Екатерина Лесина - Проклятая картина Крамского
Женька Семушкин держится в сторонке. Он всегда-то предпочитал тень, прежде стесняясь своей близорукости и роста немалого. И сутулится он, как и прежде. И стоит, глядит на могилку… Выражение лица странное… Что Илья о Женьке знает? Ничего, если подумать. Он не был слабаком, пару раз случалось ему драться, отстаивая свое право на очки и тихий угол в родном классе. И не был дураком.
Сейчас же…
От размышлений отвлекла Танька, которая суетливо, пожалуй, слишком уж суетливо, металась, требуя, чтобы все прошли в автобус.
Ресторан ждет.
А она могла бы? Аккуратная Танька с укладкой ее, макияжем… Недешевыми привычками в жизни и внезапным разводом, который эти привычки грозил уничтожить.
Но если развод состоялся, то зачем ей тогда?
Из мести?
Или дело не только в разводе…
Не угадать. Пока не угадать, но Илья явственно осознал, что дела этого дурного не бросит. И не потому, что опасается обвинений, с обвинениями его адвокаты как-нибудь да сладят, но… интересно.
А еще, быть может, если он разберется во всем этом, то и… самому полегчает.
– Ильюшечка, – Танька вцепилась ему в руку, – ну хоть ты не стой столбом! Боже правый, я же не могу разорваться! Если бы я знала…
Она говорила что-то такое о похоронах, о поминках. О том, что у нее и собственных забот хватает, а тут пришлось вот… и главное, что Танькин щебет раздражал безумно.
– …и главное, что теперь всюду я виновата!
В автобус она Илью фактически втащила. И попыталась усадить рядом. А когда он покачал головой – выслушивать Танькины причитания всю дорогу он точно не желал – она нахмурилась и голосом строгой учительницы произнесла:
– Ильюшечка, нам надо с тобой о многом переговорить.
И обернулась.
На кого?
Вера устроилась на заднем сиденье. И вид сделала, что перемещения Ильи ее совершенно не касаются.
– У вас с ней что-то было? – тут же поинтересовалась Татьяна.
Всегда-то она была бесцеремонна, правда, предпочитала именовать бесцеремонность откровенностью.
– Нет.
– А будет?
– Откуда я знаю? – удивился Илья.
– Ой, да ладно тебе, – Танька махнула ручкой, – мужчина всегда знает, будет у него что-то с женщиной или не будет…
– Какое тебе…
– Никакого, наверное. Или наоборот… Может, ты мне нравишься.
Илья ей ни на секунду не поверил. Нет, может статься, он, конечно, и нравился, но отнюдь не как мужчина, скорее уж как потенциальный объект охоты. А объектом охоты он быть не желал.
– Но вообще ты прав. – Танька откинулась на сиденье, к слову, на редкость неудобное сиденье, проваленное в центре. И потому не получалось у Таньки принять соответствующий вид, чтобы и величественный, и вместе с тем, независимый. – У меня к тебе предложение делового плана… Я понимаю, конечно, что у тебя нет причин мне доверять…
Вот уж совершенно точно.
– …но подумай, Ильюшечка, мы ведь можем здорово помочь друг другу…
– Это чем же?
Татьяна поморщилась.
Татьяна.
Танька Бересклетова по кличке Бересклетиха, которую она ненавидела всеми фибрами своей души, и с каждым годом сильней.
Кто эту кличку придумал?
Разве теперь поймешь… Да и, какая, к лешему, разница, кто? Главное, кличка эта получилась удачной. Как есть не Татьяна она, но Бересклетиха, по-житейски хитроватая, однако меж тем не особо умная. И хитрость эта заставляет ее искать к Илье подходы.
– С кем ты еще можешь связаться? – Вопроса Танька будто бы и не услышала. Она всегда прекрасно умела не слышать неудобных вопросов. – Людка? Она алкоголичка и шлюха…
Это Танька произнесла шепотом, но показалось, что Людка все равно услышала.
Вздрогнула.
– А ты?
– Что я? – В Танькиных глазах промелькнул испуг. – Она тебе сказала? Чушь… Генка когда-то попросил… Дура же, грех такую не развести было… А я… и вообще, какая разница? Главное, она ненадежный человек.
А Танька, значит, опора и оплот доверия.
– Те дела к нынешним отношения не имеют… Васечкин? Ничтожество. Только и способен, что ныть… Ванька вдову окучивает, думает, что она знает правду. А на деле этой дуре Генка только грязные носки и доверял.
– А вы, значит…
– Мы дружили. – Танька поджала губы. – Или не совсем верно сказать будет…
– Спали?
– С Генкой? Да ты… Да, иногда… по старой памяти. А что, он был неплохим любовником, я же женщина одинокая, свободная…
– Так вышла бы за него замуж.
– За Генку? – Танька фыркнула. – Господи, Ильюшечка, я, быть может, не семи пядей во лбу, но и не дура кромешная, как вы думаете… За него замуж идти – чистое самоубийство.
Что самое странное, сказано это было вполне искренне.
– Генка был расчетливой сволочью. Да, встретиться с ним разок-другой к обоюдному удовольствию можно было. А вот жить вместе… Ему жена была не нужна, а нужна прислуга. Привык, чтобы в квартире убирались, стирали, готовили… А что, пожрать он вкусно любил. Маринка вон и старалась. Из шкуры лезла, надеясь, что оценит он, предложение сделает наконец… А он только дергал за поводок, мол, почти созрел для женитьбы. Дразнил, что еще немного и женится, а тогда и детей заведет… Ага, нужны ему дети были, как козлу гармонь. Козлом он и был. Качественным. Маринка и держалась… Столько лет вместе, столько сил вложила… Не удивлюсь, если она это Генку приложила.
– Зачем?
– Не знаю. Может, прозрела наконец. Может, просто надоел он… Умел быть занудой, каких поискать, и вечно ее подкалывал. То у нее жопа большая, то прическа отвратная, то хозяйка из нее… Я бы давно в рожу плюнула, а она терпела. Исправлялась.
– В школе чужих не было…
– Так она из своих. – Таньке тема чужой личной жизни оказалась на удивление близка. – Она же на пару лет нас моложе…
Илья обернулся.
Вдова сидела тихо, сжавшись в комок, словно опасалась лишним движением привлечь к своей особе внимание, тоже лишнее. Илья разглядывал ее, но… не вспоминал. Если пару лет разницы, то… десятый и восьмой класс? Какое ему было дело до восьмиклассниц?
Никакого.
Но если она и вправду в тот вечер была в школе… А чего проще, затаиться, благо, укромных уголков хватает. Потом взять лом… найти благоверного и убить.
– Ильюшечка. – Танька придвинулась ближе, насколько это позволяли раздолбанные сиденья. – Послушай, Генка, конечно, был той еще скотиной, но на этот раз у него получилось…
– Что получилось?
Она поморщилась, дивясь этакой тупости.
– Картину найти получилось. Она и вправду существует! Я видела предварительное заключение.
Предварительное заключение ничего не означает. Тем более, если сделано оно было Генкой. Или кем-то, но по фотографии, потому как, попадись этакая редкость в руки настоящего эксперта, Генке не досталось бы ни богатства, ни славы, столь страстно им желаемой.
– Тань, вот скажи, чего ты от меня хочешь?
Она надулась. И губу нижнюю выпятила ни дать ни взять, оскорбленная принцесса, только вот Илье эта игра надоела хуже горькой редьки.
– Помоги найти картину.
– Как?
– Ну… вы ведь с Генкой дружили.
– Двадцать лет назад!
– Ты знал его лучше, чем все остальные. Я читала. – Танькино упорство могло бы сделать честь и барану. – Если двое людей долго общаются, то они поневоле узнают друг друга. Привычки там, образ мыслей…
Илья мысленно застонал. Не хватало ему этакой чуши.
– Ты сама была с ним знакома.
– Я женщина, – искренне возмутилась Танька. – Я не могу думать, как мужчина. А ты мужчина и Генкин друг…
– Был когда-то. – Илья не представлял, как от нее отцепиться. – И перестал быть…
– К слову, Генка раскаивался, что так получилось… У него выбора другого не было. Если бы он сам пошел, то его посадили бы.
– А так посадили меня.
– Не посадили, – возразила Танька.
– Но могли.
А выходит, она в курсе была той истории. И когда узнала? Недавно? Или уже тогда Генка просветил? Главное, что правда нисколько ее не смутила.
– Тань. – Он постарался говорить мягко. – Забудь про эти глупости. Генка собирался развести тебя на деньги. И меня. И всех остальных, кого видишь… Эта картина…
Она засопела.
– В любом случае, я не собираюсь ее искать…
– Какой ты упрямый, Ильюшечка, – вздохнула Танька. – А я ведь хотела по-хорошему… Если ты не поможешь мне, то я не стану помогать тебе.
– В чем?
– Твое алиби… Оно ведь ничего не стоит… Сговорился с Веркой, она всегда была невообразимой дурой, а тут… Представь, если найдется свидетель, который видел тебя выходящим из кабинета истории… и лом видел… и может даже показать, куда ты его спрятал.
– Я? – Получилось громко, и старухи замолчали, повернулись к Илье, уставились блеклыми глазами-пуговками, явно предвкушая грядущий скандал. – Ты… ты…
– Не сердись, Ильюшечка, – промурлыкала Танька и по руке погладила. – Мне и вправду не хочется в это дело полицию втягивать, но что сделаешь, если ты такой упрямый?
– Я не убивал его! – Илья понял, что вот сейчас как раз до убийства дозрел. Танькина шея гляделась белой и на редкость притягательной. Сдавить бы ее… – Ты не могла меня… погоди…
