Леонид Словин - Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)
Курносый развел руками.
— Офицер?
— Офицер, — кивнул Алекс. — Но инспектор у нас не обяза тельно офицер. И следователь тоже может быть и сержантом…
Такого рода ответ не удовлетворил.
— Следователь- сержант? Ты всерьез?
— Всерьез.
— А по званию? Ну вот я, скажем, — старший лейтенант, любопытствовал он, — а ты?
— Капитан. У нас все звания до генеральского, как у вас, только лейтенантов не три, а два: младший и просто. А потом капитан…
— Фью, — присвистнул один из любопытных в капитанских погонах, молод…
На вид тому было лет тридцать пять, и форма сидела на нем довольно неуклюже.
— Да не! Я еще в армии офицером был, — как бы извинил ся Алекс. — А потом полицейскую школу кончил. Поэтому и быстрее капитана присвоили…
— А что за дела вели? — обращаясь на «вы», спросил другой опер молоденький лейтенантик. Он явно гордился своим званием, а манерами напоминал больше студента, чем мента.
— Марихуана, таблетки «экстази», кокаин…
— Наркота, — усмехнулся уже знакомый курносый из «газика».
— А вы? — спросил Алекс у лейтенантика.
— Я? — несколько стушевался тот. — У нас линейно- зональный принцип. Территория плюс линия работы. Я, вообще-то, после университета…
Из дежурки позвонили:
— Тут капитан Чернышев из Москвы разыскивает своего друга, его привезли из кафе…
В кабинете посовещались. Дежурному объявили:
— Скажи «отпустили»! Поехал в гостиницу. Пусть встречает.
— А что это мы, собственно, здесь, в отделе? — вдруг заторопился, захлопотал курносый блондин с обветренным лицом. — Рабочий день кончился. Еще человек подумает, что мы гостей не умеем принимать. Эй, Федор, кончай… — оборвал он лейтенанта. — Тут и замерзнуть можно. Поедем, разогреем ся…
Алекс почувствовал себя, как дома. Он перестал стесняться акцента, неправильных ударений. Все офицеры были в штатском. Если бы не капитан с его формой, можно было представить, что знаешь этих парней долгие годы…
— Мы тебя приглашаем, — сказал русский капитан, оглядываясь на коллег. — Ну так, на стопочку…
— Не согласен. Я — вас… — авторитетно произнес Алекс.
Разве мог он допустить, чтобы кто — то перещеголял его?
Лица новых знакомых стали мягче. И он знал, почему. По сравнению с ним, они работали за гроши.
— В «Охотничью избу», что ли? — таровато спросил старший лейтенант из «газика».
— В нее, — поддержал грубоватый капитан.
Во все тот же «газик», в котором Алекса привезли в горотдел, снова набилось человек девять… Все громко говорили, перебивая друг друга: впереди их ждали приятные минуты! «Газик» гнал по выпавшему снежку, оставляя два черных аккуратных следа. Водителя выделил дежурный, услышавший, что в горотделе иностранец.
С темного, сбивающего дыхание мороза улицы все ввалились в зал. Стены здесь были увешаны еловыми вевями и чучелами зверей. Воздух — сиз от табачного дыма. Алекса стегануло по глазам, как во время песчаной бури в пустыне.
— А что с тем малым будет? — спросил он у курносого. — Ну с тем, который в машине…
— А ничего! Завтра проспится — посмотрим. Может в помощники себе возьму. Понимаешь?
— Еще бы! У меня вначале у самого было восемь агентов.
Вновьприбывшим тут же освободили кабинет. Минут через пять стол был уставлен бутылками и снедью. Алекс ревниво следил, чтобы гора провизии на столе росла непрерывно.
Появился хозяин — мордастый, с прокуренными усами крепыш с перебитым, повидимому в боксе, носом.
Алекс подозвал его и что-то спросил шопотом. Но курносый опер все слышал.
— Доллары примете?
Хозяин замешкался, бросил взгляд на представителя власти.
— Примет, примет! — ухмыляясь, заверил тот.
Хозяин радостно закивал: конечно, примет…
Когда Алекс увидел, что водку льют прямо в стаканы, он прикусил губу и отвел глаза. Но новые его друзья, раскрасневшись, с мороза, только потирали руки.
— Ну, за дружбу полицейских, за тебя! — откашлялся и поднял стакан капитан. — Ты у нас герой дня. Капитан…
— Алекс Крончер, — подсказал он, поднимая свой стакан.
Все уставились на него. Ждали.
Он похолодел: не хватало, чтобы они поняли, что это его первый стакан водки в жизни…
Водка лилась через край стакана на шею и за воротник. Курносый усмехнулся и почесал висок. Он все понял.
Ошпаренный сбивающим дыханье духом и горечью Алекс браво оглянулся. Проверял: уже в доску пьян или что-то еще соображает. Со всех сторон ему уже тянули — кто огурец, кто кусок селедки… Вобщем, никто ничего не заметил.
Дальше все, однако, пошло кувырком. Новые друзья что-то рассказывали, хохотали, перебивали друг друга. Что — то ели. Алекс не совсем понимал, что происходит: как в замедленной киносъемке, когда каждый жест и слово вдруг становятся невыносимо длинными, вялыми, а тебе хочется, чтобы они уже, наконец, обрели привычный смысл.
— Больше капитану не наливать, — сказал в какой-то момент курносый.
Рядом с Алексом вдруг оказалась девица: здоровенная халда с рыжей челкой и белесыми глазами. Из — под миниюбки, которая выглядела на ней особенно похабно, вылезали белые, с голубоватым отливом ляжки. Алекс пощекотал их по тыльной стороне, девица захихикала.
Он потянул ее танцевать. Она охотно откликнулась, но предварительно, склонившись к столу, оперативно всосала в себя заряд водки и воткнула в рот редиску. Он ее вел, а она с удовольствием хрумкала ею вслух.
Проститутка была не особо высокого пошиба. Просто еще не успела растерять былую непосредственность и живость харак тера. Покончив с редиской, принялась за жвачку и больше уже ни на секунду ее не оставляла.
Танцуя, она несколько раз стрельнула в Алекса белесым, как презерватив, пузырем жевательной резинки и, радуясь произведенным эффектом, беззвучно рассмеялась:
— Гы-ы-ы…
Лицо у нее было в веснушках, нос слегка курносый. Самой впечатляющей деталью внешности был изрядных размеров рот.
Спьяна Алекс и сам принялся хохотать. В такой ртище — не то что ложка — огнетушитель бы поместился. Его бы на обложку порнографического журнала.
Между губ у нее снова возник еще больший пузырь- презерватив, но и он лопнул с мокрым треском, рассыпавшсь мельчайшими брызгами слюны.
— Ты хорошенький, армян! Не глаза, а глазищи! И улыбаешься как… Ну, артист, вот артист…
Потом последовал второй стакан. Алекс ощупал девице сиськи и сказал, что они похожи на дыни. Коллеги делали вид, что ничего не видят и не слышат. У них, наверное, таких телок пруд пруди.
— Давай трахнемся, — предложил он ей.
— Здесь, что ль? — гмыкнула она.
— А что? — сказал он и стал расстегивать штаны. Девица, поглядывая на милиционеров, зашлась от хохота,
В глазах ее блеснули озорные искорки, а ртом она издала неприличный звук:
— Где это такие кукурузы выращивают? У армян, что ль?
Но капитан в форме их жестко одернул, и Алекс на минуту опомнился.
Коллеги тихо пели. Хорошо пели. Или, может, так ему казалось? Песня была старинная, по-русски протяжная и печальная.
У него закипело в глазах. Хотелось обнять всех и выплакаться. Голова его упала на плечо капитана. Тот погладил его по волосам. Как отец — сына.
Алекс отключился…
Он уже не видел, как подошел к столу хозяин ресторана и, протянув счет, понимающе глянул на полутруп на плече капитана:
— А, может, посмотреть? Может, где снаружи лежат…
— Да нет…
Прилично разогретые костромские коллеги, пошатываясь, полезли по карманам, потянули из заначек… Внезапно проснувшийся израильтянин стукнул кулаком по столу:
— Всем назад! Кому из нас платят получку долларами?!
Он достал кошелек.
Снова появился «газик». Новые друзья воодрузили израильского коллегу на сиденье, словно хрупкий, из хрусталя сервиз, и погнали к гостинице.
Вводили его вместе с хихикающей девицей.
Виктор и Анастасия сидели в фойе: они уже связались по телефону с милицей и выяснили, где их подопечный.
Девица пела и размахивала сумкой. Милиционеры демонстрировали абсолютную трезвость, что им не очень удавалось.
Виктор сморщился, словно угодил в блевотину. Анастасия, закрыв глаза и сжав до боли губы, отвернулась.
На лицах у регистраторш плавали сонными рыбами понимающие ухмылки.
— Чего, — твердо сказал им милицейский капитан в форме. — В первый раз видете, да?
Выражение его лица ничего хорошего не предвещало, и гостиничные сразу же успокоились.
— Давай лифт, — бросил жестко капитан одной из них.
Она послушно пошла вызывать лифт. Потом Алекса проталкивали в его узкую дверь. Лифт сотрясался от усилий доброхотов.
— Правей, ну! Да куда же ты? Правей, сказал тебе…
Ключ в двери крутился и никак не мог попасть в замок. В конце концов, дверь отворилась и все ввалились в открывшийся проем.
