Масси Суджата - Мастер икебаны
— Бамбук? — Я узнала иероглиф, он был одним из той сотни японских знаков, с которой начинают все новички.
— Именно. Вероятно, в семье флористов детей называют соответственно. Имя Нацуми означает «собирать цветы», и, если верить фотографии, она и сама весьма недурной цветочек.
— Э-э-э... — Я решила воздержаться от комментариев. — Что там еще написано?
— Написано, что Масанобу Каяма, шестидесятипятилетний владелец школы, в то время, когда было совершено убийство, находился в универмаге «Мицутан», где готовится выставка икебаны. Вечером того же дня он дал интервью в своем пентхаузе, в Каяма Каикан, где выразил сожаления о потере одной из лучших преподавательниц школы, отдавшей икебане двадцать пять лет жизни, получившей высший учительский статус — ридзи — два месяца тому назад. Он добавил также, что композиции Сакуры вдохновляли многих ее учеников, равно как ее мудрые советы и вдумчивые эссе в ежегодном альманахе школы под названием «Стрелы бамбука». Госпожа Сато много путешествовала, пропагандируя искусство икебаны и девиз школы Каяма «Истина в естественном» ...бла-бла-бла... Школа намерена почтить память Сакуры поминальной церемонией во время выставки в универмаге «Мицутан», которая будет проводиться с пятницы по воскресенье с десяти до восьми.
Последняя фраза меня просто ошеломила. Они собираются провести эту несчастную выставку, несмотря на убийство! К тому же иемото, аккуратно перечислив формальные заслуги Сакуры, в сущности, не сказал о ней ни единого хорошего слова. Похоже, он ее здорово недолюбливал. Госпожа Сато была не просто соринкой в его глазу, или — как это? — колючим шипом у розы, нет, тут было что-то еще.
— Ну и что вы собираетесь делать? — Господин Вака прервал мои размышления.
— А что я могу сделать? Молиться, чтобы мою тетю не арестовала токийская полиция.
— Но вы ведь следователь, хотя и не профессиональный. Разумеется, вы можете помочь! — настаивал мой приятель.
— Да какой я следователь?! Я антиквар, вот я кто. Ого! Да у вас есть сакура-моти — Я углядела знакомую упаковку в одной из витрин. Мне нравились эти пирожные из клейкого риса, завернутого в молодые вишневые листья, к тому же они могли пригодиться для чаепития с клиентом, которое я запланировала на выходные у себя дома.
— Помогите своей тете. Это ваш долг хорошей племянницы, — продолжал поучать меня господин Вака, заворачивая покупку. А я-то думала, что он терпеть не может мою Норие.
Что ж, либо он гораздо благороднее и душевнее меня, либо ему нужна продолжительная, сочная история для обсуждения с покупателями... Вторая версия больше похожа на правду, или как?
Дома я первым делом прослушала автоответчик. Ричард оставил мне сообщение о нашей с ним встрече в пятницу. Мама поинтересовалась, почему я не звонила целый месяц, и оставила мне телефонный номер в Южной Калифорнии, где она занималась обустройством новой усадьбы. Я записала номер, хотя знала, что не стану звонить.
Мне пришлось бы рассказать ей обо всем, что произошло, после чего меня немедленно и без разговоров отозвали бы домой. Такова моя мамочка.
Я открыла новую страничку в блокноте и записала: «Кто был в Каяма Каикан в момент убийства?» Лиля Брэйтуэйт и ее подруга Надин, Мэри Кумамори, та самая, с которой Сакура так грубо обошлась, и Ёрико, лучшая тетина подруга. Потом Такео и Нацуми, мисс Окада, еще несколько японских женщин, имена которых я могла узнать у тети Норие.
«Те, кто был неизвестно где», — написала я на другой страничке. Там оказалось всего два имени: госпожа Кода и Масанобу Каяма.
Лейтенант Хата наверняка знал об этом больше. Может, он давно вычеркнул всех вышеперечисленных из своего списка и ищет теперь убийцу-маньяка.
В японской криминальной истории бывали и такие. Человек девять-десять, пожалуй.
Подумав об этом, я обернулась посмотреть на сине-белые тарелки госпожи Мориты, которые стояли теперь на моем кухонном тансу, ровненько в ряд, все девять абсолютно непродаваемых штук. Сдается мне, они останутся здесь навсегда, или как? Тут я отложила блокнот и набрала тетин номер, надеясь, что она ответит, но снова услышала сигнал записывающего устройства. Правда, как только я произнесла свое имя, тетя Норие взяла трубку.
— Спасибо, Рей, девочка, за твои звонки и заботу, — сказала она измученным голосом.
— Как дела у вас в Йокохаме?
— Вокруг дома полно журналистов, — прошептала она в трубку, как будто они могли ее услышать. — Это так ужасно. Один из них даже принес матрас и ночевал на улице возле наших дверей! Они все ждут, когда я выйду! Завтра, после полудня, мой муж должен был вернуться из Осаки, но я попросила его задержаться, чтобы они на него не накинулись. У тебя, в Янаке, то же самое?
— Нет, у меня все спокойно. — Поглядев в окно, я увидела только парочку подвыпивших студентов. Хорошо, что моего номера нет в телефонной книге. И адреса нет соответственно. Есть, правда, номер факса: «Антикварная фирма Рей Симуры», и на этот номер начали было приходить сообщения, но я вовремя выключила аппарат.
— Почему бы вам не приехать ко мне? — предложила я. — Моего имени нет в телефонном справочнике. А из моей софы легко получается кровать.
Под деревом ищи спасенья,
когда в беде —
не под тростинкой, —
продекламировала тетя Норие. — К тому же они меня непременно выследят. Ума не приложу, как добраться завтра до «Мицутана».
— Не слишком-то здравая идея, — заметила я.
— Нам нужно там быть, они оставят специальное место для семьи Симура... Представляешь, что будет, если оно окажется пустым?
— Нам? Да я только испорчу всю вашу икебану. Помните, что Сакура сказала о моих способностях?
— Нам не стоит отстраняться от школьной жизни, — сказала тетя вкрадчивым голоском. Этот голосок она обычно использовала, чтобы заставить меня надеть кимоно и показаться ее друзьям. — Это все равно что признать свою вину. Настоящие Симура должны продвигаться вперед, несмотря на препятствия, так было на протяжении многих столетий. Кто, если не мы сами, защитит наше доброе имя!
М-да... Похоже, я зря пригласила ее поселиться в моей квартире. С утра до вечера выслушивать лекции о самурайской чести — нет уж, увольте!
— Тетя Норие, я вас люблю и сделаю все, что вы скажете. Икебана так икебана, «Мицутан» так «Мицутан».
— Это займет всего несколько часов. — Она явно повеселела. — Подумай только: наше появление на выставке так важно для всех... И для меня.
Когда я положила трубку и собралась было поесть, выяснилось, что, кроме бутылки «Асахи супер-драй», засохшего в холодильнике риса и парочки маринованных редисок, на обед ничего не предвидится.
Когда я жила с Хью, мне приходилось готовить хорошо продуманные, очень японские обеды каждый день: рыба на гриле, обжаренные в масле овощи, правильной вязкости рис и все такое прочее. Этому тетя научила меня чуть ли не в младенчестве, как только я смогла держать в руке тяжелый кухонный нож. Резать быстро, резать ловко, резать безопасно. В памяти у меня тут же всплыла картинка: Сакура с пронзенным огромными ножницами горлом. Моя тетя была здесь ни при чем. Теперь я знала это наверняка.
Правда, ночью мне приснилась тетя, бродящая по моей комнате, точно призрак. Она загораживала собой окно, умоляя меня туда не смотреть. Я все же посмотрела и увидела там, на улице, ковер из лилий и хризантем, разбросанных на асфальте как попало, умирающих, с почерневшими, скрюченными, уродливыми бутонами и листьями, пахнущими гнилью.
— Это похороны! — плакала тетя. — Мои похороны!
Во сне — с той странной легкостью, которая дается нам только в сновидениях — я перенеслась на кладбище и встала перед гробом, покрытым белой парчой. Вокруг меня плакали люди: двоюродный брат Цутоми и мои родители, которые почему-то стояли с чемоданами и в нелепой дорожной одежде.
— Нет! — закричала я во сне и проснулась в холодном поту.
В квартире было темно и спокойно, только в кухне мерцал крохотный красный огонек бойлера. Я уставилась на него, стараясь унять сердцебиение и пытаясь не думать об очевидном: то, чего хотела от меня тетя Норие, было больше чем спасение доброго имени семьи Симура, это было что-то еще. Но что?
6
Не так-то просто выбрать лучший универмаг в Японии, но «Мицутан» всегда был особенным. Я вошла в его огромные двери с улицы Синдзюки-дори и с удовольствием оглядела сияющий зеркальный зал, залитый светом доброй сотни люстр, улыбающихся девушек в розовых костюмчиках и бело-розовых шляпках и знакомые до слез Прада и Гуччи, разумеется.
Магазин составляют две восемнадцатиэтажные башни, кое-где соединенные пешеходными коридорами. Шесть этажей забиты дамскими нарядами, и среди них, конечно, Шанель, на которую я сегодня даже не взглянула, и Николь Миллер, чьи глянцевые весенние платьица заставили меня замереть на мгновение. К тому же в этом отделе я заметила пару знакомых ослепительных ног в дорогом нейлоне — да это же Нацуми Каяма! Она стояла, так низко нагнувшись над охапкой роз, что из-под короткого синего платья показался кружевной краешек белого пояса для чулок. Все японки поголовно — от гимназисток до старушек — сходят с ума по поясам для чулок.
