Пиа Юль - Убийство Халланда
Оставив Эбби хозяйничать на кухне, я отправилась в душ, чтобы окончательно проснуться. Не двигаясь, я тихо стояла под струей горячей воды, пока мне не стало жарко. Потом долго вытирала волосы полотенцем, пока они не спутались, надела банный халат Халланда, который уже успел стать моим, и вышла в гостиную. Тут зазвонили сразу два телефона, мой и мобильный Эбби. Я двинулась в кабинет, Эбби металась по гостиной в поисках сумки. Потом она удалилась на кухню, и я пыталась одновременно расслышать, что она говорит, и отвечать сама. Звонил Фундер. Его интересовало, нашла ли я мобильный Халланда. Я и не искала. Голос Эбби звучал резковато, кажется, она его слегка повысила?
— Ты меня слушаешь? — сказал Фундер.
Да.
— Ты слыхал насчет Брандта? — спросила я. — Не знаю, вернулся ли уже он домой, но вчера похоже было, что он пропал. Последний раз мы видели его несколько дней назад…
— Ты обеспокоена?
— Ну как тебе сказать… Он должен был выносить гроб на похоронах, так что это несколько странно.
— Да, я в курсе.
— Это я к тому… он кое-что сказал на днях, про церковную комиссию… вы там с кем-нибудь говорили?
— Церковную комиссию? Ты имеешь в виду приходской совет?
— Нет, это было что-то другое… я не знаю, что он хотел, но, возможно, это имело отношение к Халланду… к кладбищу… только он не сказал что.
Раздался звонок в дверь.
— Ну надо же… прямо наплыв какой-то, — произнесла я весело, — мне надо пойти открыть. — И положила трубку.
— Я открою! — крикнула я стоявшей у плиты Эбби. Она кивнула.
Дом словно бы наполнился жизнью: Эбби стояла у плиты, трезвонили телефоны, а на пороге — гость.
25
Поведай, почто ты в тяжком унынье
тропою странствуешь этой?
Ступай и размысли: столетье минет,
И все это канет в Лету.
Б. С. Ингеман «Лесная дорога»Последний раз я видела ее много лет назад. Я впервые позвонила в дверь моего собственного дома — и открыла она. Я пришла за Эбби, но Эбби не хотела ко мне выходить, а эта женщина, судя по всему, не собиралась меня впускать. Тогда я еще не знала, кто она. Я была к этому дому не так уж и привязана и не сокрушалась, что мне пришлось его покинуть. Но то, как она стояла в дверях… я представила там себя, я никогда не задумывалась о том, что это место в дверях — мое, и вот теперь я глядела на ее руку, которой она придерживала мою дверь, на видневшиеся из-под мини-юбки длинные смуглые ноги в моей прихожей. Она не посетовала, что Эбби не хочет идти со мной, она была прямолинейна, равнодушна и очень красива.
А сейчас она стояла на площади перед моей дверью. Внешне почти такая же, но только возбужденная — а может, сердитая?
— Трольс здесь? — Она шагнула вперед, видимо, желая войти.
Я машинально загородила ей дорогу.
— Его здесь нет, с какой стати ему здесь быть? — сказала я с любопытством. — Между прочим, я думала, вы в разводе!
— Мы и есть в разводе! — выкрикнула она. — Но это было бы на него похоже — взять сюда и приехать. Я же о нем прочла, о твоем муже!
— Прочла о моем муже? — сказала я. — Интересно. Что тебе нужно? Трольса здесь нет, хочешь поговорить со мной?
— Мне надо поговорить с Трольсом! — Еще немного, и она топнет ногой. — Он только этого и ждал!
— Чего «этого»?
Сзади подошла Эбби. Я занервничала, как будто она была кошкой, которую нельзя выпускать на улицу, а то убежит и больше не вернется. Я попробовала заслонить вход, тогда она высунулась из-за моего плеча.
— Привет, Гудрун! — сказала она. — Что ты здесь делаешь?
У Гудрун отвалилась челюсть.
— Нет, это ты что здесь делаешь? Ты же сюда не хотела!
— А вот теперь она здесь! — сказала я радостно, и тут же пожалела об этом и еще больше занервничала.
— Мы садимся есть, ты не хочешь войти? — предложила Эбби.
— Нет, не хочет, — произнесла я как можно тише. Я спохватилась, что я в банном халате и всклокоченная, на ней же, как и в тот раз, мини-юбка. Она определенно сюда не хочет. Она подалась вперед, но я не сдвинулась с места. — Она разыскивает Трольса, только его здесь нет, верно?
— Да, — подтвердила Эбби. — Его здесь нет. А где близнецы?
— Идите в задницу! — выкрикнула она и сердитыми шагами направилась через площадь.
— Еще чего! — ответили мы дружно, когда я закрыла дверь.
Мы вернулись в гостиную. Эбби сказала:
— Прошу к столу!
И тут опять раздался звонок.
— Нет, я должна одеться! — крикнула я и побежала в спальню. — Не впускай ее!
По голосам я определила, что это не Гудрун, а какой-то мужчина, которого, надо думать, впустили, потому что голоса удалились в гостиную. Я посмотрелась в зеркало. И это лицо видела Гудрун. Черные круги от бессонницы, туши, выпивки и тоски — и мокрые волосы. С этим надо что-то делать. А что, если это Фундер? Он же только что звонил, но не сказал откуда.
По правде, мне всегда недоставало умения прихорашиваться, к тому же мое любопытство перевесило мое тщеславие. Тем не менее я довольно долго приводила себя в порядок, когда я наконец появилась на кухне, у меня было такое чувство, будто я прервала длинную глубокомысленную беседу. Мне почудилось, что у Эбби сияют глаза. Гость был и на сей раз небрит, я вновь могла лицезреть его подбородок; он сидел, вытянув длинные ноги и заложив руки за шею. Стол был накрыт на троих.
Он улыбнулся мне, но в его глазах я уловила насмешку.
— Как твоя голова? — спросил он.
Сегодня мне вряд ли бы удалось почувствовать его спиной.
— С ней полный порядок! — Я села, предоставив Эбби накладывать. — Бранд еще не вернулся?
— Нет, теперь он объявлен в розыск. Я даже толком не знаю…
Нам на головы мог обрушиться потолок. Он, естественно, не обрушился, но такое вполне могло произойти, я на секунду себе это представила — и, вздрогнув, пригнулась.
— Что с тобой? — удивилась Эбби.
Я пожалась и помотала головой.
— Я слышала, вчера вечером ты неплохо повеселилась, — заметила она.
— Ну, я бы так не сказала, — ответила я, поглядев на Гостя. Похоже, глаза у него зеленые, а я думала — голубые. — Я вовсе не веселилась, но я напилась. Такое случается, только это впервые за много лет.
— Неправда! — сказала Эбби.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что это неправда!
Я посмотрела на нее. Гость улыбнулся.
— Мы много лет не виделись, — пояснила я. — Это моя дочь.
— Она мне рассказала, — ответил он и похвалил еду: — Вкусно!
— Да. Я уже несколько дней не ела по-человечески.
— Может, мне сходить за бутылкой вина? — предложил он.
— Нет, спасибо. — Я поднялась, чтобы наполнить графин водой. — На самом деле я пью очень редко и очень мало.
— Мои родители развелись из-за того, что моя мать пила! — сообщила Эбби, перегнувшись к нему через стол, словно у них была общая тайна.
Я растерялась. А потом все же сказала:
— Это не так, Эбби, и ты это знаешь!
— Но хорошо, что ты теперь взяла себя в руки! — Она ела, не глядя на меня.
Я покачала головой, мне было очень неловко. Но могла ли я после вчерашнего стукнуть по столу и поклясться, что я не пью? Гость видел, как я танцевала с Бьёрном, трезвая я так себя не веду. К тому же я самолично предложила ему «О. П.». Безо всякого хлеба с селедкой. Лучше всего было промолчать, мне совсем не хотелось ссориться с Эбби, но я почти физически ощущала ее презрение.
— Куда же, черт возьми, подевался Брандт? — сказала я, чтобы поддержать разговор.
Хотя я сидела опустив глаза в тарелку, я перехватила взгляд, которым они обменялись, мне, конечно же, было невдомек, что он выражал, но он имел место и был долгим. Они ничего не ответили.
— Вы случайно не знакомы? — сказала я, откладывая в сторону нож с вилкой. — Вы раньше не встречались?
— Нет, а разве похоже? — обрадованно спросила Эбби.
— И в самом деле, похоже. — Он, должно быть, намного, намного ее старше. Только вот на сколько? Когда надо угадать возраст, я безнадежна. Тем более что конфирманты теперь водят машины, в банке меня консультируют чуть ли не тинейджеры, а пенсионеры оказываются моими сверстниками. — И чем же ты занимаешься в Архиве?
— Просматриваю старые фотографии этого края, — сказал он. — Они нужны мне для книги. Тьфу ты! Собака! Вот проклятье!
— Она все еще здесь? Почему его сестра не заберет ее?
— Сестра на Канарах, спасибо за угощение и извините, что ухожу, но мне надо выгулять собаку, собственно, я приходил сказать тебе про розыск, а потом меня пригласили поесть, и я напрочь о ней забыл!
— А можно я с вами? — спросила Эбби. — Обожаю собак! Какой она породы?
Вот так. Оставила меня у разбитого корыта.
— Ты вернешься? — крикнула я ей вдогонку. — Переночуешь здесь?
А в общем-то, это не важно, я могла на ночь не запирать, ну а сейчас я умирала хотела спать. Все равно я слишком устала для большого разговора по поводу воссоединения. Каким он должен быть или каким получится — ломать над этим голову у меня не было сил, возможно, он уже и состоялся, только я не уразумела. Сон. Тяжелый сон пойдет мне на пользу.
