Андрис Колбергс - Тень
- Странный вы человек. Другой на вашем месте бросился бы отсюда сломя голову, а вы еще требуете карету. Ах да, - иронически добавил Харий, - на вас абсолютно нет вины, я совсем запамятовал... - Он набрал номер. - Мне дежурного...
Эрик молчал мрачно и решительно.
- В следующий раз так не поступайте, - сказал следователь, ожидая, пока дежурный возьмет трубку. Он чувствовал невероятную усталость. Это все из-за Айги. Врачи не обнадеживали: никаких изменений, а это значит, нет изменений к лучшему. - Мне, может, легче доставить вас в надежное место, чем раздобыть транспорт, чтобы отвезти обратно на завод.
- Меня это не интересует. Я к вам в гости не напрашивался.
- Лучше бы помолчали. - И в трубку: - Мне тут одного на "Варавиксне" подбросить. Ничего, он подождет, пока кто-нибудь поедет в ту сторону...
Эрик оставил кабинет, не сказав ни "до свидания", ни "прощайте".
Эти листки с фотографией где-то вывешены, с ужасом подумал он, входя на территорию завода.
По цехам уже ходили слухи, распускал их Витольд.
- Моя вытрезвиловка этому чистоплюю боком выйдет! Со мной по-хорошему - и я ничего, а кто на меня - берегись! У меня везде свои люди.
Разгадка была на редкость простой: у рынка, недалеко от вытрезвителя, находилась информационная витрина, где вывешивались фотографии объявленных к розыску преступников. Вечером Витольд случайно взглянул на нее и увидел своего врага, а утром позвонил в милицию и назвал фамилию и место работы разыскиваемого.
Глава четвертая
Вначале похоронная процессия двигалась медленно, но вот распорядитель взглянул на часы и незаметно прибавил шагу, чтобы уложиться в срок. Он хотя и работал по графику, составленному, правда, с учетом десятиминутного отдыха между процессиями, но наметанным глазом видел, что тут без речей не обойдется и на всякий случай не мешает минуту-другую сэкономить.
Первой, отделившись от остальных провожающих, за гробом Камбернауса шла его мать, и Зайга подумала, что ей, должно быть, уже за восемьдесят, так как Райво родился поздно - ей тогда было сорок пять.
С черным шелковым шарфом на голове, в черном пальто и черных туфлях на небольшом каблуке, она, пошатываясь и моментами чуть не падая, держалась позади гроба. Когда-то это была стройная женщина, а теперь сгорбленная исхудавшая старуха. Прежде чем гроб закрыли крышкой, она торопливо поправила подушку в головах сына, и всем бросилось в глаза, как сильно у нее дрожат руки. Как при болезни Паркинсона. Однако Зайга не спешила с выводами, она отлично помнила, что эта особа всегда прикидывалась хилой и легкоранимой, но стоило кому-нибудь задеть интересы небесного создания, как на ваших глазах она превращалась в разъяренную тигрицу. На памяти Зайги она никогда не поступалась своими интересами. Разве что из-за Райво. Может быть. Может быть, только ради него.
Считайте меня сухой и бессердечной, но даже в такую минуту мне ее не жаль! А тебя, Райво Камбернаус, я ненавижу! И презираю! Еще как презираю!
Перед гробом несли два венка - один от спорткомитета, другой от товарищей по команде. Из разговоров Зайга поняла, что объявления в газете не было, это мать всех обзвонила и пригласила лично. Объявление вряд ли привело бы их на кладбище, так как Райво держался высокомерно и его не любили.
Процессия, с Зайгой в самом хвосте, петляла, уходила все глубже в низкорослый сосняк. Здесь могилки были свежее, не успели еще обрасти декоративными кустарниками. Там и сям виднелись кучи белого песка, с краю высилась гора жухлых листьев, оберточной бумаги, увядших цветов и венков.
Гроб больше не открывали и после краткой речи опустили в яму. Могильщик зачерпнул лопатой песок, обошел с нею провожающих. Первые три горсти бросила мать Камбернауса, и этот троекратный стук заставил Зайгу вздрогнуть. Потом каждый бросил в могилу свою горсточку. Комья песка глухо ударялись о крышку гроба.
Сперва ты погребла меня, злющая баба, а теперь хоронишь своего сына, никого у тебя не осталось на свете. Тебя будет преследовать рок, как и меня. Ничего у тебя не остается!
Могильщик раздал присутствующим мужчинам лопаты, и все дружно принялись засыпать могилу.
Бум... бум... бум... бум...
Зайга спохватилась, что стоит с закрытыми глазами и что-то бормочет. Проклятия, что ли? К счастью, она была позади всех и никто ничего не заметил.
...Мячи мелькали в полете. Они бухали об пол, как пушечные снаряды. Игроки обороны падали на спину, кидались со всех ног: отразить нападающий удар удавалось редко. Особенно когда бил Райво. Он отличался удивительным хладнокровием и обладал какой-то необыкновенной способностью сориентироваться уже в прыжке. Достаточно было малейшей небрежности при блокировке, и он бил в обход блока, в незащищенное место площадки, обманные удары почти не применял.
На улице моросил октябрьский дождь, осеннее пальтишко так пропиталось влагой, что хоть выжимай, пробирала дрожь, а ведь в спортзале было тепло. Стоя за деревянным барьерчиком, отделявшим площадку от раздевалок так, что образовывался узкий проход в малый зал, на склад инвентаря и в душевые, Зайга смотрела блестящими глазами, как Райво взмывает над сеткой и заколачивает мячи. Он бил как с короткого, так и с длинного паса, пронзая тройной и даже четверной блок. Тренер скупо его похваливал.
В другой части зала лысый ветеран бокса Жанис Дзенис гонял своих учеников. Менее прилежные из них мимоходом посматривали на хрупкую девушку в клетчатом шерстяном платке и с пятнами на лице. Она была не столь красива, чтобы задерживать на ней взгляд, и боксеры вновь прижимали подбородок к ключице, группировались в стойку и, время от времени резко "выстреливая" левой, продолжали охоту за несуществующим противником на воображаемом ринге.
Своих часов у нее не было, и она то и дело поглядывала на циферблат чуть ли не под самым потолком - времени оставалось в обрез, часовая стрелка уже покидала восьмерку.
Райво помахал ей рукой, значит, заметил, и девушка благодарно улыбнулась, хотя и сомневалась, что ее улыбка долетела до адресата.
С улицы, топоча, ввалились двое мальчишек и встали рядом с нею у барьера. Сюда каждый мог заходить запросто, отсюда никого не прогоняли. Парни смотрят, смотрят и в один прекрасный день просятся в команду. Так в спортзальчике завода ВЭФ начинали многие известные в свое время спортсмены: исключительно техничный тяжеловес Свеце, хоккеисты Крастыньш и Салцевич.
Наконец Райво на минутку освободился и подошел к ней. До чего же нравилась девчонке его походка! Гибкая, эластичная. Впрочем, она все в нем тогда боготворила! Каким ничтожеством она ощущала себя рядом с ним, как боялась, что он одумается и выберет себе более красивую девушку, и как была благодарна за то, что он этого не делал.
- Ну, у тебя уже все в порядке, малышка? - Он поцеловал ее в щеку. Майка прилипла к спине, шея и лицо усеяны мелкими капельками пота, который он смахивает рукой.
- Сказали, быть в девять.
- Тогда тебе пора. - Райво посмотрел на часы.
- Идем со мной!
- Ну, малышка! - Райво укоризненно-ласково взглянул на нее.
- Я тебя очень прошу, пойдем со мной, мне страшно. - Зайга прижалась лбом к его плечу.
- Бояться нечего.
- Тебе легко говорить.
- Возьми себя в руки, малышка! Ведь ты у меня храбрая!
- Пожалуйста, пойдем со мной!
- Но у меня тренировка. - Райво бросил взгляд на волейбольную площадку, где его товарищи по команде, делая глубокий вдох и резкий выдох, упражнялись на расслабление мышц, и заторопился. - Когда мы встретимся?
- Только завтра. Мне сказали обязательно взять с собой деньги на такси. Завтра возле техникума. Я буду ждать.
- Держись, малышка. - Райво подмигнул. - Видишь, наши уже строятся. - Райво прижал палец к губам, потом к ее щеке, и девушка радостно улыбнулась.
- Беги, тебя ждут. Я еще пару минут посмотрю, там надо быть ровно в девять.
- До завтра!
- До завтра! - Она чувствовала, как на глаза навертываются слезы.
Волейболисты разделились на две команды и начали игру.
Девушка еще немного постояла и пошла прочь.
Могильщик ловко подровнял лопатой могильный холмик, распорядитель подал знак, чтобы клали цветы. Невдалеке показались двое мужчин с венком, они трусили чуть ли не вприпрыжку и лишь в последнюю минуту спохватились и сорвали с себя головные уборы.
Им дали возможность положить венок и сказать речь.
- Наш трудовой коллектив выражает глубокое соболезнование... Насосы под его надзором за восемь часов давали городу столько-то и столько-то тысяч кубометров воды... Мы его никогда не забудем, никогда не забудем...
Потом, уже на обратном пути, они объяснили, как обознались. Работают на головном предприятии, а насосная станция где-то у черта на куличках, так что своего усопшего товарища, пожалуй, и в глаза не видывали. Так что ничего удивительного.
А представитель спорткомитета говорил прочувствованно, сомнений не было: он знал Райво, возможно, даже играл с ним в одной команде, но когда он сказал: "Это был один из лучших наших волейболистов", Зайга чуть не крикнула: "Врешь! Не один из лучших, а самый лучший!"
