Мария Ланг - Скандинавский детектив. Сборник
— Немало. Необычайно обстоятельное расследование для случая обычного самоубийства.
— Ну кого попало мы так не ценим, но Боттмер был не абы кто.
— Ну да, конечно. Вы читали его прощальное письмо?
— Да, читал. А что?
— В нем что-то не так.
— Вы полагаете? Мне это и в голову не приходило. Что такое «половина таксы через Стикс»?
— Обол. Стикс — река в подземном мире, через которую переправлялись мертвые.
— Это я знаю, но что такое «обол«? Такая монета?
— Вроде гривенника в Древней Греции. Такса за переправу через Стикс составляла два обола.
— Ну немного, но, наверное, и плыть было недалеко. Раз — и там.
— Вероятно, хотя я еще не встречал того, кто бы этот путь прошел. Те, что переправились, сюда уж не вернутся и ничего не расскажут.
— Но некоторые передумывают и дают вытащить себя на берег, пока не зашли слишком далеко.
— Как это?
— Ну, так поступил наш Боттмер.
— Неудачная попытка самоубийства?
— Да. Как звали датского принца на X? Шесть букв.
— Харалд. И когда Боттмер попытался…
— Харалд… вторая буква «а». А что такое «адский камень»?
— Ляпис. Это такое вещество…
— Верно, это мне знакомо. Им мне в детстве выводили бородавки. Ну, что касается попытки Боттмера наложить на себя руки…
Это был тот же самый полицейский, который раньше рассказал Джо о попытке Боттмера утопиться у пристани. Теперь он повторил то же самое, не забыв при этом подчеркнуть свое убеждение, что попытка самоубийства была просто спектаклем.
— Полагаю, чтобы вызвать сочувствие. Можно сказать, своего рода реклама. Он прекрасно знал, что его спасут.
— Но он все-таки здорово рисковал.
— Куда там! Он плавал, как рыба. Иначе черта с два прыгнул бы в воду. — Дежурный снова заглянул в кроссворд, а сам добавил: — Боттмер боялся за свою шкуру — так говорят те, кто знал его ближе.
— Это очень любопытно.
— В самом деле? Если уж мы говорим о любопытном, любопытно, что такое «стора».
— Стора?
— Да. Это должен быть какой-то термин из анатомии.
— В анатомической терминологии я не специалист.
— Я тоже. Это должно быть как-то связано с зубами.
— Странно… Я такого слова никогда не слышал.
— Если это слово не получается, тогда неверно и «Харалд», ибо из него получается это «р».
— Попробуйте заменить его Гамлетом! Тоже был датский принц. Тогда там будет не «стора», а «стома», как стоматология, и тогда все получится.
— Черт возьми, надо же! Здорово у вас выходит.
— И у вас, коллега. Полагаю, ваше мнение о предпринятой Боттмером попытке самоубийства совершенно верное. Он наверняка пытался лишь привлечь внимание.
— Это точно. Такие устраивают целые спектакли, чтобы показать, как они страдают. Пожалуй, это можно назвать своего рода эксгибиционизмом, верно?
— Безусловно.
— Видите, как полезно в свободное время решать кроссворды! Я всегда говорю…
Он умолк и прислушался.
— Там какой-то крик, — заметил Пауль. — Извещает о приходе первый пьяница?
— Может быть. В таком случае спокойной ночи и спасибо за помощь.
Там и в самом деле был пьяница. Он приветствовал Пауля как вновь обретенного собрата по несчастью.
Пауль на братские чувства не ответил. Он думал о вещах поважнее. Нынешний вечер принес ему два удивительных открытия. Одним стал рассказ дежурного о первой попытке самоубийства, другим — ощущение, что с прощальным письмом покойного что-то не так.
3.
Фру Норстрем была в цветастом домашнем халате, на корешках ее русых волос предательски просвечивала седина.
— Вы из газеты? Нет? И не из полиции? Тогда, наверное, из социальной службы?
— Точно, — с готовностью согласился Пауль Кеннет.
— Я так и думала. Значит, можно рассчитывать на компенсацию рабочего времени, потраченного на разговоры с вами?
— Разумеется, — согласился Пауль и подумал, что финансы генеральши подобные траты вынесут.
— Тогда пойдемте посмотрим номер, в котором он умер. Тот, кто сейчас его снимает, ушел в кино.
Нынешнего обитателя представляли только шлепанцы, носки, разбросанные по полу да запах потных ног. Фру Норстрем показывала и рассказывала, как экскурсовод в старинном замке, который водит перепуганных туристов по камерам смертников.
— Покойный лежал в этой постели. Вот за этот держатель для лампы был привязан шнур, на котором он повесился. Голова его склонилась в эту сторону.
— А как насчет предсмертного письма?
— Оно лежало вот тут, на столе, точно в том месте, где вы видите бутылку из-под пива.
Из соседнего номера доносились шум и смех.
— Хромые блохи тут не скачут! — раздался чей-то голос. — Король пик!
— Там играют в карты, — пояснила фру Норстрем. — Что если мы пойдем в кухню?
Когда Пауль увидел через стол перед собой ее замкнутое и лживое лицо, он пожалел, что не провел этот вечер накануне Дня всех святых в другом обществе. Но у него были заготовлены вопросы, ответы на которые могла дать лишь она.
— Прежде всего, — начал он, — я хотел бы знать, был ли он один, когда умер. Не мог ли он встретиться с кем-то, кто…
«С кем-то, кто помог ему повеситься», — подумал Пауль, но предпочел это оставить при себе.
— Нет, с ним никого не было. Это случилось около полуночи, по крайней мере так утверждает прокурор.
— Да, я слышал.
— После девяти часов к нему никто не мог попасть, чтобы я об этом не узнала. Но что было до девяти, не знаю, потому что до тех пор входная дверь не заперта.
— А какой там замок?
— Почти новый. Его мне весной поставил Викторсон.
— Местный торговец скобяными изделиями?
— Да, он. Если мои постояльцы собираются прийти позднее и хотят одолжить ключ, его можно получить у меня. Иногда случается, что они забывают его вернуть. Так что очень удобно, что за новым ключом достаточно зайти к Викторсону.
— Они есть у него на складе?
— Да. Хотите сигарету?
— Спасибо, я курю только трубку.
На всякий случай Пауль носил в кармане пачку сигарет. Детектив, который собирается расспрашивать людей о всяких разностях, может добиться непринужденного контакта, если угостит сигаретой. Но он, во-первых, вовсе не хотел, чтобы фру Норстрем стала еще непринужденнее, а во-вторых, придерживался мнения, что сотрудник социальной службы сигаретами не угощает. Так что он подождал, пока фру Норстрем достанет свои. Она глубоко затянулась и выпустила дым из носа.
— В ту ночь, когда погиб Боттмер, тут были и другие постояльцы, верно? — начал Пауль новую серию вопросов.
Фру Норстрем отвечала не задумываясь. Да, в ту ночь тут останавливался еще один гость, какой-то шофер грузовика, говоривший на гётеборгском диалекте. Тот прибыл под вечер и заплатил вперед, потому что был без багажа. Он одолжил ключ на случай, если вернется поздно.
— А когда он вернулся?
— Кто-то открывал дверь в одиннадцать, это мог быть он. Но я не видела, моя комната наверху.
— А его номер был внизу?
— Да, тот самый, где теперь играют в карты.
«Что касается слышимости, то он жил практически вместе с Боттмером», — подумал Пауль.
— Но с адвокатом они знакомы не были?
— С Боттмером? Простой шофер грузовика? Откуда?
— Когда человек попадает в тюрьму, — произнес Пауль тоном, по его мнению, наиболее подобающим социальному работнику, — часто случается, что он знакомится с людьми совсем иного социального положения.
Удивленная фру Норстрем выпустила клуб дыма. Об этом она и не думала. Но все равно сомневалась.
— Если бы они были знакомы, шофер наверняка спросил бы Боттмера, верно?
— А в книгу гостей он записался сам?
— Разумеется.
— После Боттмера?
— Да.
— Тогда ему не нужно было спрашивать.
По всеобщему мнению, социальные работники имеют право совать нос куда угодно. Люди испытывают к ним просто детское доверие. Не была исключением и такая толстокожая особа, как фру Норстрем. И к тому же она не забывала про обещанную награду за потраченное время. Так что разговор в конце концов перешел на причину осуждения Боттмера.
— Здесь жила некая фрекен Розенбок, вы ее наверняка не знали, верно? Значит, нет? Ну, она была стара и богата, и Боттмер вел ее финансовые дела. Потом она внезапно умерла, а потом…
Внезапные кончины неодолимо привлекали любопытство Пауля.
— От чего она умерла?
— Не знаю, но случилось это как гром среди ясного неба, а когда стали пересчитывать деньги, сорока тысяч не хватало.
— А не больше? Я бы сказал, что человек с возможностями Боттмера… Так что речь о большей недостаче не шла?
— Нет, ничего подобного. Думаю, он вполне мог вернуть эту сумму, если бы ему дали больше времени. Но нотариус Эркендорф, который занимался наследством, человек педантичный, и он не дал бедняге времени выкрутиться. Как только обнаружил, так и подал заявление.
