Виктор Пронин - Высшая мера
Осторожно взяв стаканчик, так чтобы коснуться только верхнего и нижнего срезов, Юферев опустил его в пакет. Но тут же подумал, что пиво в бутылке может расплескаться и смыть отпечатки. Пошарив глазами по столу, Юферев увидел то, что искал, - металлическую пробку. Он надел пробку на бутылочное горлышко, с силой вдавил, дождавшись легкого глухого щелчка, а уже сверху, на пробку, надел стаканчик.
- Чем он расплатился? - спросил Юферев, подойдя к дыре в железном контейнере, - эта дыра служила и витриной, и раздаточным окном.
- О! - воскликнула женщина. - Расплатился он круто… Сотенной.
И она тут же протянула Юфереву совершенно новую, без единого надлома сторублевую купюру. Повертев ее в пальцах, опять же стараясь не мусолить, не стереть с купюры следы, которые, возможно, остались на ней, Юферев положил ее между страничками своего блокнота. Порывшись в карманах, он протянул продавщице две мятые пятидесятирублевки.
- Не возражаете?
- Была бы польза, - ответила женщина, стараясь не смотреть на громадную красную лужу, в которой лежал остывающий Якушкин. Похоже, из него вытекли все пять литров крови.
Сразу после похорон Апыхтин вылетел на Кипр.
Один.
Два билета, на Катю и на Вовку, пришлось сдать, правда, за полцены, но Апыхтина это нисколько не затронуло.
Странно как-то получилось - его обычный банковский костюм вполне подошел для похорон. Единственное, что пришлось заменить, - галстук. Вместо яркого, красного он надел серый, в традиционную полоску. И туфли остались прежние - черные.
Осознав все это, Апыхтин уже на кладбище чуть заметно усмехнулся.
- Ты чего? - спросил оказавшийся рядом Цыкин.
- Заметил, как наша рабочая одежда подходит для кладбищенских церемоний?
- В каком смысле?
- Ну как же… Мне и переодеваться не пришлось… Встал из-за стола и отправился на похороны. И в своем кабинете был при наряде, и здесь тот же костюм подошел для отправления печальных надобностей.
Цыкин исподтишка присматривался к Апыхтину - в его словах явно некстати звучала улыбка, и это казалось не то что вызывающим, а просто ненормальным.
Людей на кладбище было немного. Апыхтин отшил все попытки выразить общегородское соболезнование. Из неожиданных, непрошеных был только Кандауров со своими ребятами. К Апыхтину он не подошел, понимая свою несовместимость с банковскими людьми, молча постоял в стороне и только издали кивнул, когда они неожиданно встретились взглядами. Апыхтин в ответ махнул рукой. Кандаурову этого было достаточно - значит, между ними все осталось в порядке и вскоре они обязательно встретятся. Кандауров сел со своими ребятами в черный джип и уехал с кладбища.
Никаких памятников устанавливать не стали, вроде как на свежую могилу не положено, но Апыхтин успел съездить в мастерскую на окраине города и выбрал два куска красного гранита. Оба представляли собой остроконечные, бесформенные, неотесанные глыбы камня, один побольше, другой поменьше. Апыхтин распорядился установить их так, чтобы маленький камень был наклонен к большому, а большой совсем немного как бы склонялся к маленькому. Он согласился отполировать на камнях лишь по небольшому участку - для надписей.
Странное состояние охватило Апыхтина - он был посторонним во всех этих событиях. Ничто слишком уж не волновало его, происходящее как бы его и не касалось. На слова сочувствия он кивал благодарно, иногда улыбался, словно не совсем понимая, по какому поводу собрались мужчины и женщины, тут же забывал и об этих людях, и о том, что они говорили. На кладбище он не проронил ни слезинки, когда опускали гробы, смотрел на них отрешенно, будто думал о чем-то другом, более важном. Лицо его было бледным, спокойным, усталым, и не более того. И если кто-то всматривался в Апыхтина, пытаясь увидеть потрясение, боль, отчаяние…
Нет, ничего этого не было.
Сама природа ограждала его от непосильных впечатлений, поставила невидимую стенку, которая защищала его и хранила. Близким людям казалось, что он не вполне понимает, что происходит, - настолько его поведение не соответствовало событиям.
Увидев в отдалении Кандаурова, он помахал ему рукой, но тут же спохватился, сообразив, что сделал какую-то нелепость, поступил неправильно. Бросив горсть земли сначала на один гроб, потом на второй, он с интересом вслушивался в звуки, с которыми комки падали на доски, и думал о том, что гробы почти пусты, что тела в них занимают совсем немного места, что земля скорее всего продавит доски и случится это совсем скоро…
И было видно - он тяготится похоронами, стремится поскорее остаться один, когда не нужно думать, как поступать, какие слова произнести в ответ на соболезнования, на вопросы о следствии…
Всматриваясь в себя, прислушиваясь к себе, Апыхтин с изумлением понимал, что ему хочется побыстрее избавиться от всей этой черно-красной толпы, чтобы остаться наедине с Катей и Вовкой, сказать им слова, которые скопились в нем за последние дни, когда он не мог ни часа побыть один.
С кладбища людей на двух автобусах отвезли в банк, где в небольшом зале накрыли стол. Часа два просидели почти молча, после чего Апыхтин поднялся, попрощался со всеми, вышел из здания, сел в «мерседес» и отбыл в Москву.
Едва упав на заднее сиденье, он облегченно вздохнул.
- Поехали, Гена… Ну их всех… Без меня погорюют, если так уж хочется.
Водитель диковато глянул в зеркало, столкнулся взглядом с Апыхтиным, тот подмигнул ему заговорщицки, дескать, уж мы-то с тобой понимаем все как надо.
- Поехали, - озадаченно пробормотал водитель и тронул машину с места.
Все вещи Апыхтина уместились в дорожную сумку, он еще с утра забросил ее в багажник. Поэтому, когда увидел на заднем сиденье еще одну сумку, хорошую, кожаную, с наплечным ремнем и медной пряжкой, удивленно посмотрел на водителя.
- Что это, Гена?
- Цыкин в дорогу тормозок собрал… Там, говорит, пригодится.
- Ишь ты… Спасибо, Цыкин… Что же он собрал-то?
- Что-то позвякивающее, - усмехнулся водитель. - Как мне показалось.
Раскрыв «молнию», Апыхтин с трудом удержался, чтобы не присвистнуть - сумка оказалась доверху наполненной бутылками с водкой «Юрий Долгорукий».
- Мы с ним об этом не договаривались.
- Говорит - сюрприз. У него, говорит, и так мало радостей осталось в жизни в последнее время.
- Так и сказал?
- В точности. Я, признаться, немного удивился… Некстати показались мне его слова.
- Испереживался, - нашел объяснение Апыхтин. - С похоронами совсем замотался, так что не всегда понимает, что говорит.
- Не знаю, не знаю… - протянул водитель.
- А что тебе показалось?
- Чудная эта забота… Велел не говорить вам о гостинце, пока за город не выедем.
- Ишь ты, - Апыхтин покачал головой. И тут же связался с Цыкиным по сотовому телефону. - Привет, Миша, - сказал он. - Получил гостинец. Много доволен. Если надеешься, что я кое-что привезу обратно, то должен огорчить - ошибаешься.
- Значит, приглянулся гостинец! - обрадовался Цыкин. - Ну и на доброе здоровье. Это прекрасное средство по перемещению в параллельный мир, как ты выражаешься.
- Только не надейся, что я навсегда останусь в параллельном мире, - ответил Апыхтин уже без улыбки. - Я вернусь, Миша, вернусь. Обрадует это вас или нет.
- Володя! - закричал Цыкин. - Что ты несешь?!
- Вряд ли я вернусь в банк, но в мир… В котором столько всего случилось со мной… Не сомневайтесь. Так и передай Басаргину и Осецкому. До скорой встречи, Миша. - И Апыхтин отключил связь, не дожидаясь ответа.
Слукавил Апыхтин в этом разговоре, сознательно слукавил. Хотя не был он интриганом, не строил сложных взаимоотношений, но что-то в последнее время его настораживало. И сейчас вот, брякнув слова, не вполне соответствующие его настроению, почувствовал, что поступил верно, что он наверняка внесет путаницу в души заместителей. Апыхтин и сам не смог бы объяснить, что именно собьет их с толку, но почувствовал - сделал правильно и своевременно.
- И ладно, - сказал он, вспарывая «молнию» сумки, которую сообразили ему в дорогу друзья-единомышленники. Нащупав лежавшую сверху бутылку с роскошным изображением храма Василия Блаженного, Апыхтин вкусно, одним поворотом мощной ладони свинтил крышку и только тогда увидел, что водитель, не отрывая взгляда от дороги, протягивает ему стакан. - Спасибо, Гена, - сказал он и с каким-то светлым чувством увидел, услышал, как течет в стакан чистая струя водки. Он глубоко, освобожденно вздохнул, словно вытолкнул из себя кладбищенские, могильные, поминальные впечатления дня. - За упокой, да, Гена? - спросил он.
- Надо, Владимир Николаевич, надо.
- Царство небесное, земля пухом, - произнес Апыхтин заученные слова, замер на какое-то время, словно пытаясь понять смысл сказанного, и медленно выпил больше половины стакана. - Хорошая водка, - сказал он.
