделей до психоза и смерти.
