Эдуард Хруцкий - Страх (сборник)
Квартира была пуста, словно кто-то специально предупредил Витю Мамочку.
– Я давно ничем незаконным не занимаюсь.
– Брось, Копцов, ваньку ломать. Повезло тебе – не пришли твои поночевщики, в следующий раз возьмем, – зло сказал участковый лейтенант с протезом вместо левой руки.
– Поклеп на честного человека.
– Пошли-ка, Копцов, потолкуем, – сказал Данилов.
Они вышли в кухню, в которой отвратительно пахло прогорклым жиром, на грязном столе громоздилась куча щербатых тарелок.
– Ты бы посуду помыл, – брезгливо оглядел кухню Данилов.
– Помою, товарищ начальник.
– Сейчас я тебе задам один вопрос, а ты мне, Витя, ответишь на него быстро и честно. Где играет сегодня Разлука?
– Я…
– Подумай. Я тебе не участковый, а начальник ОББ. И разбомблю твою «мельницу» на раз, понял?
– Как не понять, – криво усмехнулся Витя. Он подтянул трусы. – Папиросочкой не угостите?
Данилов протянул портсигар.
Витя закурил, уставился куда-то в угол кухни, словно там показывали «Веселых ребят». И опять вздохнул тяжело:
– Он на Маросейке, начальник, у Милки нынче банк держит.
– Молодец, Витя, правильно меня понял. Будешь дальше так соображать, сможешь жить спокойно.
– Что я, не понимаю, товарищ начальник, с вашей конторой лучше не вязаться.
Милкин дом стоял в глубине двора. Жила она на втором этаже, а впрочем, в доме этом был всего один этаж и почему-то – второй.
Замначальника местного отделения позвонил в дверь. Тишина. Он еще раз повернул рукоятку звонка.
– Кто? – спросил за дверью женский голос.
– Открой, Глущенко, милиция.
– А откуда я знаю, кто вы?
– Это я, Ягунков из отделения.
– Поздно в гости ходите, товарищи милицейские.
– Открывай. – Ягунков ударил ногой в дверь.
– Да сейчас, сейчас.
– Значит, точно народ у нее, карты прячут, – сказал в темноте кто-то из оперативников.
Дверь раскрылась на ширину цепочки. Электричество в квартире горело вполнакала, и за дверной щелью клубился полумрак.
Ягунков осветил лицо фонарем:
– Открывай.
Дверь распахнулась. Данилов вошел в полутемный коридор, освещенный горевшей под потолком двухрожковой люстрой.
Обе лампочки горели вполнакала, и в их ржавом свете тени пришедших причудливо ломались на стене.
– Посторонние в квартире есть, гражданка Глущенко?
– Так, зашли люди в гости да засиделись. Ночных пропусков нет. Вот и ждем до света.
Данилов вошел в комнату. За столом четыре человека мирно пили чай.
– Документы, – по привычке скомандовал он, хотя трое из них были ему совершенно не нужны. Главное, что за столом сидел Разлука.
– Дождешься ты, Глущенко, – гремел в коридоре возмущенный голос Ягункова, – выселим мы тебя.
– За что, товарищ начальник?
– За твои противоправные действия.
Но это был спектакль для гостей. Никуда не выселит Ягунков Милку Глущенко, так как она давала розыску ценнейшие данные, которые помогали раскрывать почти все кражонки на территории отделения.
Но у каждой игры есть свои правила. Поэтому и орал Ягунков на Милку, а она отвечала ему делано плаксивым голосом.
В отделении, куда привезли задержанных, Разлуку сразу же привели к Данилову.
– Слушай меня внимательно, – сказал ему Данилов, – только не лепи горбатого, что ты не был в Грохольском у Прокопа. Я вызову свидетельницу и устрою тебе очняк, а после пущу тебя через 17-ю УК за соучастие, понял?
– Понял.
– Тогда вопрос…
– Погоди, начальник, говорим под протокол или по душе?
– По душе.
– Давай вопрос.
– Где Миша-Вася Прокопов-Терехов?
– На дно лег. От Грека прячется.
– Почему?
– Прокоп узнал, что Грек много золотишка у одного фраера спрятал. Вот Прокоп и учинил разгон.
– Где он? Да не молчи ты. Грек за неделю пять мокрух учинил.
– Ну?!
– Вот тебе и ну. А если он до Прокопа раньше меня доберется…
– Понял, – перебил его Разлука. – По Белорусской станция Кубинка, это шестьдесят три километра от города. Там рядом с платформой речка есть, у него на берегу домик. Там он.
– Утром уйдешь, а если к тебе пожалует Грек?
– А я дома не живу.
– Вот и не живи. – Данилов встал.
В комнату заглянул Ягунков:
– Товарищ подполковник, вас Белов ищет.
БеловХорошо, что он догадался надеть старый пиджак, форменные галифе в счет не шли, иначе новый костюм можно было бы выбрасывать.
Вместе с двумя оперативниками из райотдела они засели между сложенной из кирпича помойкой и остатками кирпичной стены.
С зимы сорок первого дощатых заборов, перегораживающих московские дворы, не было. Их пустили на растопку. Правда, делалось это с благословения властей. Начальство из ПВО посчитало, что деревянные заборы представляют опасность при бомбежке зажигательными бомбами.
Кстати, они не ошиблись. После каждого налета немецкой авиации в Москве бушевали пожары.
Белов с оперативниками сидели в смрадном закутке уже два часа. Сначала их облаяла дворовая собака, потом прямо по сапогу пробежала наглая жирная крыса.
– А может, он и не выйдет сегодня, – мрачно изрек пожилой оперативник Ступин. – Белов, ничего, если я в кулак покурю?
– Нельзя.
– Ох, – Ступин попытался вытянуть ногу, – затекла, падла. Ну что за жизнь – на шестом десятке жуликов ловить.
Оттого что курить было нельзя, затянуться хотелось невыносимо. Белов проклинал сволочь Стукалина, Грека и всех московских урок, из-за которых у него не было ни сна ни покоя.
Постепенно двор начал затихать. Ушли по домам дети. Старушки со скамейки перекочевали в квартиры. Началось время кошек. Они, словно леопарды, кричали и дрались на помойке.
Черный кот с наглыми глазами прыгнул прямо к Белову на колени и начал устраиваться.
– Хороший народ эти кошки, – прошептал Ступин, – у меня…
Он не успел договорить, из-под арки показался человек.
В тусклом вечернем свете Белов отчетливо различил маленькую фигурку лучшего московского кавалера. Стукалин был в полосатой пижаме с помойным ведром в руке.
Он подошел к помойке и остановился.
И сразу же откуда-то появился еще один человек.
– Ключи принес? – спросил он.
– Держи.
– Когда деньги привезут?
– Завтра к концу дня.
– Сколько?
– Два миллиона двести.
– Держи. Это ты сторожу подсыпь.
– Не умрет?
– Не бойся, спать два дня будет. Что Греку передать?
– Мою долю пусть Лене передаст.
– Сделаем.
Человек исчез так же необъяснимо, как и появился.
Стукалин выбросил мусор, обругал матерно кошек и не торопясь зашагал к подъезду.
– Пошли, – сказал Белов, когда Стукалин вошел под арку.
Стукалин не торопился, он оглядел пустую улицу, закурил. Внезапно из арки показались трое.
Стукалин хотел юркнуть в подъезд. Но один из подошедших крепко взял его за руку.
– Уголовный розыск.
Стукалин присмотрелся и узнал в этом человеке давешнего юриста.
ДаниловОн приехал в квартиру Стукалина, когда обыск был в самом разгаре.
– Где задержанный?
– На кухне, – ответил Белов.
Второй раз за эту ночь Данилов попадал на чужую кухню. Правда, стукалинскую нельзя было сравнить с Витиной.
Чистота, порядок, как у хорошей хозяйки.
Хозяин сидел в углу под неусыпным взором опера и с ужасом глядел на Данилова.
– Где Грек?
– Не знаю.
Данилов схватил Стукалина за грудки – затрещал шелк пижамы – и ударил спиной о стену.
– Где Грек, гнида? Иначе ты до тюрьмы не доживешь.
– В больнице, – выдавил Стукалин.
– А какой?
– В третьей психиатрической.
– Кто сообщник?
– Главврач Нефедова.
Данилов оттолкнул Стукалина, тот рухнул на пол, сбив табуретку. Поднявшись, он вышел в комнату.
На столе были навалены деньги, часы, отрезы.
Данилов подошел к телефону и набрал номер начальника.
Леонид Греков по кличке ГрекЕлена спала, жарко раскинувшись на широком матрасе, а он взял с тумбочки папиросу и закурил.
«Пора, засиделся я в Москве. Накровил сильно. Менты наверняка по городу тревогу объявили».
Когда, сбежав из эшелона, который вез его в штрафбат, он добрался до квартиры Сергея и узнал, что его кинули разгонщики, он сразу понял, чьих рук это дело.
Только один человек в Москве мог знать адрес Стукалина – Прокоп.
И он начал искать его. Планомерно, словно сам работал у мусоров.
* * *Несколько дней назад он ехал с Сергеем на его машине. За рулем сидел Гошка Беда, старый подельник Грека, которого он устроил к Сергею шофером. У Гоши был белый билет, который ему выправила Ленка, главврач психушки, бывшая жена Сергея, а потом любовница Грека. На Сретенке, у пивной, из белой «эмки» вылезли двое фраеров.
– Это они, Леня! – заорал Сергей.
Грек пошел за ними в пивную. Столики стояли плотно, и он услышал весь их разговор и телефон запомнил, который один из них давал другому. Телефон бабы, у которой он жил.
