Анна Данилова - Одинокие ночи вдвоем
– Дина, потише… – Адам даже стиснул ее руку, чтобы немного привести в чувство. – Успокойтесь. Почему вы считаете, что вокруг одни педофилы? Вы же сами сказали, что мужчина этот вдовец. Быть может, ему очень плохо, он находится в депрессии, и забота о вашей дочери его отвлекает. Может, ваша Оля одним своим присутствием помогает ему, а он, в свою очередь, помогает ей. Вы извините, Дина, но вы же сами бросили ее… А теперь удивляетесь, что ей кто-то решил помочь.
– Но почему не женщина, а мужчина?
– Вероятно, так сложились обстоятельства. К тому же, если бы между ними и было что-то такое, уверяю вас, Оля не рассказала бы вам об этом. В ее возрасте подобные вещи скрывают до последнего… Вот как она вам сказала? Помните дословно?
– Помню. Она сказала, что квартиру, которую мы с ней до этого снимали, хозяйка продала. И что Валентин, наш сосед, предложил ей пожить у него и она согласилась, поскольку решение надо было принимать быстро. Она уже и вещи к нему перенесла…
– Вот именно! Она открыто объяснила вам ситуацию, надеясь на вашу поддержку. Что вы ей ответили? Отругали ее? Оскорбили соседа?
– Да нет… Сначала я тоже, как и ты, Адам, восприняла это нормально, сказала, что рада, что все так получилось. А потом, когда прошло несколько минут, до меня дошло, что дело тут нечисто… Значит, думаешь, что я зря ударилась в панику и что ничего особенного не произошло?
– Чтобы быть уверенной в этом, надо бы самой поехать и поговорить с этим соседом… Вы его видели? Знакомы с ним?
– Знакома… Вообще-то он производит впечатление положительного человека… Но… Не знаю. Все эти извращенцы, как потом оказывается, тоже жили среди нормальных людей, были семейными, и никто не мог заподозрить их в чем-то гадком…
Адам слушал ее до тех пор, пока не понял, что она права. И что любая мать на ее месте (не говоря уже о том, что никогда бы не бросила девочку-подростка одну, предоставив ей полную свободу) забила бы тревогу, узнав, что дочь перебралась жить к взрослому мужчине-соседу. Но тогда тем более непонятно, почему же Дина, вместо того чтобы бежать туда, к Оле, притащилась в ресторан, уже пьяная, и теперь снова пьет, заливает свою вину, тоску и тревогу? А не кроется ли в ее словах как раз обратный смысл: ну вот, негодница и пристроена… Пусть теперь живет как хочет…
Адам, который в свое время даже восхищался красотой и таинственностью Дины, теперь в душе презирал ее, и даже ее яркая внешность показалась ему теперь вульгарной, отвратительной. Он решил прекратить с ней разговор, тем более что беседа становилась все более бессмысленной. Он не собирался и дальше искать слова утешения: пусть Дина считает, как считает. Хотя, по мнению Адама, лучше Оле было оказаться в интернате, чем с такой неблагонадежной и вообще сомнительной мамашей…
И тут в воздухе произошло какое-то движение, и лампы на столах как будто бы вспыхнули теплым, загадочным и каким-то волшебным светом… Послышалось шелковое шуршание, постукивание каблучков, и Адам спиной почувствовал приближение Глафиры. Радость словно перекрыла ему воздух, Адам чуть не задохнулся от счастья.
– Привет, Адам. – Она остановилась за спиной Кэтрин Зета-Джонс, нежная, румяная, с блестящими глазами, и помахала ему рукой. Рядом с ней скользила, окатывая всех присутствующих ресторана холодноватым презрением, красавица Лиза.
– Привет. – Он поздоровался с Глафирой кивком головы и улыбнулся так, чтобы она поняла, как он рад ее приходу.
Глафира и ее хозяйка были разряжены в пух и прах, и это означало, что за плечами у них еще одно очередное выигранное дело и что часа два-три тому назад (ровно столько им понадобилось, чтобы привести себя в порядок и надеть вечерние туалеты) они вышли из зала суда с гордо поднятыми головами. Адам был рад, что свой успех они пришли отметить именно в их ресторане.
Дина чуть не свернула шею, провожая взглядом ярких, нарядно одетых посетительниц.
– Это же надо так запустить себя… – покачала она головой, явно имея в виду полноту Глафиры, чем еще больше разозлила Адама. – А разрядилась-то как…
Адам вышел из-за стойки и, даже не взглянув на Дину, которую он в тот момент не только презирал, но и ненавидел, бросился к Глафире:
– Шампанского, Глаша? Ужасно рад вас видеть…
Глава 12
Следователь Сергей Мирошкин разрешил нам встретиться с Адамом. Его привели в кабинет, и я, увидев его, чуть не разрыдалась. Какая чудовищная несправедливость! Адам – в наручниках, с конвоем! Правда, стоило Лизе взглядом показать на наручники, как по приказу следователя их с него тотчас же сняли. Адам смотрел на меня так, как если бы от меня что-то зависело в этом мире… Но если от кого что-то и зависело, так это от Мирошкина и от Лизы.
– Глаша, я никого не убивал! Я только подвез эту женщину!
Я знала, что эти слова он адресует только мне и больше никому. Что ему главное – не столько не попасть за решетку, сколько знать, что я не допускаю мысли о том, что он – убийца.
– Я знаю, что ты никого не убивал, – горячо воскликнула я и чуть было не бросилась к нему, чтобы обнять, поцеловать, прижать к себе и успокоить. – Все будет хорошо, нужно только время…
– Адам, ты давно знаком с Диной Каракозовой? – спросила ледяным тоном Лиза. Следователь Мирошкин, следуя договоренности с Лизой, вышел из кабинета.
– Несколько месяцев, точно не могу сказать. Пришла как-то, сказала, что ее зовут Дина, что живет в Чернозубовке, что собирается замуж за местного фермера, Ананьева…
Мы с Лизой переглянулись. Как не поверить после этого, что слово материально? Мы с Лизой целый вечер говорили про Дину, Ананьева, и вот, пожалуйста, слова словно материализовались… Правда, Дина теперь мертва.
Слава богу, Адам – жив.
– Расскажи подробно все, что ты о ней знаешь, – потребовала Лиза.
– Знаю, что сначала жизнь на ферме была ей в радость, все-таки деньги, достаток и все такое… Но потом ее мнение об этом фермере изменилось, думаю, она стала ненавидеть его…
– Почему?
– Она сказала, что у нее на него аллергия.
– Странно все это… Скажи, Адам, она что-нибудь рассказывала о своей дочери?
– Рассказывала. Да я знаю Ольгу, видел ее много раз. Дело в том, что Дина скрывала от Ананьева существование дочери, вероятно, отсутствие детей было одним из условий жизни с Ананьевым. Как это ни покажется удивительным, Дина через меня передавала Оле деньги. В конверте.
– А почему сама не могла передать? Действительно, как-то все это странно…
– Сначала я думал, что у нее началась паранойя… Что она боится, что этот фермер следит за ней, боится, что ее увидят с дочерью. Но потом понял, что дело в ней самой. Что она сама не хочет видеться с Олей.
– Это еще почему?
– Жизнь с Ананьевым казалась ей сущим адом, и она, вероятно, внушила себе, что виновата в том, что ей приходится терпеть этого человека, дочь. Что она вроде как жертвует собой ради нее…
– Это она сама тебе об этом рассказала?
– Да.
– Но я не поняла, – вмешалась я, – что не устраивало Дину в Ананьеве? Может, он был с ней груб?
– Я же говорю… Точнее, это ее слова, она так и сказала, что у нее на Ананьева аллергия. Что она даже была у врача по поводу этой аллергии, и он сказал ей, что у нее самая настоящая аллергия на мужчину, с которым живет.
– Она что, пошла пятнами? Опухла? Как она выглядела, когда говорила тебе об этом?
– Нормально. Но пятна или что-то в этом роде у нее были в других местах…
Я вспыхнула. Ничего себе подробности!
– Адам, а ты-то откуда знаешь?
И тут Адам, до которого дошло, что я могла подумать, услышав такое, смутился.
– Да она сама мне рассказала… Она же последнее время выпивала… Ей хотелось с кем-то поделиться, вот она и рассказывала мне о себе, об аллергии… Глафира, а ты что такое подумала? Я понимаю, сейчас не та ситуация, чтобы признаваться в своих чувствах, но тем не менее… не знаю, чем закончится эта история, но ты должна знать, что для меня существует только одна женщина – это ты, Глаша…
Лиза, закатив глаза, отвернулась. Похоже, ее нервировал и сам Адам, и его признание, которое она посчитала несвоевременным, отвлекающим от главного.
– Я же бармен! – воскликнул в сердцах Адам. – Да мне все в жилетку плачутся! У кого-то проблемы, у кого-то просто плохое настроение… Люди приходят в ресторан зачастую, чтобы напиться и излить кому-то душу. И, если не находится, кому все высказать, говорят мне! Глафира, ты должна это понимать. Вот встань рядом со мной, и ты наслушаешься разных историй.
– Адам, ты упомянул доктора, который и поставил ей этот диагноз… Вероятно, это какой-то реальный врач, аллерголог… – Лиза сделала запись в своем блокноте. – Значит, надо его найти. Это, думаю, важно. А вдруг она сказала правду, и у нее на Ананьева была настоящая аллергия… Это ужасно противно, больно… У меня была как-то аллергия, правда, не на мужчину, а на какой-то цветок… Итак. Давайте остановимся на дочери Дины. Как ее зовут? Оля? Как она выглядит? Хорошая девочка?
