Екатерина Лесина - Кольцо златовласой ведьмы
Он не знал, как долго просидел на этой тумбе в какой-то странной полудреме, где находилось место и разрозненным мыслям, и воспоминаниям, и слабой попытке проанализировать происходящее.
Вику нельзя выпускать из поля зрения.
И с мамашей ее переговорить следует. Откуда она вообще появилась? На Вику совершенно не похожа, точнее, к превеликой Серегиной радости, Вика ничуть не похожа на мать. Серега готов был поклясться, что это внезапное «гостевание» – ее идея или папашина, но нашедшая у нее горячую поддержку… Гарик – старый знакомый отца, но вроде бы он порядочный человек.
Все равно странно…
Знакомый вышел на крыльцо и, вытащив из халата пачку сигарет, поинтересовался:
– Будешь?
Курить Серега бросил, но сейчас ему отчаянно захотелось затянуться. Горький дым наполнил легкие, но легче не стало.
– В общем… непонятная фигня такая…
– Сердце?
Знакомый покачал головой.
– Кровь. И… в общем, непонятная фигня. Внутреннее кровотечение. Весь желудок – в дырах. И кишечник. И печень… и вообще, она как будто кислоты глотнула!
– Это ненормально?
Серега очень слабо разбирался в медицине.
– Это охренеть как ненормально! А главное, внешних-то проявлений нет. Должны быть… ну, там, когда сосуды лопаются, бывают кровоизлияния. Синяки. Или кровотечение носовое. Горловое. Ее бы рвало кровью, желудок – пустой почти. Но точно – не рвало ее. Да и вообще… – Знакомый затягивался, выпуская дым – сизое облако. – Она не мучилась, Серега. Мозг, он… выключил боль. Думаю, до последнего момента она понять не могла, что происходит.
Не инфаркт. Не инсульт.
– Не знаю, что за яд такой, но… не дай Боже когда-нибудь – вот так. Я там образцы взял…
…Не надо думать о том, что это за образцы.
Знакомый не виноват, он привык говорить так, как говорит. Прямо и открыто. Он со Светкой знаком не был, и его краткость – это своего рода попытка оградить Серегу от неприятного знания.
– …Отправлю их кой-кому. Вдруг помогут? Заявление писать будешь?
– Буду.
И плевать на то, что папаша воспротивится. Ему скандал не нужен. Нажмет на рычаги, закроет дело… но не заставит Серегу отступить.
– Что ты еще можешь сказать?
– Носоглотка чистая. – Пепел знакомый стряхивал под ноги, но он оседал на его халате сизыми пятнами. – Похоже, чем бы ее ни травили, это был не газ.
В Серегином представлении, яды были чем-то таким… в черном флаконе зловещего вида, украшенном черепом и скрещенными костями.
– Серега, – знакомый понял все верно. – Яд – это не только то, что глотают. Ну да, в еду проще всего подсыпать, но… ты не представляешь, до чего в прежние времена народ додумывался! Ядовитые духи. Отравленные перчатки. Платья… и даже такие яды, которые вроде и не яды вовсе. По отдельности… Вот подает хозяин гостям вино. Сам пьет, из одной бутылки с гостем, а то и из одного кубка. И гости верят, что пить его – безопасно. А к вину – жареное мясо. И хозяин бросает кусок собаке. Сам он мяса не ест… пост, там, или по другой какой причине. Главное, собака-то жива! Гости смелеют. А наутро – трупы! По отдельности и вино, и мясо не ядовиты. В желудке они смешиваются, и опа… а хозяин – вне подозрений. Нет, Серега, яды – это еще та тема! Вот Чезаре Борджиа любил врагов фруктами угощать. Берет, скажем, яблоко, разрезает его пополам. Сам ест одну половину, а вторую гостю отдает. Враг мертв, а Чезаре – жив. И знаешь, почему?
– Почему? – послушно поинтересовался Серега.
– Потому что Чезаре таким умельцем слыл, который нож с одной стороны ядом смазывал… а бывало, что и не нож. Край кубка. Или шпильку. Булавку. Кольцо…
Выражение лица знакомого сделалось мечтательным.
– То пятно на ее руке? Может…
– Ага, – знакомый вздохнул. – Может быть, и оно. Химический ожог. Я тебе потом фото скину. Короче, она эту штуку в кулаке зажала, и крепко. А на ней, похоже, был яд…
…неизвестного происхождения, от которого у Светки приключилась смерть.
– …вот все так и вышло. Не трогай, Серега, всякие странные вещи!
Он и не будет.
Он только найдет… эту вещь. И, кажется, он знает, откуда надо начинать поиски – с комнаты Вики.
Маменька уперлась с этим ее внезапным желанием помочь дорогому старому другу – Вика впервые о нем услышала! – справиться с горем. И Вике следовало проявить понимание, милосердие и все прочие душевные качества, которые у нее, вне всякого сомнения, имеются.
Вика «проявлять качества» не желала, а желала убраться из этого дома, по возможности, навсегда.
Но дверь в комнату, где лежали Викины вещи – в том числе паспорт и кошелек, – оказалась заперта. А седовласый мужчина, тот самый Антон, окинув Вику придирчивым взглядом, сообщил:
– Вещи тебе вернут. Позже.
– Когда?
– Когда моя служба безопасности осмотрит помещение.
И не только помещение. Его служба безопасности будет рыться в Викиных платьях, юбках… и не только в них. Стоило представить, как кто-то совершенно посторонний перебирает ее белье… Вика задохнулась от возмущения.
– Вы не имеете права!
Человек пожал плечами. Ему было все равно, что Вика думает по поводу прав.
– Переоденься, – сказал он. – Ты должна соответствовать… семье.
Еще чего! Вика не собиралась соответствовать этой совершенно безумной семье. Тем более, что переодеться ей было не во что.
Оказалось, что Антон Сергеевич продумал этот момент.
Спустя полчаса в доме появилась невзрачная женщина в строгом костюме. Она быстро двигалась, обладала громким голосом и манерой не слышать то, чего слышать не желала. Например, что Вика не собирается примерять черное траурное платье. И оттенять волосы светлыми прядями.
И туфли эти надевать.
Она не носит туфли на каблуке! Не использует косметику! И вообще, не видит причин для участия в том аттракционе, который, похоже, затевается.
К счастью, вниманием женщины – она откликалась на имя Елизавета и называла себя личным помощником Антона Сергеевича – всецело завладела маменька, которая имела собственный взгляд на траур, туфли и прически…
…и Вика, пользуясь возможностью, выскользнула из дома.
Вот что ей делать?
Без вещей, документов, денег?
Сбежать к Машке и отсидеться у нее пару дней? Подать заявление в полицию? Смешно… Антон Сергеевич – судя по его виду – не тот человек, с которым станут связываться из-за запертого паспорта. В таком случае надо просто подождать. Не будет же замок на двери вечно висеть!
Вика беспрепятственно дошла до ворот. И за ворота тоже спокойно вышла. Огляделась… дорога.
И до города – пара километров. Затея выглядит глупой, но… Вика с детства отличалась упрямством. Она поправила соломенную шляпку и решительно двинулась туда, где, в ее представлении, находился город.
На повороте ее догнали.
– Добрый день, – сказал Семен. Он уже успел переодеться в строгий черный костюм. Белая рубашка и галстук «прилагались». – Решили сбежать?
– Вроде того.
– Разумно. Позволите вас проводить?
– Зачем?
Семен пожал плечами:
– Просто так. Вы ведь к остановке идете?
– Ну… – Вика не предполагала, что здесь есть остановка. А если и есть, то какая разница? У нее денег на билет не хватит.
– Я знаю, что он запер ваши вещи, – Семен вытащил бумажник, тоже черный, новенький. Елизавета поддерживала «легенду» даже в деталях. – Возьмите.
– Не уверена, что…
– Возьмите, – он вложил несколько купюр в Викину руку. – Если вам неудобно, считайте, что это – в долг. Потом вернете.
Находиться в долгу перед кем-то Вика не любила, но и продолжать отказываться, притворяясь, будто все у нее замечательно, было бы нелепо.
– Спасибо.
– Не за что. Теперь – налево.
Дорога шла прямо, а налево поворачивала узкая тропа. Семен объяснил:
– Во-первых, так быстрее, во-вторых, наверняка скоро за вами кого-нибудь отправят. Пусть думают, что вы уже уехали.
А если не уехала, то что? Получается, ее скрутят, посадят в машину и вернут под опеку маменьки и Елизаветы?
– Это безумие какое-то!
– Это отец, – Семен первым шагнул на тропу и рукавом пиджака отвел в сторону высоченные стебли крапивы. – К нему надо… привыкнуть. Ему только Серега возражать осмеливается.
– А ты?
Вика решила, что, если уж Семен решился ее спасти, надо перейти на «ты».
– Я… мне сложно. Я привык его слушаться. Все мы привыкли. На самом деле он искренне желает всем добра, только вот… он не представляет, что у кого-то есть свои личные представления о добре… Осторожно. Смотрите под ноги.
Совет был уместен. Узкая тропка вилась в зарослях крапивы и сныти, порою вовсе исчезая в траве. Блестели осколки бутылок. Ржавела консервная банка. И с ветки каштана свешивался старый носок.
– Здесь в основном местные ходят, те, которым лень крюк делать. Кстати, конечно, я не вправе тебе советовать, но… лучше не говори маме, где ты находишься. Не то чтобы она у тебя… но я подозреваю, что он… – Семен откровенно смутился. – В общем, она поддерживает его идею.
