Клод Жост - Иллюзии успеха
— Портреты высечены резко. Это ваши формулировки?
— Нет. Это Янник…
— Ее мнение о Ламблене?
— Отличный режиссер. Смесь анархиста с мещанином. Знает, чего хочет. Обращается одинаково с актерами и вспомогательным персоналом.
— Бреннер?
— Тут вот какая закавыка, патрон… Говорят, он употребляет наркотики. И без них не может сниматься.
Тьебо сразу же вспомнились расширенные зрачки артиста, его слишком пристальный взгляд.
— Какие именно наркотики?
— Вот этого она не могла сказать точно. — Пупсик, как всегда в ответственный момент, откашлялся. — Сегодня утром, пока вы занимались своими делами, я… Я решил сам позвонить от вашего имени в наш отдел борьбы с наркоманией. Говорил с комиссаром Бастиани. Попросил его, опять же от вашего имени, разузнать все, что возможно, о Бреннере. Он сказал, что сегодня же этим займется. Я думал, что поступаю правильно, и…
— Правильно, конечно.
— Спасибо, патрон!
… Десять минут спустя они обнаружили большое оживление на съемочной площадке близ Мулен де Соль. Продюсер, едва завидев их, двинулся навстречу.
— Не беспокойтесь, господин Шальван, скажите просто, где мне найти мадемуазель Ванье, если она, конечно, в поле зрения, — попросил Тьебо.
В поле зрения камеры ее, во всяком случае, не было. Там находились Элен Мансар и Жорж Бреннер, которых снимали между открытыми воротами гаража и кустом гортензий, похожим на гигантский букет.
— Она пьет чай наверху. Я провожу вас.
— Это ни к чему…
Шальван с трудом сдержал раздражение.
— И все-таки я дам вам провожатого, господин комиссар. Потому что, не зная здешней топографии, вы рискуете заблудиться.
Поднявшись на второй этаж, Тьебо подумал, что продюсер был прав. Свернуть налево? А может, надо идти прямо — через галерею? Вслед за проводником-техником киногруппы он быстро пересек один салон, за ним другой и, наконец, третий, прежде чем они остановились перед тяжелой низкой округленной сверху дверью, ведущей в маленький коридорчик.
Но оказалось, что и туда идти не нужно. Техник отворил еще одну дверь — справа.
— Это здесь. Я вас оставляю.
Монументальная кухня. В камине, где взрослый человек мог бы встать в полный рост, потрескивают поленья. В медной посуде, развешанной поверху, на балке, вспыхивают отблески пламени. Очень светлое помещение: еще бы — четыре высоких окна! Два выходят на речушку под ивами, два — на лужайку у входа.
Выкругленная стойка-прилавок из квадратиков цвета меда и навощенного дерева делит комнату на две части: как бы музейную и функциональную. В «музейной» — старинная мебель: самый настоящий огромный стол для разделки дичи, плетеные из соломы стулья, сундук, кафедральный буфет…
А вот и Мишель Ванье — у камина, лицом к огню.
— Разрешите? — спросил Тьебо, указывая на стул, стоявший поблизости от нее.
— Конечно, прошу вас.
— Спасибо. Как себя чувствуете?
— Хорошо. Вчера вечером мне удалось отдохнуть, и сил прибавилось.
Она была загримирована для съемки, и под тоном черты ее лица казались чуть-чуть застывшими. От того, что она только что пила чай, помада на губах смылась, и контраст между ставшим естественным ртом и остальной «маской» был особенно разителен.
— О чем вы хотите спросить меня, комиссар? Знала ли я Шарля? Каковы были наши отношения? В котором часу я тогда приехала к Шальвану? — Она одарила Тьебо улыбкой. — Не думайте, что у меня какая-то особенная интуиция. Просто, если исключить имена, это те самые вопросы, что задавал мне комиссар из фильма в эпизоде, который мы снимали час назад. Только не здесь, а в другом интерьере — в одном из больших нижних залов. — И достала из сумочки сценарий. — Хотите удостовериться?
— Верю вам на слово.
— Так же будет и впредь? Хорошо бы…
— Это зависит от вас. Поскольку вопросы вам известны, может быть, ответите на них?
— Как предусмотрено автором диалогов?
— Ну-ну! Здесь же нет камеры…
— Жалко, что нет. Вы вполне приемлемый комиссар.
— Спасибо. — Тьебо кончил набивать трубку и теперь старательно раскуривал ее. — Итак?
— Ну, ладно… Лучше я скажу это сейчас и сама, ведь все равно узнаете, допрашивая всех подряд. Именно Шарлю Вале я обязана тем, что стала такой, какая есть! Когда мы с ним встретились, ни один продюсер не решился бы в меня вложить даже пару франков! Не вынуждайте меня говорить, сколько Андре-Жорж… то есть господин Шальван…
— Я понял.
— … сколько он вложил в этот фильм. Узнав это, вы сразу поймете, как трудно мне выступать против Шарля.
— Где вы познакомились?
— В Соединенных Штатах.
— Голливуд?
— Лас-Вегас.
— Вы уже играли к тому времени в театре?
— Танцевала в ревю…
Он не требовал большего. Мишель лишь повторила бы то, что он уже слышал от Дженни Сен-Клер и Робера Дени. Самое главное она уже сказала: подтвердила показания Ламблена. Режиссер, вдохновленный виски, говорил правду.
— Значит, это Шарль Вале сделал из вас кинозвезду?
— Ну да! Он первым открыл мой талант. Его заслуга.
Комиссар предпочел умолчать о том, что по этому последнему вопросу мнения разделились…
— Вы его отблагодарили, я думаю?
В ее взгляде сверкнул огонек вызова.
— Даже дважды, комиссар! Первое и самое важное — тяжелым, очень тяжелым трудом. Вы себе не представляете, сколько мне всего пришлось прочесть! Мне надо было приобрести некоторый словарный запас, научиться держать себя, произносить текст… Это была очень, очень серьезная работа. Ну, а кроме того, как только я начала заключать контракты, я без всяких колебаний согласилась на то, чтобы Шарль, говоря языком финансистов, смог возместить свои инвестиции.
— Сорок процентов?
— Вижу, вы в курсе. Значит, должны знать и то, что в суммы, которые я ему отчисляла…
— Знаю: входили расходы на рекламу.
— Вот именно! И поверьте, Шарль предпринимал огромные усилия для моей выгоды. Пресса, радио, телевидение — благодаря ему они так и трубили обо мне все время.
— А еще каким-нибудь способом вы его отблагодарили?
— Ну, комиссар, вы меня удивляете! Когда женщина спит с мужчиной, который ей нравится, она этим самым не благодарит его, а доставляет удовольствие себе! Мы с Шарлем познали великую любовь. Не надо смеяться, это правда!
— Разве я смеюсь?
— Вы могли бы, я просто опередила.
До них донесся усиленный мегафоном голос Ламблена. Он ругал актрису, которая, подвинувшись, оказалась за рамками кадра.
— Сколько времени длилась ваша связь?
— Два года. Долго для него.
— А для вас?
Она печально улыбнулась.
— Если б он только захотел, все могло бы быть иначе…
— Что, например?
— Ну, я не выходила бы через месяц замуж за Шальвана.
— А говорят, вам очень хотелось за него выйти.
— Это верно — очень. Верно и то, что я сделала буквально все, чтобы добиться этого. — Она подняла на комиссара глаза. — Я выхожу замуж за обеспеченность, господин комиссар, за безопасность, за дружбу и нежность человека, который от меня без ума. Но это — не Любовь с большой буквы!
— Спасибо за доверие.
— Нужно уметь время от времени говорить правду. Когда непрерывно лжешь, произнося чужие слова, сильно меняешься. — Она улыбнулась. — Поехали дальше? Мои отношения с ним? Все очень просто. Он оставался в равной степени моим другом и моим рекламным агентом. Мне надо входить в подробности?
— Нет, не надо, все понятно. Скажите-ка лучше, когда вы появились у Шальвана в тот вечер?
— Чуть позже половины десятого.
— Одна?
— Одна. А что?
— Вы могли бы встретиться заранее с Ламбленом или — не знаю, с кем… Или не заранее, уже в Нейи…
— Пусть так для меня хуже, но — одна. Приехала на такси.
— Значит, вы пока не живете в Нейи?
— Нет еще, комиссар. Но бываю там очень часто, особенно по вечерам.
— А откуда вы тогда приехали?
— Я была на радио — участвовала в прямой пятнадцатиминутной передаче. Можете проверить — вам подтвердят.
Он кивнул, соглашаясь.
— Попытайтесь вспомнить, кто уже был в комнате, когда вы вошли.
Тьебо не торопил актрису, давал ей время подумать.
— Не хотелось бы ошибиться… По-моему, там был Ламблен, — она стала считать по пальцам, — Янник, его помощница… Кстати, вчера вечером она куда-то пропала вместе с вашим инспектором. Надеюсь, он не допрашивал ее, бедняжку, всю ночь? Да, я слышала, как она вернулась к себе в пять утра, — наши номера рядом…
— А вы не спали?
— Только что проснулась, чтобы попить водички. Закроем скобку. Значит, там уже были Ламблен, Янник, второй продюсер со своей супругой, та-ак… Ну, и… И, разумеется, Андре-Жорж!
— Следовательно, остальные появились позже?
— Намного!
