Клод Жост - Иллюзии успеха
— А Бреннер? Тоже — из подопечных Красавчика?
— Я знаю, что Шарль продвигал его. Устраивал рецензии, организовывал показ отрывков по телевидению, участие в празднествах, где Жоржа могли заметить нужные люди.
— Какие у них были отношения?
— На вид — прекрасные.
— Верно ли, что Бреннер — наркоман?
Она угостила комиссара язвительной улыбкой.
— Вижу, что ваш сотрудник представил вам весьма подробный отчет! Можно ли надеяться, что он оказался скромнее в том… в том, что касается остальных его занятий? — Янник сочла нужным продолжить, чтобы не осталось никаких неясностей. — Поймите меня правильно, комиссар. Мне с высокой колокольни наплевать: сообщил он вам или не сообщил, что мы провели ночь вместе. Но мне было бы, правда, очень неприятно, если он входил в детали… Добавлю, что он бы сильно меня разочаровал и… и…
— Довернь признался мне, что был с вами, только под жутким давлением с моей стороны. Я буквально заставил его признаться. Ну, поступил по-свински. Только в силу необходимости. Но хочу, чтобы вы знали и другое: я еще и высказал ему сомнения в стихийном характере вашей… вашего порыва!
Янник удивленно раскрыла глаза.
— Сомнения? — повторила, как эхо.
— Да, сомнения.
— Я… Я не понимаю…
— Чего ж вы не понимаете, ничего такого сложного тут нет! Насколько я знаю, у вас имеется очень серьезная причина, чтобы постараться узнать из надежного источника, где находится сейчас следствие. И особенно — привлекались ли полицией свидетели пребывания некоей молодой женщины на улице в непосредственной близости от автомобиля Шарля Вале в час, когда было совершено преступление. В связи с этим ваша «стихийность» вполне может показаться расчетом.
Судя по мимике, она по-прежнему ничего не понимала.
— В котором часу вы приехали к Шальвану?
— Около девяти, чуть-чуть раньше.
— Как вы были одеты?
Она вглядывалась в Тьебо, все больше и больше теряясь.
— Как? Длинная шелковая белая юбка в коричневый горошек. С оборкой внизу. Такая рыжевато-коричневая блузка из муслина. Блестящая. Что еще?.. Ну, сумка… Лодочки на ногах… Что за странный вопрос?
— А пальто? Было пальто? Или плащ?
— Естественно. Шуба из бежевого барашка. Хотите на нее посмотреть? Она у меня в номере.
— Смотреть необязательно. Важно, что она есть. Почему же тогда между 21.30 и 22 часами вы находились на тротуаре около особняка Шальвана без этой шубы? Более точно: входили в особняк.
Янник с облегчением помотала головой.
— Ох! Так бы сразу и сказали! Если бы вы спросили без околичностей, было бы куда легче! Просто я оставила в машине рабочий сценарий фильма. А там было довольно много пунктов, которые понадобилось срочно обговорить с Ламбленом. Когда я заметила, что забыла сценарий, то тут же за ним и сбегала.
— Без пальто?
— Да машина же стояла в тридцати метрах от подъезда! И было не так уж холодно.
— Ну, и обговорили вы эти ваши «пункты» с режиссером?
— Разумеется, спросите его — он подтвердит. Мы на добрых полчаса заперлись в одном из кабинетов первого этажа, чтобы решить все вопросы. Вместе спускались по лестнице, вместе поднимались, любой скажет, кто там был.
— В какое время проходило это ваше совещание?
— В течение вечера, точно не помню. Как только Ламблен смог отвязаться от второго продюсера.
— Когда вы уходили посовещаться, все уже собрались?
— Кроме Шарля.
Тьебо сделал в задумчивости несколько шагов, потом остановился у люльки, качнул ее.
— Появлялось ли у вас когда-нибудь желание убить Шарля Вале?
— Нет, комиссар. И уж во всяком случае, если бы мне захотелось это сделать, я бы не стала ждать три года. — Опять этот ее светлый смех. — Если убивать всех подонков, Париж превратится в кладбище!
Комиссар посмотрел на часы и слегка наклонился к Янник.
— Только один — последний — вопрос, и вы можете идти гулять на солнышке и обедать… — Он не добавил «… с Пупсиком», чтобы не проявлять излишней осведомленности. — В каких отношениях Шарль Вале был в последнее время с Мишель Ванье?
Янник пожала плечами.
— Понятия не имею, комиссар. Знаю только, что наша звездочка была весьма сильно озабочена своими матримониальными планами. — Новая улыбка. — Впрочем, я думаю, что она не пригласила Шарля быть свидетелем на свадьбе!
Глава 16
Без грима стали видны его морщины, ничто уже не скрывало мешков под глазами…
Лицо из тех, что называют «очень мужественными», волосы с проседью, большой рот с четко очерченными губами, действительно слишком пристальный взгляд, не нормально расширенные зрачки.
Бреннер говорил, что ему сорок два, хотя по документам было на шесть лет больше. Невинное актерское кокетство, имеющее значение для него одного.
На нем был толстый бежевый свитер, синяя рубашка, небрежно повязанный шейный платок, светлые вельветовые брюки в крупный рубчик, блестящие кожаные сапоги.
— Представьте себе, с тех пор, как я играю комиссара, я все время ловлю себя на том, что пытаюсь поставить себя на ваше место, господин Тьебо. — Он выпил несколько глотков чая, почти извиняясь: — Только что встал, еще рановато для алкоголя… В мое оправдание: если я провалялся допоздна, значит, накануне очень поздно лег… — И вернулся к началу разговора. — Когда я стал прицельно изучать вас, комиссар, меня соблазнила попытка ощутить себя в центре настоящего расследования. Такого, как вы ведете. — Он помог себе жестом. — Я открыл, что это нелегко. Что необходимо терпение, иногда — хитрость, а главное — умение оставаться хладнокровным, не поддаваясь давлению всякого рода. Это поможет мне в работе. Я вам еще не наскучил своими откровениями?
— Продолжайте-продолжайте…
— Благодарю вас. Еще я понял, что полицейский, должно быть, весьма одинок среди людей. Вот, скажем, в нашем случае. Есть вы и мы. Чем дальше вы продвигаетесь в расследовании убийства, тем больше нам хочется замкнуться в себе. Рефлекс самозащиты. Я ошибаюсь?
— Нет.
Посетители ресторанчика ходили туда-сюда вокруг них, громко разговаривали, жестикулировали. Обсуждали регби, скачки, охоту. Они находились среди существ, отлитых в единой форме, имеющих одни вкусы, одни заботы… Существ, далеких от грохота больших городов, живущих под защитой провинциального «кокона», в его приглушенной атмосфере…
— А знаете ли вы, господин Тьебо, что за улыбками, которые вам расточают некоторые из нас, скрываются эгоизм и недоверие?
— Не слишком ли вы суровы к собственной компании, господин Бреннер?
— Изо всех сил стараюсь быть объективным.
Тьебо, улыбаясь, покачал головой.
— Трудная задача, если сам принадлежишь к кругу заинтересованных лиц! Ни к чему будет, если вы, войдя в роль, в конце концов, забудете, что являетесь частью целого.
— Но ведь как раз это со мной и происходит! Я убегаю от них и — благодаря вам, моему эталону, — наблюдаю, слушаю, анализирую…
— Ну, и к каким же выводам приходите?
Бреннер засмеялся.
— Вот с этим трудности. Хоть бы вы научили меня делать их, комиссар! Я совершенно не способен ни к какому синтезу и очень сожалею об этом.
Тьебо попыхивал трубкой, слушая болтовню актера, который вошел в раж и стал помогать себе мимикой и жестами.
— Вы скажете, что, поскольку я не настоящий флик, для меня все это не так уж и существенно, не так ли? Не имеет для меня значения? А если я на это отвечу, к примеру, что… что убийце Шарля Вале надо было иметь весьма серьезные побуждения, чтобы решиться стрелять в него прямо на улице, — что скажете?
— Скажу, что место здесь роли не играет. Кстати, Красавчика застрелили не на улице, а в собственной машине, стоящей у тротуара. Внутри машины, а не снаружи.
Актер вздохнул.
— Почему вы заранее решили, что убийцей должен быть обязательно кто-то из нас?
Тьебо был уверен, что Бреннер отлично все понимает и сам — его не проведешь. Но забота о том, чтобы воплотить на экране образ комиссара так, словно это реальный человек, уживалась в нем со жгучим желанием узнать, на какой же стадии сейчас находится расследование…
Ну и пусть! Для комиссара это тоже может оказаться неплохим способом получить нужную информацию: потихонечку, вроде бы совсем не нарочно.
Приняв игру, Тьебо немедленно «пошел на уступки».
— Что ж, давайте разберемся, дорогой коллега… Если исключить группу фильма, только двое могли знать о том, что Красавчик Шарль отправится в Нейи к Шальвану в 21.00–21.30. Это Робер Дени, публично объявивший себя злейшим врагом Вале и поклявшийся спустить с него шкуру. И Сандра Левассёр — любовница жертвы. В Париже я допрашивал и врага, и любовницу. А затем приехал сюда, чтобы пополнить свое расследование. Почему нельзя оставить в стороне группу? Это ясно. Пожалуйста, не теряйте из виду то, что покойный был связан со многими из вас. Мишель Ванье в течение долгого времени была его… его протеже. Помощница режиссера довольно долго принимала участие в его жизни. Шальван обращался к нему, когда надо было в очередной раз найти спонсора. И… — Тьебо резко остановился и спросил, глядя прямо в глаза собеседнику: — Кстати, а вы-то сами разве не были в какие-то моменты связаны с Вале?
