Росс Макдональд - Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
— Как поживаете, мистер Арчер? Как вы Питер? Простите, что задержал вас. Я урываю бесценные минуты сосредоточенности у этой постоянной беготни. С нагрузкой в двенадцать часов преподавательской работы и необходимой для этого подготовки не так легко выкроить время для писанины. Я завидую Флоберу, имевшему возможность тратить целые дни на поиски нужного слова.
Таппинджер обладал профессиональной привычкой говорить не останавливаясь.
Я прервал его:
— Над чем вы работаете?
— Над книгой, если у меня когда-нибудь хватит времени закончить ее. Ее тема — влияние французской литературы на современную американскую. В настоящий момент я изучаю запутанный вопрос о Стефене Крейне. Но это для вас неинтересно. Питер говорит, что вы детектив.
— Да. Я пытаюсь получить некоторую информацию о человеке, носящем имя Фрэнсис Мартель. Вам не доводилось встречать его?
— Сомневаюсь, но имя его вызывает некоторый интерес. Это одна из древнейших фамилий Франции.
— Полагают, что Мартель — француз. Он утверждает, что он политический изгнанник.
— А сколько ему лет?
— Около тридцати. Это человек довольно среднего роста, стройный и с быстрой походкой. Черные волосы, черные глаза и смуглая кожа. У него французский акцент, который меняется от сильного до малозаметного.
— И вы думаете, что он намеренно это делает?
— Не знаю. Если он и прибегает к этому, ему удалось одурачить немало людей. Я пытаюсь выяснить, кто он и что из себя представляем.
— Истина — вещь всегда ускользающая, — произнес Таппинджер нравоучительным тоном. — Что вы хотите от меня? Послушать, как он говорит, и оценить аутентичность его речи?
Профессор казался наполовину шутливым, но я ответил ему со всей серьезностью:
— Это не плохая идея, если ее хорошо проработать. Но Мартель уже готовится покинуть город. Я подумал, если бы вы могли снабдить меня несколькими вопросами, на которые мог бы ответить лишь образованный француз…
— Вы хотите, чтобы я учинил ему экзамен? Не так ли?
— И чтобы вы дали ответы на эти вопросы.
— Полагаю, что могу сделать это. Когда вам это нужно? Завтра?
— Прямо сейчас.
— Это просто невозможно.
— Но он может уехать в любую минуту.
— Ничем не могу помочь. — Голос Таппинджера стал визгливым, как у женщины. — Мне предстоит проверить сегодня сорок работ — эти бюрократы из колледжа даже не выделяют мне студента, который бы мог их читать. У меня нет времени для своих собственных детей…
— О’кей, оставим это. Не такая уж это блестящая затея, прежде всего.
— Но мы должны что-то сделать, — вмешался Питер. — Я готов заплатить за потраченное вами время, профессор.
— Мне не нужны ваши деньги. Все, чего я хочу, — это свободно пользоваться своим временем. — Таппинджер чуть не плакал.
Его жена открыла дверь и заглянула в кабинет. Лицо ее выражало беспокойство, но создавалось впечатление, что это все для нее не впервой.
— В чем дело, папаша?
— Ни в чем. Не называй меня «папашей». Я не настолько уж старше тебя.
Она пожала плечами, выказав таким образом свое презрение, и посмотрела на меня.
— Что здесь происходит?
— Кажется, мы действуем вашему супругу на нервы. Мы пришли в неудачное время.
Более спокойным голосом Таппинджер обратился к жене:
— Ничего, что касалось бы тебя, Бесс. Вопрос идет о подготовке текста, чтобы проверить одного человека в отношении его французского языка.
— И это все?
Она прикрыла дверь на кухню.
Таппинджер обратился к нам:
— Простите за то, что я повысил голос, у меня головная боль. — Он прижал руку к своему круглому лбу. — Я думаю, что смогу выполнить вашу просьбу. Я потратил вдвое больше энергии только на разговор об этом. Но мне непонятна спешка.
— Мартель собирается забрать с собой Джинни, и мы хотим помешать этому, — сказал Питер.
— Джинни? — Таппинджер выглядел сбитым с толку.
— Я думал, вы сказали ему о ней, — сказал я Питеру.
— Я говорил по телефону, но он не слушал. — Питер обернулся к Таппинджеру: — Вы помните Вирджинию Фэблон, профессор?
— Конечно, помню. Она впутана в это дело?
— Весьма солидно. Она говорит, что собирается выйти замуж за Мартеля.
— А вы в нее сами влюблены, не так ли?
Питер покраснел.
— Да, но я делаю это не просто из-за своего эгоизма. Джинни не понимает, в какую яму она попадает.
— Вы говорили с ней об этом?
— Я пытался. Но она без ума от Мартеля. Он причина того, что она бросила учебу в прошлом месяце.
— В самом деле? Я думал, она больна. Так говорили в колледже.
— С ней нет ничего такого, — сказал Питер. — Виноват этот тип.
— А что она думает о его французском происхождении?
— Он ее абсолютно подчинил своей воле, — сказал Питер.
— Тогда он, возможно, действительно француз. Мисс Фэблон имеет приличное знание французского.
— Он может быть и французом, и шарлатаном, — сказал я. — Мы же только хотим выяснить, аристократ ли он на самом деле?
Впервые Таппинджер проявил интерес.
— Это вполне возможно. Давайте попробуем.
— Он сел за свой заваленный стол и взял в руки карандаш.
— Оставьте меня на десять минут, джентльмены.
— Мы вернулись в гостиную. Миссис Таппинджер тоже проследовала из кухни за нами, трехлетний малыш увязался за ней.
— Папаша успокоился? — спросила она меня голосом маленькой девочки, приятным, но каким-то искусственным.
— Думаю, да.
— Он пребывает в плохом настроении с прошлого года. Они отказались дать ему звание полного профессора. Для него это стало большим разочарованием. Он винит всех подряд. Особенно меня.
Она опять пожала плечами. На этот раз недовольство было в свой собственный адрес.
— Но, пожалуйста, — произнес в замешательстве Питер. — Профессор Таппинджер уже извинился.
— Это хороший признак. Обычно он не извиняется. Особенно, когда дело касается его собственной семьи.
Она имела в виду в первую очередь себя. На самом деле она хотела поговорить о самой себе и хотела поговорить со мной.
Она прислонилась к дверному проему, боковой взгляд ее голубых глаз, ленивые движения ее губ говорили о том, что она была спящей красавицей, заключенной в придорожном доме неуравновешенным профессором, не преуспевшим в своей карьере.
Малыш продолжал крутиться возле нее, закручивая ее бумажную юбку между полных, круглых ног.
— А вы — хорошенькая девушка, — сказал я, подумав, что Питер выступает здесь в роли дуэньи.
— Раньше я была лучше. Двенадцать лет назад, когда вышла замуж. — Она качнула бедрами, а затем, подхватив малыша, понесла его на кухню с таким видом, будто это было сущее Божье наказание.
Замужняя женщина с маленьким ребенком — такое угощение было не совсем для меня, но она меня заинтересовала. Я пригляделся к обстановке в гостиной. Она выглядела довольно неуютной и неряшливой, с изношенным ковром и поцарапанной кленовой мебелью, стенами, покрытыми вылинявшими обоями с постимпрессионистскими рисунками, отражавшими мечты о сверкающем идеальном мире.
Солнечный закат в окне соперничал по колориту с рисунками Ван Гога и Гогена. Солнце горело как огненный корабль на воде, медленно погружаясь в лазурную гладь океана, и скоро лишь красная дымка осталась в память о нем на ясном небе. Рыбацкий катер направлялся в гавань, черный и маленький на фоне безбрежного западного свода. За его блестящим, пенистым следом крутилось несколько чаек, похожих на затухающие искры.
— Меня беспокоит Джинни, — произнес Питер, стоящий около моего плеча.
Меня тоже беспокоила она, хотя я об этом промолчал. Внезапно та сцена, когда Мартель вытащил пистолет и направил его на Гарри Гендрикса, снова возникла у меня перед глазами, хотя в то время я не придал этому значения. Кроме того, сама идея проверить Мартеля на знание французского языка мне казалась теперь нелепой.
Рыжеволосый мальчишка лет одиннадцати вошел в переднюю дверь. Он не спеша прошел на кухню и сообщил матери, что идет к соседям смотреть телевизор.
— Нет, ты не пойдешь. — Визгливый материнский голос оказался совершенно другим, не таким, которым она разговаривала с мужем или со мной. — Ты останешься дома. Уже пора обедать.
— Я тоже голодный, — сказал Питер.
Мальчишка стал приставать к матери с вопросом: почему у них нет телевизора.
— Только две причины. Одна — твой отец не хочет его иметь. Вторая мы не можем этого себе позволить.
— Но вы же все время покупаете книги и музыку, — возразил мальчишка. — Телевизор лучше, чем книги и пластинки.
— Неужели?
— Намного лучше. Когда у меня будет свой собственный дом, цветные телевизоры будут в каждой комнате. И ты сможешь приходить и смотреть, завершил он заносчиво.
