Холли Эфрон - Никогда не лги
— Предполагать?
— У нас не осталось ее фотографий. Этот снимок сделан, пожалуй, перед самым моим рождением. То есть перед тем, как она… — Голос у него сорвался, и он замолчал.
Айви постаралась повнимательнее рассмотреть фотографию. Похожее платье она как раз и обнаружила в плетеном сундуке. Она вспомнила, что у него отсутствовала талия, была одна лишь завязка на спине. Так что женщина с серьезным выражением лица запросто могла быть беременной.
Мистер Власкович подтвердил ее догадки кивком головы. — На свет появился я, и моя мать… — Он откашлялся, прочищая горло.
Он взял в руки дневник, раскрыл его и вынул оттуда прядь волос, перевязанную голубой ленточкой. Затем он прочитал первую запись. А потом откинулся на спинку скамьи и задумался, устремив невидящий взор перед собой.
— Наверное, этот комплект принадлежал ей, — заметила Айви.
— Пожалуй, я склонен согласиться с вами, — машинально ответил он, по-прежнему погруженный в свои мысли.
— Я решила, что вы захотите оставить эти вещи себе. Фамильные ценности, история вашей семьи… Что-нибудь на память о ней.
— Ффух! — с шумом выдохнул мистер Власкович, стряхивая с себя задумчивость. — Память — человеческое свойство, достоинства которого, на мой взгляд, мы склонны переоценивать. Если когда-либо вам случится сколько-нибудь долго пробыть в таком месте, как это, вы поймете, что я имею в виду. Кроме того, фамильные ценности подразумевают наследников. Семью. У меня же не осталось никого. Я — последний в нашем роду. — Он коротко и невесело рассмеялся. — Скоро придет и мой черед.
Он вложил прядь волос и фотографию в дневник и закрыл его. Протянув ей тетрадь, он вдруг отдернул руку.
— Благодарю вас. Пожалуй, вы правы: я оставлю его себе. — Старик слабо улыбнулся ей. — А с остальным вы вольны поступить так, как вам заблагорассудится.
Айви спрятала щетку для волос, зеркальце и шкатулку в свою сумочку.
Мистер Власкович поднялся на ноги и предложил ей руку. Они вместе вернулись в фойе.
— Кстати, — вспомнила Айви, — несколько дней назад я встретила одну особу, которая уверяет, что знала вашу семью. Ее зовут Мелинда Уайт, и она говорит, что ее мать работала у вас.
— Уайт? — Власкович замедлил шаг, припоминая. — Не могу сказать, что это имя мне знакомо… Впрочем, нет, подождите… Да, действительно, некая миссис Уайт убирала у нас в доме. Но ведь это было очень давно, лет двадцать пять назад, никак не меньше.
— Да, получается примерно так, — сказала Айви.
— Двадцать пять лет. — Мистер Власкович пожевал губами. — Смешно, но сейчас мне кажется, что это было вчера.
Когда они вошли в фоне, он отпустил руку Айви и вытянул шею, стараясь заглянуть ей в лицо.
— С вашей стороны было очень любезно проделать столь долгий путь только ради того, чтобы навестить меня. С таким же успехом вы могли просто выбросить эти безделушки.
— Но мы действительно выбросили кое-какие вещи, которые, как мы решили, уже никому не понадобятся. Должна вам признаться, — Айви заколебалась, не будучи уверена в том, стоит ли продолжать, — в сундуке лежала смирительная рубашка.
— Ах да. Верно. — Глаза мистера Власковича увлажнились, — Этой темы мы тоже предпочитали не касаться, — прошептал он так тихо, что Айви наверняка не расслышала бы его, если бы не стояла так близко.
— Ваш брат? — сочувственно поинтересовалась она, вспомнив историю, которую поведал им агент по продаже недвижимости.
— Боже милостивый, нет, конечно. Откуда у вас такие странные идеи? Скорее всего, моя мать. Я помню совсем немного, но она была… инвалидом. Несчастлива. И страдала депрессией. Полагаю, именно такой диагноз поставили бы ей сегодня. Но тогда лечения еще не придумали. Лишь постоянный уход, который, к счастью, мой отец мог позволить. — Он горестно покачал головой. — Он делал все, что было в его силах. Нанимал сиделок. Пытался помешать ей причинить себе вред. А потом она просто исчезла. Вот так все и обстояло в те времена. Болезни, особенно душевные болезни. И смерть. Все решили, что лучше продолжать жить дальше, делая вид, что ничего не случилось, чтобы не застревать на таких неприятных вещах.
Мистер Власкович отвел глаза, будучи не в силах продолжать.
— Но вот в чем штука, это ведь очень плохо. Мой отец… Мальчишкой я боялся подниматься на чердак. Мне снились всякие страшные сны. Я думал, что она до сих пор живет там, выжидая удобного момента, чтобы схватить меня. Было бы намного лучше, если бы моему брату и мне объяснили, что же в действительности произошло.
Он бросил на Айви пронзительный взгляд.
— Секреты и тайны могут быть очень ядовитыми, — продолжал он. — Тогда как правда почти никогда не бывает столь страшной и разрушительной, как придуманные страхи.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«Значит, агент по продаже недвижимости все перепутал», — думала Айви, возвращаясь по извилистой подъездной аллее обратно на шоссе. Спальня на чердаке была обставлена для матери Пауля Власковича, а вовсе не для его брата. Истории из прошлого, передаваемые из уст в уста, частенько перевирались и искажались подобным образом. Выходит, Эмилия Власкович сделала записи в своем дневнике, когда была беременна Стефаном, своим первенцем, в самом начале того, что обернулось депрессией, от которой она так никогда и не оправилась.
Быть может, ее увезли в какую-нибудь лечебницу для душевнобольных? Ей стало совсем плохо и она умерла? А может, она совершила самоубийство? Но что бы ни случилось, действительно ли такой конец был менее ужасающим и страшным, чем то, что воображал себе ее маленький сын Пауль?
Человек не может исчезнуть просто так. Или все-таки может? Айви коснулась впадинки на шее, где раньше висел серебряный амулет бабушки.
Вскоре она вырулила на автостраду. Телецентр с огромными спутниковыми тарелками на крыше, высившийся сбоку от дороги, напомнил ей об ушлой корреспондентке, которая бойко вела репортаж, стоя вчера вечером на лужайке перед их домом. Айви включила радио, надеясь услышать выпуск новостей.
Она уже въезжала в Браш-Хиллз, когда вдруг вспомнила о дне рождения своего будущего ребенка. Проклятье! Было уже почти три часа пополудни. Гости, наверное, уже начади собираться.
Айви придавила педаль газа, благоразумно снижая скорость в тех местах, где дорожная полиция устраивала ловушки для лихачей, стремившихся проскочить через город окольными путями, зато с ветерком. Свернув в переулок, она оказалась в тихом квартале, где испокон веку в старинных изящных особняках жили коннозаводчики и просто любители верховой езды.
Узенькая улочка спускалась вниз по склону холма, к широкому устью Непонсет-ривер. Еще ниже, там, где в незапамятные времена простирались болота, а несколько позже — пойменные луга, теперь высилось с десяток недостроенных помпезных особняков. Оказавшись не в силах привлечь покупателей, застройщик прекратил финансирование, и дома потихоньку разрушались, приходя в упадок.
Айви повернула под симпатичный указатель, на котором крупными золотыми буквами значилось: «Компания „Роуз Гарденз“ — ландшафтный дизайн к вашим услугам». Проехав по грязной проселочной дороге, обсаженной высокими деревьями, она очутилась на последних невозделанных акрах земли в округе. Официально Дэвид арендовал землю у своей матери, семья которой занималась здесь сельским хозяйством еще в конце XIX века.
Отца Дэвида едва не хватил апоплексический удар, когда после первого курса сын бросил учебу в Бостонском колледже и основал компанию «Роуз Гарденз». Он совершил неслыханный поступок — отказался от стипендии, которую ему выплачивали как одному из ведущих игроков футбольной команды. А для мистера Роуза спортивная команда колледжа была всем — смыслом жизни и всепоглощающей мечтой. Блестящее будущее, ожидавшее Дэвида, по его мнению, должно было непременно включать степень бакалавра по деловому администрированию и пост исполнительного директора. А Дэвиду ничего так не хотелось, как проводить все свое время на свежем воздухе и работать руками.
«Представители клана Роузов не косят траву на лужайках и не рыхлят землю граблями! — кипятился возмущенный до глубины души отец. — Для этого есть прислуга». Словом, выход на пенсию родителей Дэвида и их последующий переезд в Парк-сити в штате Юта стал облегчением и очень удобным выходом для всех, включая самого Дэвида и его почтенного папашу. Сейчас родители Дэвида пребывали в кругосветном круизе, отдыхая на теплоходе где-то у берегов Южной Америки.
Поначалу офис Дэвида представлял собой однокомнатный трейлер-прицеп, иначе говоря, улучшенный вариант консервной банки. Возглавляемая им компания специализировалась на создании экологически чистых садов с недорогими растениями, не требующими специального ухода, зрелищными скульптурами и украшениями из гранита, добываемого в местном карьере. Философия продаж, которую он исповедовал, заключалась в следующем: «Нечестно и невежливо продавать людям то, что им не нравится и что они не в состоянии содержать».
