Пол Клеменс - Снятие с креста
– Разумеется, – улыбнулся Анджей. – У меня нет жены.
Не находись поблизости полиция и Доминик, в зале раздались бы бурные аплодисменты. Элиза и Диана одновременно вытянули шеи, и Анджей почувствовал себя каким-то незащищенным.
– Приходите в любое время, – вкрадчиво сказала Элиза. – Мы всегда рады интересным соседям.
Диана промолчала, но была солидарна со своей работодательницей.
– Такое ощущение, что нас уже прогоняют, – зевнул Жулье.
– Очень рады становлению добрососедских отношений, – проворчал инспектор. – Но давайте уточним несколько формальных моментов. В Гофрэ проживаете только вы трое. Семья Фанкон и мадемуазель Ормель…
– Управляющая, компаньонка, охранительница и добрый друг, – улыбнулась Элиза, быстро посмотрев на Диану. Этот взгляд успела уловить Катрин Дюссон и как-то озадаченно почесала шелушащийся носик.
– У меня квартира в Шантуа, – сказала Диана. – Но пока она в состоянии ремонта.
– А еще здесь бывают дворники, водопроводчики, электрики, садовники… – затянул Доминик.
– Почтальоны и полицейские, – перебила Катрин. – Мы понимаем, публика приходящая. Кстати, насчет полицейских. В октябре мадам Фанкон, управляя автомобилем в нетрезвом состоянии, сбила фонарный столб на улице Оливер, обрушила рекламный щит своей же фирмы и нанесла тяжелые увечья проходящему прохожему…
– Неправда! – возмутилась Элиза. – Проходящий прохожий оказался обычным уличным бродягой. А полученные увечья вполне сочетались с жизнью. Выпила я всего лишь полтора бокала, в машине отказали тормоза, за что в автосервисе Фредерика Этуаля я получила официальные извинения. Из гонорара заплатила за столб и щит. Суд признал смягчающие вину обстоятельства и приговорил меня к штрафу, включающему выплаты на лечение бродяги, но котором все заросло как на собаке.
– А судья, вот же удивительное совпадение, оказался вашим троюродным дядюшкой по линии почившей матушки, – радостно закончила Катрин. – Что явилось единственным смягчающим обстоятельством в деле.
– Мадемуазель Ормель работает в поместье Гофрэ всего два месяца, – подхватил эстафетную палочку сержант Жулье. – До этого она работала в Руане – административном центре Нормандии – гувернанткой в семье торговца раритетными изделиями Жискара д’Эскибрака. Так сложились обстоятельства, что за месяц до увольнения торговец скончался от тяжелого легочного заболевания. Безутешная вдова, невзирая на длинную вереницу родственников, огребла ВСЁ. У мадемуазель Ормель откуда-то появились деньги, она уехала из Нормандии, купила квартиру в Шантуа и через агентство Фенимора Брумберга получила работу в поместье Гофрэ.
– Ну и что? – нахмурилась Диана.
– Ничего, – пожал плечами сержант. – Скучное перечисление фактов. Попробуйте опровергнуть.
– Даже не подумаю, – пожала плечами Диана. – Факты фактами. А какой вы смысл в них вкладываете, мне неинтересно.
– Доминик Фанкон, – откашлявшись, начал инспектор Шовиньи. – Более-менее известный литератор, обретший нишу в сочинении сценариев для бесконечного криминального телесериала. В позапрошлом году допустил рукоприкладство по отношению к уважаемому книгоиздателю, наотрез отказавшемуся печатать «главный труд» его жизни – маловразумительный эротико-беспощадный триллер, смахивающий на один голливудский фильм, после чего, собственно, и пришлось менять амплуа. Уважаемому издателю пришлось реконструировать челюсть. Суд приговорил господина Фанкона к штрафу и ста часам общественно-полезных работ на глиноземном заводе.
– Инспектор, не надо иронии, давайте не будем ссориться, – вспыхнул Доминик.
– Правильно, давайте лучше подеремся, – предложил Жулье.
Катрин засмеялась. «А господа из полиции неплохо информированы», – подумал Анджей.
– Этот жалкий человек по имени Франц Дермон меня оскорбил, – мрачно буркнул Доминик. – Во-первых, он ни черта не смыслит в литературе, ставя во главу угла лишь коммерческий интерес. Во-вторых, когда я напомнил ему, что «Искусство любви» Овидия тоже запрещали за «попрание моральных ценностей», вкупе с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Любовником леди Чаттерлей» Лоуренса, он поимел наглость рассмеяться.
– Не расстраивайтесь, месье Фанкон, – проскрипел инспектор, выбираясь из кресла. – Все великие произведения переживали запреты. Запрещали Библию, Коран, Талмуд…
– «Гарри Поттера» запрещали, – встрепенулась Катрин. – За пропаганду ведовства. До сих пор наш кюре чего-то бурчит.
– Запрещали книгу с прекрасным названием «Стащи эту книгу», – подхватил эрудированный Жулье. – Именно за название. Запрещали Солженицына, Пастернака, «Тома Сойера» – за слишком уж проблемного героя.
Доминик Фанкон насупился. Творческие люди так уязвимы. Еще немного, и ситуация бы завоняла, как американский полосатый скунс. Но инспектор Шовиньи уже выбрался из кресла. Элиза Фанкон и Диана Ормель как-то странно переглянулись…В поместье Бруа им также не предложили ни выпить, ни закусить. Миловидная темноволосая служанка недоуменно посмотрела на полицейские жетоны и спросила, в чем дело.
– Скажи им, пусть убираются к черту, Николь! – рявкнул с балкона старик Фортиньяк. – Мы ничего не покупаем!
– Это полиция, месье! – крикнула девушка. – Они ничего не продают! Они считают, что здесь опять произошло убийство!
– Тогда пусть заходят, – сварливо бросил старик. – И скажи нашим молодым бездельникам, что пора просыпаться! Мы можем экономить на завтраках, но на кой черт нам тратиться на два ужина?
Разговор проистекал в гостиной, пафосно отделанной кумачом. Горничная Николь Пуатье была сегодня застегнута на все пуговицы, сияла белоснежным фартуком и являла пример кротости и послушания. Старик Фортиньяк, вблизи оказавшийся венозным и морщинистым, злобно смотрел на инспектора. Заспанная Ирен Маклассар явилась в розовом пеньюаре и с ломтиком торта на блюдечке. За Ирен притащился жилистый типчик со щеточкой усов (Анри Жюбер), неприязненно оглядел всех присутствующих и плюхнулся в кресло. Последней нарисовалась старушка – высушенная, маленькая, с пушистыми седыми волосами и большими глазами.
– Инспектор, мы встречались с вами на прошлой неделе в здании городского собрания, – ворчливо сказал Фортиньяк. – Вы пытались набросить удавку на Жака Эспозино, руководящего социальным фондом. Вам плевать, что на его плечах решение бесчисленных городских проблем. Слава богу, что его не дали в обиду.
– Фонд господина Эспозино проблем не решает, – учтиво улыбнулся инспектор. – Он их финансирует. Но мы явились сюда не за тем, чтобы обсуждать мошенничества вашего приятеля. Сегодня утром на дороге в поместье Гвадалон найдено тело Франсуа Винье, искусствоведа. Его убили. С этим господином вы также встречались в городском собрании, не так ли?
Наступило гробовое молчание. Ирен не донесла до рта лакомство, задумалась, уставилась почему-то на Анджея. Анри поморщился. Старик ругнулся. Старушка высокомерно задрала голову, и левая сторона сморщенного личика скривилась в гримасе. Шевельнулась горничная, устремив немигающий взгляд на Анри, словно прося, чтобы он на нее посмотрел. Но Анри смотрел на инспектора.
– Достукались, – процедил старик. – Ну что ж, самое время ставить на городском собрании вопрос о работе нашей полиции.
– Поставьте лучше вопрос о работе наших преступников, – предложил инспектор. – У нас всего два вопроса, месье Фортиньяк. Первый: где находились этой ночью люди, проживающие в Бруа? Второй: имели ли упомянутые люди отношение к убиенному?
– Ничего себе, – почесал затылок пижон Анри. Даже домашний спортивный костюм на этом субъекте состоял из трех взаимоисключающих оттенков. – Признаться, инспектор, не понимаю, о ком вы. Из поместья Гвадалон я знаком только с месье Шавром, с которым однажды играл в казино в карты.
– Кто выиграл? – деловито осведомилась Катрин.
– Заведение, – ухмыльнулся Анри. – И что с того, месье полицейский?
– Ровным счетом ничего, месье подозреваемый, – казалось, инспектора не волнуют ответы на вопросы. Он внимательно изучал реакцию присутствующих.
– Бред, – фыркнул Анри. – Прошлой ночью я беззастенчиво спал. Ирен, дорогая, ты же подтвердишь, что я спал?
– С удовольствием, – проворковала Ирен, занося прожорливый ротик над скоплением белков.
– Часть ночи, – прошамкала беззубым ртом старуха Антуанетта. – Другую часть они скрипели кроватью, бродили по дому, гремели холодильниками и громко смеялись.
– Нас интересует отрезок времени с двух до трех ночи, – уточнила Катрин.
Старушка не растерялась.
– До двух часов эти демонята болтались по дому. Потом сделали вид, что уснули.
– Сделали вид? – насторожился Жулье.
– Уснули, не волнуйтесь, – отмахнулся Анри. – Не слушайте эту глупую Антуанетту. Ирен для нее – девочка-разруха, а я – сплошная пустота и убыток. Не любит она ни меня, ни Ирен, ни… – молодой бездельник повернул голову, воззрившись на изваяние горничной.
