Стив Берри - Язык небес
Доротея жестом указала на стол. Малоун еще раньше заметил на нем старинную книгу, лежащую на ребристой дубовой столешнице.
— Вы торгуете книгами. Взгляните на эту.
Малоун подошел ближе и убрал пистолет в карман пальто. Ему в голову пришла утешительная мысль: если бы госпожа Линдауэр хотела его смерти, то он был бы уже давно мертв.
Книга была размером примерно шесть на девять дюймов и два дюйма в толщину. Его аналитический ум быстро отметил ее происхождение. Коричневая обложка из телячьей кожи. «Слепое тиснение» без использования золота и краски. Оборот без украшений, что сразу указывало на ее солидный возраст. Книги, сделанные в раннем Средневековье, при хранении клали переплетом вниз, и поэтому их не особо украшали.
Малоун аккуратно перевернул обложку и увидел потрепанный и потемневший пергамент древних страниц. Он изучил их и заметил странные рисунки на полях и понял, что не только не может прочитать ни слова и определить язык, но даже отнести написание букв к какому-либо известному алфавиту.
— Что это?
— Позвольте… Для того чтобы ответить на ваш вопрос, нужно рассказать, что случилось к северу отсюда, в Ахене, в воскресенье в мае, через тысячу лет после рождения Христа…
Оттон III наблюдал, как были сокрушены последние препятствия на пути к его императорскому трону.
Он стоял при входе дворцовой капеллы, священном здании, возведенном двумя столетиями ранее. И сейчас он собирался попасть в склеп человека, построившего эту часовню.
— Все сделано, сир, — сказал фон Ломелло.
Граф вызывал раздражение у Оттона III, поскольку был убежден, что королевский палатинат[7]содержится должным образом в отсутствие императора. Но это было далеко не так. Да и Оттону не нравилось бывать здесь. Император не любил германские леса и горячие источники Ахена, морозные зимы и полное отсутствие цивилизации. Он предпочитал блаженное тепло Рима и благословленную культуру Средиземноморья.
Рабочие унесли последние обломки каменного пола.
Они не знали точно, где копать. Склеп был запечатан очень давно, и указаний на точное место входа не сохранилось. Изначально планировалось уберечь могилу от вторжений викингов, и эта хитрость сработала. Когда норманны разграбили часовню в 881 году, они так ничего и не нашли. Но фон Ломелло провел целое исследование перед прибытием Оттона, и ему удалось найти наиболее вероятное место.
К счастью, граф оказался прав.
У Оттона не было времени на ошибку.
В конце концов, это год Апокалипсиса, первый в новом тысячелетии, когда многие уверовали, что Христос снова придет и будет судить их.
Рабочие были заняты. Два епископа молча наблюдали за работой. Гробница, куда они собирались войти, не открывалась с 29 января 814 года, с того самого дня, когда умер Милостивейший Август, коронованный Богом, великий император-миротворец, правитель Римской империи, милостью Божьей король франков и лангобардов. К тому времени он уже считался мудрейшим из всех смертных, вдохновителем чудес, защитником Иерусалима, провидцем, железным человеком, епископом епископов. Один поэт заявил, что никто не может быть ближе к апостолам, чем он. При жизни его звали Карлом. Сначала приставка «Великий» появилась из-за его роста, но сейчас она обозначала его величие. Самым часто употребляемым стал французский вариант его имени, сливший воедино «Карл» и «Великий», при его произнесении снимали шляпы, и понижали голоса, как если бы говорили о наместнике Бога на земле.
Шарлемань.[8]
Рабочие отошли от черного провала в полу, и фон Ломелло проверил их работу. Странный запах заполонил помещение — сладкий, затхлый и какой-то болезненный. Оттон знал, как пахнет протухшее мясо, испорченное молоко и отходы, жизнедеятельности человека. Этот запах был иным. Воздух, остававшийся на страже того, что обыкновенные люди не должны были видеть.
Зажгли фонарь, и один из рабочих вытянул руку, чтобы, осветить пробитую дыру в полу. Когда мужчина кивнул, снаружи принесли деревянную лестницу.
Сегодня был праздник Святой Троицы, и чуть раньше капелла была заполнена верующими. Оттон был на богомолье. Он только что вернулся от гробницы своего старого друга Адальберта, епископа Праги, похороненного в Гнезене, где, как император, он возвысил статус этого города до архиепископства. Сейчас Оттон пришел посмотреть на останки Карла Великого.
«Я пойду первым», — приказал Оттон остальным.
Ему было едва за двадцать, человеку, принадлежащему к сословию правителей. Сын германского короля и греческой матери. Коронованный на трон Священной Римской империи в возрасте трех лет, первые семь он правил при регентстве матери, а еще три — при бабушке. Последние шесть лет он правил единолично.[9] Его целью была «Реставрация Империи»,[10] христианской Римской империи, куда вошли бы германцы, латиняне и все славяне. Совсем как при Карле Великом, под общим правлением императора и Папы Римского. То, что сейчас лежало перед Оттоном, могло превратить эту мечту в реальность.
Он шагнул на лестницу, и фон Ломелло передал ему факел. Восемь ступеней промелькнули перед его глазами прежде, чем его ноги ощутили твердую землю. Воздух был мягкий и теплый, однако странный запах перебивал все остальные, стало трудно дышать. Но Оттон сказал себе, что это не что иное, как аромат власти.
Факел осветил огромный мраморный зал. Фон Ломелло и два епископа спустились за ним.
И тут он увидел.
Под балдахином на мраморном троне его ждал Карл Великий.
Тело было облачено в пурпур, левая рука в перчатке держала скипетр. Король сидел как живой человек: одно плечо опиралось на трон, голову поддерживала золотая цепочка, прикрепленная к короне. На лицо было накинут кусок чистой ткани. Тление было практически незаметно, все части тела были на месте, кроме кончика носа.
Оттон в благоговении преклонил колени. Остальные быстро присоединились к нему. Он здесь. Он даже не представлял себе, что будет этому свидетелем. Он слышал истории, но никогда не придавал им особого значения. Императоры нуждаются в легендах.
«Говорят, будто в его корону вложен кусочек Животворящего Креста», — прошептал фон Ломелло.
Оттон слышал то же самое. Трон покоился на вершине резной мраморной плиты, три видимые стороны были украшены барельефами. Люди. Лошади. Колесница. Двухголовый адский пес. Женщины с корзинами цветов в руках. Оттон уже видел подобные изображения в Риме. И понял, что начало положено именно здесь, у ног Великого Императора. И это значит, что он поступает правильно.
С одной стороны трона стояли щит и меч. Оттон знал историю щита. Папа Лев III самолично освятил его двести лет тому назад, в тот день, когда Карл Великий был коронован императорской короной. Сверху щит был украшен королевской печатью. Оттон видел этот символ на документах в имперской библиотеке.
Он поднялся с колен.
Скипетр и корона — вот одна из причин, почему император пришел сюда, ожидая, что, кроме костей, никто его здесь не встретит.
Но планы изменились.
Он заметил, что на коленях у Карла лежит прошитый пергамент. Оттон осторожно приблизился к помосту и понял все. Письмена и гравюры выцвели, но даже сейчас их можно прочитать.
— Кто-нибудь из вас разбирает латынь? — спросил он.
Один из епископов кивнул, и Оттон сделал ему знак приблизиться. Два пальца затянутой в перчатку руки указывали на пергамент.
Епископ поднял голову и стал изучать. Наконец он произнес:
— Это Евангелие от Марка.
— Прочти его.
— «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»[11]
Оттон посмотрел на трон императора. Римский Папа сказал ему, что символы власти Карла Великого будут идеальными инструментами для воссоздания былого великолепия Священной Римской империи. Ничто так не возвышает власть, как великая тайна прошлого, а он смотрел ему прямо в лицо, видя прекрасное будущее. Эйнхард [12] описывал этого человека как истинного богатыря. Высокий, атлетически сложенный, с широкими плечами и грудью как у коня, голубоглазый, рыжеволосый, румянолицый, необычно деятельный, не способный уставать, имеющий энергичный дух и мастерство, даже в отдыхе не ведающий покоя и бездействия. И Оттон наконец-то понял правдивость этих слов.
