Олег Путилин - Алкаш в газете
— Да уж, дела! — подтвердил Дынин. — Ну и сука этот твой Бомберг! Весь город думает, что его за идею убили как правдолюбца, а он, оказывается, бабки не поделил с вашим коммерческим директором…
— Или власть, — произнес я.
— Да какая там у журналиста власть?! — воскликнул Дынин.
— Немалая, четвертая по счету, — ответил Седой.
— Средства массовой информации — это немалая власть, — подтвердил я. — А где власть, там и деньги. Архив Бомбергу давал возможность решать многие вопросы без серьезных проблем. А иметь серьезное влияние на политику газеты — это стоящая цель. Кстати, Леонид, — обратился я к Седому, — позавчера ты мне рассказывал о тех средствах, которые поступают в газету.
— Ну?
— Каков приблизительно размер сумм? Особенно меня интересуют ставки за заказные статьи, за выгодное размещение рекламы.
— Откуда я знаю?! Я рядовой журналист и никогда не лез в эту бухгалтерию. К тому же я в этой газете недавно и вообще не имею привычки работать в одном и том же издании больше года…
— Тем не менее это надо выяснить и как можно скорее, — сказал я.
— Думаю, что это не так просто, — заметил Борисов. — Вряд ли ты можешь рассчитывать на особую откровенность Гармошкина в этом плане. Большинство сумм идут, как ты понимаешь, не через бухгалтерию.
— Ладно, посмотрим… А сейчас мне надо ехать на прием к Шелестюку.
— Ты что, на самом деле собрался отдать ему все эти документы? — спросил Дынин.
— Думаю, да. Оставлю себе лишь самое необходимое, на всякий случай… Уж больно мне не нравятся некоторые люди из окружения этого чиновника…
Через полчаса я уже входил в кабинет Шелестюка. Заместитель мэра расхаживал по комнате. Он явно нервничал. Завидев меня, он тут же спросил:
— Надеюсь, что все прошло нормально и вы получили то, что хотели?
— Да. Спасибо.
Я подошел к столу и положил на него толстую папку.
— Вы тоже получите то, что хотите. И хотя я делаю это с большой неохотой, но договор есть договор, и его надо выполнять, — сказал я.
Шелестюк быстрыми шагами подошел к столу и шустро пролистал документы.
— Это все?
— Да.
— Всегда приятно иметь дело с порядочными людьми, — сказал Шелестюк.
— У меня к вам последний вопрос, — Я сделал паузу. — Вы можете на него не отвечать. Но, ответив, вы мне очень поможете. Думаю, что как член попечительского совета газеты вы имеете больше информации, чем я. Меня интересует, как складывались взаимоотношения в руководстве газеты за последние несколько лет?
Шелестюк усмехнулся, глядя в окно.
— Должен вам сказать, что в руководстве этой газеты дела всегда шли негладко. Исключение составлял, может быть, первый этап, этап ее становления, когда она была не слишком большой и не слишком популярной. Тогда учредителями были несколько человек, в том числе и Бомберг. Потом наступил период, когда у газеты начались финансовые сложности и она была на грани закрытия. Тогда руководство обратилось к администрации города. Мы пошли на этот шаг, помогли финансово, организационно. Газета, в свою очередь, помогла нашему мэру снова переизбраться. Финансовое положение газеты стало стабильным, но с тех пор в руководстве начались дрязги. Лидерами газеты были, без всякого сомнения, Бомберг и бывший главный редактор Грищук, которые и определяли ее политику. Производственными делами занимался Кострюков, гуманитарными вопросами — Пыжиков. Но постепенно эти господа осознали, что стольким медведям в одной берлоге не ужиться. И началась серьезная борьба за единовластие.
— Почему ушел главный редактор Грищук?
— Он первым пал жертвой этой борьбы. Нервы не выдержали, у него случился инфаркт. Этим немедленно воспользовались друзья-конкуренты, усилив борьбу за пост главного редактора. Однако ни одному из них не удалось занять этот пост. В этой ситуации сказала свое слово и мэрия. Мы решили поставить там человека не из газетной среды, хорошего и крепкого руководителя, звезд с неба не хватающего, но борозду, как говорится, не портящего. Я сам предложил это Бомбергу. Тот, подумав, согласился. Вот так, заручившись его поддержкой, главным редактором стал Гармошкин. Видимо, это было решение, которое устроило их всех. И газета вроде бы работала нормально, однако последующие трагические события внесли новую путаницу в это дело.
— Вы можете прямо сказать мне, кого вы подозреваете из сотрудников газеты?
— Нет, — ответил Шелестюк. — И не потому, что я не хочу делать за вас вашу работу, а потому, что в этой истории, кроме денег, серьезную роль играют такие качества, как тщеславие и властолюбие…
Шелестюк поднялся со своего места, давая понять, что наш разговор подошел к концу.
Выходя из кабинета, я обдумывал последнюю фразу вице-мэра. Из его слов можно было сделать вывод, что он не знал имени того человека, которого заказал Бомберг. Это же отчасти подтвердил сам киллер, который заявил, что он не является прямым подчиненным Шелестюка и что он не обязан ему ничего докладывать о своей деятельности.
Я поймал такси и поехал домой. Я решил, что на сегодня полученной мной информации достаточно, и запасся большим количеством спиртного для того, чтобы провести вечер в раздумьях.
В принципе, ситуация была достаточно ясна. Похоже, дело подходило к концу. Данные, которые у меня имелись, можно было передавать в милицию, чтобы уже она завершила расследование. Об этом я и поведал пришедшим ко мне вечером Дынину и Седому.
— Кто ведет следствие по делу Бомберга? — спросил я у Дынина.
— Виталий Захимович.
— Вот ему завтра и передадим эту кассету вместе с фотографией. Может быть, там остались отпечатки пальцев Бомберга. Хотя вряд ли, киллер наверняка их стер вместе со своими. Думаю, что фотографии будет достаточно, чтобы возбудить уголовное дело. А там уже пусть менты копают, у них получится лучше, чем у меня…
Похоже, больше всех эта история произвела впечатление на Седого. Он весь вечер сидел угрюмый и хмурый, молча пил свое любимое темное пиво. Газетный мир за последнее время скорее всего еще больше его разочаровал.
Казалось, что он давно привык к странностям и пакостям этого мира, но последние события серьезно потрясли его. Мне даже захотелось поддержать друга морально, найти какие-то ободряющие слова. Но, поразмыслив, я понял, что переубедить не смогу. К тому же я был уже не в состоянии кого-то переубеждать, так как основательно накачался текилой. «Ну, в крайнем случае, сменит еще пару газет», — подумал я. От этого что-либо изменится? Для Седого этот мир все равно оставался естественной средой обитания, который он вряд ли променял бы на какой-либо другой. Я даже поймал себя на мысли, что, несмотря на краткий срок моего пребывания внутри этого мира и все негативные вещи, с которыми я столкнулся, мне самому скорее нравится, чем не нравится этот стиль жизни. Слегка сумасшедший, непредсказуемый и, видимо, потому интересный…
— Ну ладно, давай, — вывел меня из раздумий грубый голос Дынина, — завтра с утра я к тебе захожу и веду к Витальке. А там посмотрим…
Дынин встал и бодрым шагом направился в прихожую. За ним уныло поплелся Седой. Я закрыл за ними дверь, вернулся в комнату и налил себе очередную порцию текилы. Напиток приятным теплом разлился внутри моего организма, и я подумал, что заслужил сегодня спокойный отдых. Улегшись на диван, я уснул мгновенно.
Отдохнуть мне было не суждено, так как я быстро очутился в операторской, в центре большого зала. Внизу передо мной находилась студия, ярко освещенная сапфирами. Где-то подо мной и сзади меня раздавался шум, исходивший от присутствовавших в зале зрителей. Временами звучали аплодисменты и свист. Зрители были явно в предвкушении предстоящего зрелища, которое вот-вот должно было начаться. На площадке шли последние приготовления. Тут и там ходили рабочие в грязных спецовках, заляпанных краской.
Наконец подо мной разразилась буря аплодисментов, и на площадку, освещенный прожекторами, вышел главный редактор «моей» газеты Василий Гармошкин. Подняв руки, он слегка успокоил публику и сел в центре стола. По бокам от этого стола стояли два больших кресла, направленных друг на друга. Гармошкин заговорил:
— Господа сотрудники редакции! Открываем наше интеллектуальное ток-шоу. Тема дня «Гуманитаризм и монетаризм». За команду гуманитаристов играет Сергей Пыжиков! Прошу приветствовать! — громким голосом провозгласил Гармошкин, и зал взорвался аплодисментами.
На сцене появился Пыжиков. Одет он был странно. На нем был грубый овчинный полушубок с заплатами в нескольких местах, в руках он держал большую деревянную колотушку. Он скинул полушубок, повесил его на вешалку и сел на стул.
— За команду монетаристов, — снова завопил ведущий Гармошкин, — играет Борис Кострюков! Аплодисменты, пожалуйста!
