Росс Макдональд - Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
— Почему мистер Мартель оставляет кабину? Она очень удобно расположена.
— Это лучшая кабина. Вы видите весь берег и море вплоть до самого рифа, где мы занимаемся серфингом. — Он махнул своей мускулистой рукой. Мистер Мартель обычно сидел там и наблюдал, как мы скользим на досках. Он сказал мне однажды, что занимался серфингом, когда был моложе.
— Он не сказал, где он этим занимался?
— На этом же рифе, я полагаю.
— Он был здесь раньше?
— Этого я не знаю. Во всяком случае, при мне нет.
— И вы не знаете, почему он оставляет свою кабину?
— Ему она не понравилась. Он всегда на что-нибудь жаловался например, вода в бассейне слишком пресная. Он считал, что она должна быть более соленой. Он не ладил с некоторыми членами клуба.
Парень замолчал. В его мозгу происходило какое-то шевеление, породившее внезапную мысль.
— Послушайте, не говорите, пожалуйста, Питеру Джемисону, что мистер Мартель отдал мне свою мебель. Ему это не понравится.
— Отчего же?
— Он из тех, кто не поладил с Мартелем. Пару раз они чуть не подрались.
— Из-за Джинни Фэблон?
— Я думаю, вам это известно?
— Нет, не очень.
— Тогда не буду вам ничего больше говорить. Если Питер Джемисон узнает, меня вытащат на ковер за то, что болтаю о членах клуба.
Он чувствовал, что наболтал лишнего. Одна из тех дам, что играли в бридж, избавила его от моего допроса. Она крикнула ему через бассейн:
— Стэн, не принесешь ли ты нам кофе? Черного!
Он встал и лениво поплелся к буфету.
Я одел темные очки и взобрался по деревянной лестнице на второй этаж строения. По похожей на палубу галерее я прошел в самый конец. Ротанговый плетеный стол, стоящий посередине кабины Мартеля, был завален разными предметами: купальными костюмами и халатами, мужскими и женскими пляжными принадлежностями, ластами и масками, бутылками от виски и коньяка. Там был маленький электрообогреватель и бамбуковые трости. Мартель вышел из одной из внутренних комнат с миниатюрным телевизором в руке. Он поставил его на стол.
— Выезжаете?
Он недовольно посмотрел на меня. Сейчас я был в темных очках, а он их снял. Глаза его блестели и были очень темного цвета, и в них как бы сосредоточилось все выражение его ярко-смуглого лица. Длинный, с горбинкой нос выдавал самоутверждающий и любознательный характер. Похоже, он меня не узнал.
— А что, если и так? — ответил он настороженно.
— Я подумал, что мог бы занять ваше место.
— Едва ли это возможно. Я снял помещение на весь сезон.
— Но вы не собираетесь его использовать.
— Я пока не решил окончательно.
Он больше говорил сам с собой, чем со мной. Его темный взгляд скользнул мимо меня к прибрежному пляжу. Я повернулся и посмотрел туда же. Голубые волны перекатывались через риф. А там, за ним, дюжина мальчишек вертелись коленопреклоненными на своих досках, будто они совершали молитву.
— Вы занимались серфингом?
— Нет.
— А подводным плаванием? Я заметил, что у вас есть все необходимое снаряжение.
— Да, я этим занимался.
Я внимательно слушал его речь. Мартель говорил с акцентом, но акцент проявлялся значительно слабее, чем во время ссоры с Гарри Гендриксом, и он использовал мало французских слов. Конечно, он сейчас не был так возбужден.
— А в Средиземном море вы не плавали под водой? Говорят, что этот вид спорта зародился в Средиземноморье.
— Это так, и я там плавал. Я был когда-то жителем Франции.
— Из какой части?
— Париж.
— Интересно, я был в Париже во время войны.
— Многие американцы там побывали, — ответил он натянуто. — Теперь, если разрешите, я избавлюсь от этих вещей.
— Хотите я вам помогу?
— Нет, спасибо, благодарю вас, всего хорошего.
Он вежливо раскланялся. Я пошел обратно по палубе, пытаясь подвести итог своим впечатлениям. Его смоляные волосы и гладкое строгое лицо, как и острый взгляд его глаз, говорили, что ему должно быть не больше тридцати. Чувствовалось тем не менее, что он владеет собой и обладает выдержкой более зрелого человека. Я так и не составил полной характеристики об этом человеке.
Я выбрался в лабиринт находящихся на первом этаже кабинок для переодевания. Занятия в школах к тому времени закончились, и толпа маленьких ребятишек шлепала друг друга полотенцами по ногам с неимоверным хохотом и шутливыми угрозами. Я прикрикнул на них, чтобы они не шумели. Они подождали, когда я уйду, и после моего ухода разбушевались еще сильнее.
Питер попытался завязать галстук перед затуманенным от пара зеркалом. Он увидел мое отражение и обернулся с улыбкой. Я впервые видел его улыбающимся. Сейчас его лицо было красным и лоснящимся.
— Я не знал, что вы здесь. Я делал пробежку на берегу.
— Прекрасно, — ответил я. — Я только что разговаривал с Мартелем. Он перебирается из своей кабины, и, может быть, съедет совсем.
— Вместе с Джинни?
— Не думаю, что мне следовало спрашивать его об этом напрямую. В нынешних обстоятельствах мне, возможно, не следовало бы вообще с ним разговаривать. Это не то, что нужно сейчас. Но у нас, возможно, мало времени.
Эти слова согнали улыбку с лица Питера, и он, волнуясь, начал покусывать губы.
— Я надеялся, что вы сможете что-нибудь сделать, чтобы остановить его.
— Я не отказываюсь, но самое страшное, что я не знаю, с какими вопросами к нему обращаться. Я никогда не был во Франции, и я не очень хорошо помню, чему меня учили в школе в отношении французского.
— Так же и я. Я походил на курсы к профессору Таппинджеру, чтобы немного освежить свой французский, но он выставил меня.
— Это было в местном колледже?
— Да. — Ему показалось, что я хотел его объяснений по поводу его учебы в Принстоне и почему он там провалился. — Но я окончил курс здесь, в Монтевисте, в прошлом году.
— А Джинни должна была закончить его в этом году?
— Да, но она взяла отпуск на два года. Она работала сестрой в приемной клиники доктора Сильвестра, но ей работа не понравилась, и в прошлом году она вернулась в колледж.
— Ваш профессор Таппинджер был одним из ее преподавателей?
— Да, он преподавал ей большей частью французский.
— А он хороший специалист?
— Джинни считала так, и она была одной из лучших его студенток.
— Тогда он смог бы нас выручить.
Я посоветовал Питеру назначить встречу с профессором после обеда, если возможно, и сказал, что подожду его на автостоянке. Я не хотел, чтобы Мартель видел нас уходящими вместе.
6
— Мистер Джемисон только что ушел, — сказала женщина, дежурившая у приемной конторки.
У нее был приятный, мягкий голос, но она казалась встревоженной. Я присмотрелся к ней. Внешне она выглядела молодой, приятной особой в коричневом твидовом костюме. Ее темные волосы обрамляли овальное пикантное личико. Она была немного полновата, но это видимо, от сидячей работы.
— Я разговаривал с мистером Джемисоном, но никому не говорите об этом.
— А почему я должна говорить об этом?
— Кто-нибудь может спросить вас.
— Я никогда не говорю о приходах и уходах наших членов. Кроме того, я не знаю вашего имени.
— Арчер. Лу Арчер.
— Меня зовут Элла Стром.
Дощечка на столе перед ней гласила: «Миссис Стром. Секретарь Клуба» Она увидела, что я рассматриваю ее, и безразличным тоном произнесла:
— В настоящий момент я не замужем, не миссис.
— Я тоже. Когда вы сегодня свободны? Может, вместе поужинаем?
— Нет, сегодня я уже приглашена на ужин с танцами. Но благодарю.
— Не стоит того.
У парковки возле теннисных кортов Питер уже ждал меня в своем «корвете». Место окружали зеленые эвкалиптовые деревья, и их слегка больничный запах носился в воздухе. Игра шла лишь на одном из дюжины кортов. Тренер, в рубашке с надписью: «Теннисный клуб», показывал маленькой девочке, как делать подачу, в то время как ее мамаша наблюдала за ними с боковой аллеи.
— Профессора Таппинджера нет в своем офисе, и его нет дома, — сказал Питер. — Жена говорит, что он на пути домой.
— Я еще побуду немного здесь. Насколько я понимаю, миссис Бегшоу живет при клубе?
— Да, в одном из коттеджей. — Он махнул рукой в сторону деревьев позади площадки.
— Вы спрашивали ее что-либо о Мартеле?
— Нет.
— Но вы знакомы с миссис Бегшоу?
— Не настолько близко. Я знаю всех в Монтевисте, — добавил он нехотя. — И они знают меня, я полагаю.
Я прошел через эвкалиптовые заросли и через ворота в заборе, ограждающем примыкающую к территории бассейна лужайку. Дюжина серых кирпичных коттеджей, отделенных от своих соседей живой изгородью из цветущего кустарника, раскинулись на лужайке. Маленький мексиканец в форме цвета хаки занимался в зарослях поливом.