Алекс Ровира - Последний ответ
Похоже, как только я смежил веки, в моем мозгу распрямилась потайная пружинка слуховой памяти, в голове прозвучал тот самый мягкий и нежный голос из телефонной трубки: «Кабаре «Вольтер»».
Когда я набрал это название в Интернете, по спине у меня от волнения пробежали мурашки. Такое заведение действительно существует — или существовало — в Цюрихе.
Вот что открылось мне на одной из страничек:
Кабаре «Вольтер», основанное в 1916 году Хуго Балем,[20] стало одним из цюрихских клубов, где собирались представители эпатажных направлений в искусстве. Кабаре помещалось на верхнем этаже театра с «серьезными» эстетическими установками, однако существует мнение, что именно в этом заведении зародилось движение дадаистов. Впрочем, его охотно посещали и представители смежного направления — сюрреалисты.
После периода запустения, который продолжался едва ли не в течение всего XX века, кабаре стало местом встреч неодадаистов, возглавляемых Марком Диво. Под знаком движения «Дада» кабаре «Вольтер» за три месяца пережило свой новый золотой век — каждый вечер там устраивались перформансы, видеопоказы и поэтические выступления.
В этом эксперименте приняли участие тысячи жителей Цюриха. В марте нынешнего года полиция изгнала новоявленных захватчиков, в помещениях кабаре устроен музей дадаизма.
Закрывая эту страницу, я почувствовал, что новый след заведет меня куда дальше, чем неудобоваримые списки учеников.
13
Кабаре «Вольтер»
Без столкновения с разумом мы никуда не придем.
Альберт ЭйнштейнКогда мне совсем надоело рыскать в биографиях студентов прошлого века, многие из которых, по-видимому, стали обыкновенными инженерами, я решил покинуть монументальное здание Технологической школы и отправиться в кабаре «Вольтер», или что там от него еще оставалось.
Если женщина, говорившая со мной по телефону, не удосужилась назвать мне адрес этого места, значит, на то имелись свои причины. Может быть, она дожидается меня именно там? Или же в музее дадаизма я замечу нечто такое, что и должен увидеть?
Пока я разыскивал Шпигельгассе, то бишь Зеркальный переулок, и дом номер один, у меня возникло ощущение, что именно та женщина, которая звонила мне, рассылала открытки с видами Кадакеса. Вероятно, я связал тот мелодичный голос с каллиграфическим почерком на конверте.
Вопрос, кто именно мне звонил и чего ожидали от меня, возможно, получит свое разрешение в старом клубе.
Я без труда отыскал дом с розовым фасадом. Название заведения было написано строчными буквами: «кабаре вольтер». Дверь оказалась открытой.
Хотя клуб и находился на одной из самых многолюдных улиц города, я для начала только просунул голову внутрь, чтобы осмотреться. На первом этаже пол был покрыт холстом с непонятными изображениями. Странный металлический артефакт сновал по ткани туда и обратно, производя причудливые резкие движения.
Заинтригованный увиденным, я решился войти и разобраться, что же тут происходит. Дверь, негромко скрипнув, захлопнулась за мной.
Прежде чем двигаться дальше, я осмотрелся. Внизу никого не было, если не считать девочки с голубыми волосами, которая жевала жвачку, стоя за крошечным прилавком, — там продавались футболки и плакаты.
Я подошел поближе к маленькому аппарату. Оказалось, что это просто движущийся робот. Механизм возвышался от пола не больше чем на десять сантиметров. Этот аппарат случайным образом передвигался по холсту, время от времени извергая из себя черную струю — таким образом создавалось абстрактное произведение. Робот напоминал мне конструкции Джексона Поллака, которые я видел в Музее современного искусства в Нью-Йорке.
Этот забавный художественный перформанс чуть было не заставил меня позабыть, зачем я явился в кабаре «Вольтер». Я решил обратиться не к роботу-рисовальщику, а к единственному одушевленному существу, которое здесь находилось.
Продавщице сувениров мое появление, как видно, не понравилось. Девчонке еще и восемнадцати лет не исполнилось, уши ее были закрыты огромными наушниками. Музыка хип-хопа играла так громко, что вырывалась наружу.
Я довольно долго простоял перед девицей, пока она в конце концов не сняла наушники и не одарила меня неприязненным взглядом.
— Чего тебе? — спросила эта особа по-английски.
— Сувениры мне не нужны. Просто хочу задать тебе пару вопросов.
— Хватит и одного. Из-за тебя я пропускаю отличную песню. — Меломанка нахмурилась и в ожидании моего вопроса пригладила свои голубые косички.
Я пустился в объяснения:
— Несколько дней назад мне позвонила какая-то дама. Судя по голосу, уже в возрасте. Она назвала это место, поэтому я подумал, что она здесь работает… или хотя бы часто заходит в кабаре «Вольтер».
Девчонка выдула шар из жвачки голубого цвета, такого же, как и ее волосы; когда он лопнул, она изрекла:
— В чем тут, на хрен, вопрос?
По-видимому, эту шмакодявку наняли, чтобы провоцировать посетителей, но я решил не поддаваться, действовать по намеченному сценарию и спросил:
— Вопрос в том, есть ли в этом музее, галерее или как там еще женщина, подходящая под мое описание.
— Нету.
Произнеся это слово, девчонка снова напялила наушники и увеличила громкость своего хип-хопа.
Удержавшись от желания тотчас залепить ей оплеуху, я снова посмотрел на робота-художника, который, казалось, с удвоенной силой взялся за роспись полотна. Его программа, по-видимому, вступала в решающую стадию: теперь он очень быстро сновал взад и вперед, выплескивая на холст чернила; повороты его были непредсказуемы.
Совсем растерявшись, я уже был готов покинуть кабаре «Вольтер», но неожиданно заметил лестницу, которая вела на второй этаж. Там располагался малюсенький бар — всего два кресла, кофеварка и автомат по продаже баночного пива.
Повинуясь порыву жажды, внезапно накатившей на меня, я решил купить баночку, высосать ее одним глотком и распроститься с этим кабаре.
Потратив пять швейцарских франков, я получил банку холодного «Хайнекена». С пивом я уселся в кресло, с которого мне открылась неутешительная панорама: робот-художник, старательно передвигающийся по холсту, и робот-тинейджер с голубыми кудряшками, во всем ему подобная.
— Насрать, — сказал я сам себе, хорошенько приложившись к банке с пивом.
Между двух автоматических аппаратов висел огромный постер с дадаистским манифестом Тристана Тцарá:[21]
«Магия этого слова — ДАДÁ,—
которая привела журналистов
к порогу непредсказуемого мира,
для нас не имеет никакого значения».
За этим текстом — несомненно, плодом интеллектуального рукоблудия — следовала еще сотня строк идиотизма, но читать дальше я не стал. В кабаре неожиданно наступила тишина — просто у робота закончился завод. То ли сели батарейки, то ли он завершил свой труд.
Я единым духом покончил с пивом и взглянул на полотно. Увиденное не оставило меня равнодушным:
ПЯТНИЦА
ПОЛДЕНЬ
БЕРН
РОЗЕНГАРТЕН
Уяснив, что три из четырех слов, изображенных роботом, были написаны по-испански, я понял, что послание предназначалось для меня.
Я бегом преодолел ступеньки лестницы, уставился на четыре слова, явственно проступавших посреди моря черных клякс, замер, затем решительным шагом направился в сторону девушки с голубыми волосами, которая все с тем же апатичным видом возвышалась над прилавком.
— Кто программировал этого робота? — Я почти что кричал.
Продавщица сняла наушники и нахмурилась в ответ.
— Этот робот-художник, — не отступался я. — Кто написал для него программу?
Девчонка усмехнулась и заявила:
— Всемилостивейший Бог.
14
Розовый сад
В жизни есть единственное счастье: любить и быть любимым.
Жорж СандНочь прошла отвратительно: я пытался разгадать смысл происходящего. Постель в отеле «Адлер» была мягка как пух, но послание из кабаре «Вольтер» напрочь лишило меня сна.
Когда над швейцарским городом взошло солнце, я все еще не сомкнул глаз. Пускай и так. Я спрыгнул с кровати с единственной мыслью — поскорее оказаться на железнодорожном вокзале. Мне было не до конца понятно, что означает Розенгартен — «Розовый сад» — в Берне, но, очевидно, некто поджидал меня там в полдень.
Спускаясь по лестнице, я мечтал об одном: пусть это послание окажется последним. Настала пора взглянуть в лицо тому, кто закинул сеть.
За минуту до отправления поезда я успел приобрести маленький путеводитель по Берну, чтобы попытаться отыскать этот чертов садик.
