Эдвард Айронс - Тигровая луна
Дюрелла начала бить дрожь. Свет слепил глаза. Он принялся мысленно представлять себе свет в виде всевозможных образов. Появились лица, глаза, его разглядывавшие. Ничто не нарушало тишины. Но он знал, что рано или поздно они придут со шприцем в руках. Эта мысль была ему ненавистна. Он мог выдать слишком много совершенно секретных дел секции «К». Дюрелл пощупал языком сломанный зуб. Если бы сломался второй коренной, он через десять секунд был бы мертв. Именно туда дантист секции «К» поместил капсулу с ядом. Дюрелл ненавидел мысль о капсуле. Голод, боль, грязь, холод все же лучше, чем загробный мир.
— Мистер Сэм?
Он решил, что шепот — игра его воображения и продолжал растягивать кожаные ремни, которыми были скручены его запястья. Возможно, удастся перегнуться через стол и попытаться перетереть их о подходящую металлическую кромку…
— Мистер Сэм?
Яркая лампа двигалась, пританцовывая на поскрипывавшей цепочке. Дюрелл увидел опустившееся к нему красивое лицо, напоминающее о персиках со сливками. Миндалевидные глаза были полны сочувствия, но улыбались.
— Вы меня слышите? — спросила она.
— Лотос?
— Это я.
— Мой китайский цветок, я люблю тебя.
Она грустно улыбнулась.
— Я мечтала бы вам помочь.
— Тебя прислал Та-По?
— Разумеется. Но я счастлива, что это пришло ему в голову.
— Тебе поручили превратить меня в студень?
— Скорей наоборот, — хихикнула она.
— Да, ты очень соблазнительна.
— Я люблю вас, мистер Сэм.
— Это подходит.
— Я полюбила вас с первого взгляда.
— Мне холодно, — сказал он.
— Я вас согрею.
— И будешь на ухо нашептывать вопросы?
— Вам действительно лучше рассказать им, куда подевалась эта ледяная дубина по имени Таня. Лучше расскажите. Зачем страдать?
— А почему бы и нет?
— Я не понимаю вас, мистер Сэм.
— Если я заговорю, они убьют меня, верно?
— Думаю, что нет.
— Тогда тайно переправят в Пекин, где меня ждет медленная агония в подземельях Л-5. Ты работаешь на Л-5?
— Я всего лишь ассистентка мадам Ханг.
— Ну конечно!
— Я не наложница Та-По. Это старомодно, буржуазно и глупо. В социалистическом обществе женщина свободна и может работать, учиться и любить.
— Ты просто прелесть, — восхитился Дюрелл.
— Позвольте мне согреть вас.
Она соскользнула на пол рядом с ним. На ней было очень тонкое платье. Она тоже дрожала. От неё пахло цветочными лепестками и лимоном. К дыханию примешивался едва уловимый аромат. Нежные губы прильнули к его губам. Изгибы и округлости её тела были восхитительны. Через ослабевшие ремни он почувствовал её жар и решил, что или ей очень нравится её работа, или она искренна.
— Помоги мне убежать, — прошептал он.
— Помогу.
— Сейчас.
— Сейчас не время. Не могу. Потом, этой же ночью. Ближе к рассвету.
— Лотос, ты мне не по зубам.
Она хихикнула.
— Я вам нравлюсь, хоть немножко?
— Гораздо больше, чем немножко, это же очевидно.
Она снова хихикнула.
— Я всегда мечтала о таком мужчине, как вы. Мне кое-что рассказывали про американцев. Вы отважны. Вы подобны тигру. Я знаю ваше досье наизусть. И я ненавижу Та-По, о, как я его ненавижу! И боюсь её.
— Мадам Ханг?
— Она чудовище. О, как я боюсь того, что она сделает, когда потеряет терпение!.. Вам нравится?
— Очень.
— У вас было много красивых женщин?
— Ни одной, которая сравнилась бы с тобой, Лотос.
Она засмеялась.
— Вы чувствуете себя беспомощным из-за связанных рук?
— Я так много теряю, — пожаловался он. — Почему бы не снять ремни?
— Расскажите мне, где найти Таню.
— К черту Таню. Эта ледяная дубина способна сама о себе позаботиться.
— Но должна же я что-нибудь сказать Та-По. Иначе он будет очень сердит на меня.
— Все это было его идеей?
— Ему приятно так думать.
— Ты сама предложила?
— Я слишком скромна, чтобы вам ответить.
— Мне нравится твоя скромность. Продолжай в том же духе.
Ее тело трепетало над ним. Она прижалась лицом к его лицу, и его поразила теплая дорожка слез на её девичьих щеках. Вдруг она приподнялась и нащупала рукой что-то лежавшее на полу рядом. Дюрелл заметил блеск остро отточенного ножа и ощутил в паху когтистую лапу ужаса.
— Знаете, что велела мадам Ханг?
— Я не хочу знать, что собирается делать эта сука.
— Она сказала, что когда вы будете принадлежать мне, как сейчас, я должна лишить вас вашего мужского достоинства. Одно ловкое движение лезвием…
— Лотос!..
— Это вас пугает?
— Да.
— Тогда расскажите мне о Тане.
— Она на Луне, — быстро произнес он.
Лотос казалась растерянной. Ее густые надушенные волосы облегали голову словно экраном и легко касались бровей.
— На Луне?
— Она туда вернулась.
— О, но это не так.
— Так. Вот почему её не могут найти. — Дюрелл говорил, тщательно подбирая слова. — А сейчас отложи в сторону нож. Ты упустила свою возможность. Вот что делает страх с мужчинами.
— Извините. Все равно я бы этого не сделала.
Лотос откатилась в сторону и села. Ее платье собралось на талии. Она задумчиво посмотрела на него, затем поднялась и спокойно, без улыбки, поправила подол. И без лишних слов покинула каменную келью. Послышался глухой звук задвигаемых засовов.
Ему не пришлось долго ждать. Настала очередь мадам Ханг. Он даже не слышал, как она входила, и уловил только шорох расшитых жемчугом комнатных туфель по жесткому полу. Затем вдруг до Дюрелла донеслись прерывистое дыхание и быстрые упирающиеся шаги, и рядом с ним, пролетев через комнату, упала Лотос. Она растянулась на полу, её блестящие черные волосы в беспорядке рассыпались. На правой её ладони была кровь, и один палец казался сломанным. Из-за боли она с трудом дышала и не смотрела на Дюрелла. Тот поднял голову и попытался сесть, но кожаные ремни не пустили.
— Шут! — прошипела мадам Ханг.
Дюрелл ничего не ответил. Ему опять стало страшно. Эта женщина могла напугать любого.
— Лотос слишком романтична, — продолжала мадам Ханг. — Я всегда это подозревала. Все уроки оказались тщетными. До сих пор она была нам полезна, и жаль, что никогда нельзя до конца предсказать человеческое поведение. Наступит день, и мы его усовершенствуем. Человеческая глупость сделает это возможным. Массами можно будет управлять и привести их к послушанию. Для их же собственного блага, конечно. Для ещё большего триумфа коммунистического режима.
— Ура, — подхватил Дюрелл.
— Ваш боевой дух все ещё на высоте?
— Не совсем.
— Лотос и в самом деле должна была вас изувечить.
Он ничего не ответил. В нем нарастал страх. Примитивное, первобытное чувство, но Дюрелл ничего не мог поделать.
— А теперь вы мне расскажете, где моя любимая дочь.
— Таня?
— Таня — моя дочь. Я хочу вернуть её.
— Она опять на Луне.
Казалось, женщина изошла яростью. Дюрелл даже не увидел, чем она принялась его бить. В её плетке с двумя десятками острых, беспощадных, увечащих концов несомненно был металл. Его рубашка за считанные секунды изорвалась в клочья. Грудь и живот превратились в сплошную неимоверную рану. Сквозь свист плети и удары он слышал, как натужно дышит мадам Ханг. Ее лицо то приближалось, то отдалялось, затеняемое лампой. Дюрелл никогда не предполагал, что человек может так злобствовать.
Наконец она сделала передышку и, задыхаясь, спросила:
— Итак?
— Вам будет несложно с ней воссоединиться, — прошептал Дюрелл.
— Как? Говори, быстро!
— Просто оседлайте свою метлу и летите в небо.
Снова боль. К счастью он ненадолго потерял сознание. Потом, содрогаясь, пришел в себя. Его тело стало одним неимоверным страданием. Даже не будь ремней, он вряд ли смог бы двигаться. Если пытка продолжится, он умрет. Дюрелл немощно выругал мадам Ханг. И на это у него не осталось сил.
Мадам все ещё не уходила. Но Лотос зашевелилась. Дюрелл был непрочь узнать, остался ли у неё нож.
— Американский шпион, империалистический агент, я тебя спрашиваю в последний раз. Можешь мне не рассказывать, что моя бедная обманутая дочь вернулась на Луну. Я не расположена выслушивать твои западные шуточки. Мне совсем не смешно. Ты заставил глупую Лотос тебе поверить, и она заплатила за свое безрассудство. Но я не глупа. И не слаба. Ты меня понимаешь?
— Боюсь, что да, — спокойно ответил Дюрелл.
— Тогда скажи мне, где Таня. Последний раз спрашиваю.
— Не знаю, — вздохнул он.
— Хорошо.
Разговоры были окончены. Дюрелл пытался разглядеть что — нибудь за бьющим в глаза светом. Там ждала чудовищная тень, тень смерти, неизбежной и неумолимой. Убивая его, мадам будет испытывать наслаждение. Она может растянуть себе удовольствие, хотя он, изнывая от боли, робко надеялся, что конец наступит быстро.
