Леонид Словин - Из хроники кладбища «Шмерли»
— Вы ночевали вдвоем — с ребенком?
— Да, те пустовали, — она показала на второй комплект мебели.
— Примерно во сколько часов вы его видели?
— В начале второго… Вышла в туалет покурить… — Струева бросила взгляд вокруг себя. Ребенок лежал тихо, все было убрано, кроме бутылочек с молоком. — Он промелькнул у двери, которая в зал, к детскому буфету…
— Уходил?
— Наоборот, входил.
— Дверь была открыта?
— Да.
Денисов переглянулся с младшим инспектором. Дверь со стороны зала с видеосалоном, с детским буфетом, игральными автоматами была постоянно заперта. Ключ от нее находился у дежурных.
— Может, кто-то ходил в буфет — не закрыл… — предположил Ниязов.
Денисов спросил:
— Какой он из себя?
— Лет шестидесяти. Пожилой, коренастый. Я мельком видела.
— Узнать сможете?
— Нет, он боком ко мне стоял.
— А в чем был одет?
— Что-то темное… Костюм?
— Кто-нибудь, кроме вас, был еще в коридоре?
— Не видела.
— А в гардеробной? — Из гардеробной коридор просматривался как на ладони.
— Гардероб был закрыт.
Младший инспектор воспользовался паузой:
— Долго будете в Москве?
— Не решила… Тут у вас денег не напасешься. Вообще-то мы хотели уехать завтра. — Она посмотрела на Денисова. Лицо у нее было землистого цвета, вытянутое, без щек.
— У вас ни прописки, ни адреса? — спросил он.
— Нет пока. Только освободились… — Она бросила взгляд на ребенка, он спал.
— А где будете жить?
— В Валуйках. Мать у меня там. И отчим. Обещали принять блудную дочь…
— Да-а…
«Ни в какие Валуйки Вилов ее не отпустит, — подумал Денисов. — Действительно закатает в приемник-распределитель на Угрешскую… Пока будут искать ночного этого посетителя, чтоб была под рукой… На всякий случай!»
— Выходит, у нас еще сутки? — спросил он.
— Чуть больше.
— Может, за это время прояснится.
— Едете издалека? — спросил Ниязов.
— Да нет…
— А какая статья?
— Бытовая, — она отвернулась, поправила что-то на столе. — В общежитии поссорились, подруга мне и устроила…
Денисов не поверил: была она из воровок.
«С ребенком только вот ловко очень управляется… Может, начинала в няньках?» — подумал он.
— Никуда не уходите пока… — Он поднялся. — Следователь прокуратуры вас допросит…
— Куда я теперь! — Ребенок всхлипнул во сне, женщина тревожно взглянула в его сторону.
Они быстро просмотрели книгу регистрации: из двухсот коек около половины было занято взрослыми, еще половину составляли дети. Было много молодых женщин. В основном ехали молодые. Всего набралось около сорока человек.
— Скорее всего этот мужчина приходил к кому-то из них… К кому-то из тех, кто занимал отдельную комнату.
Новая смена дежурных ничем не могла помочь. Вся надежда была на дежурившую ночью медсестру — начальство не спешило ее отпустить и в то же время не вызывало.
Ниязов предположил:
— Мужчина мог быть из тех, кто ночевал.
— Я проверил, — Денисов оторвался от списка. — На третьем не было ни одного. Только на четвертом.
— А если связано с мужским туалетом?
— На четвертом есть свой. Главное, почему он оказался у двери транзитного зала.
— А вы не допускаете, что он приходил воровать?
— Может, конечно. Но вряд ли… Вот самое простое объяснение… — Денисов показал на список. — К кому-то из этих женщин.
— Все опрошены…
— Не все! — Рядом с некоторыми фамилиями стояли крестики. — Эти уехали рано утром, до того, как обнаружили убийство.
Денисову пришла удачная мысль:
— Надо поговорить с их соседями…
Обе молодые матери напоминали солдат-новобранцев, халаты сидели на них торчком, привычная девичья выправка была утеряна. Женщины словно никак не могли еще привыкнуть к новому своему состоянию.
— Ваша соседка, которая уехала… — К ним подключился Антон.
Это была последняя пара.
— С ней кто-нибудь был? Вы разговаривали?
— Говорили немного… Нас ведь утром к ней подселили, — одна из матерей оказалась стриженой, чем еще больше походила на молодого солдата; безгубая, в веснушках. — Нина ее зовут. С ней мальчик, четыре годика… И муж…
— С мужем она, — подтвердил второй новобранец — при челке. — Муж два раза к ней приходил. Утром. В первый раз воды принес. В двух стаканах…
— «Тархун».
На Павелецком вокзале вместо газированной воды в автоматы был залит «тархун»; служащие и администрация видели в этом признак грядущих экономических преобразований, очередной взлет после открытия платных туалетов, душевых и видеозала.
— Какой он из себя? — спросил Антон.
— Старенький, но крепкий. Без шеи.
— А она? В чем одеты?
Денисов взял в руки книгу регистрации:
— Кочетура Нина Максимовна… — Далее следовал адрес: -Ворошиловград… Улица… Дом…
— А с ним разговаривали? Что можно сказать?
— Странный — все время спешил… — Женщины засмеялись.
— Она еще собиралась, а он уже вещи приволок. За водой сбегал… Суетился. Собирались ехать вечером, а он все перерешил… «Давай, давай!» — На безгубом лице свидетельницы блуждала стеснительная улыбка. — «Потом все объясню…»
Антон набросал словесные портреты членов семьи.
Женщины ушли, вернулась дежурная медсестра. Пока сотрудники расспрашивали матерей, она сидела с детьми.
Денисов нашел по телефону в дежурке своего дублера -оперуполномоченного Кравцова, набросал текст телеграммы:
— Подпиши у Бахметьева. Пусть срочно ориентируют узел, дорогу… Но первым делом Ворошиловград: с кем Кочетура может находиться в Москве, установочные данные, цель выезда…
— Я думаю, надо еще городские отделения, водную, воздушную милицию, МУР… — заметил Кравцов. Для Денисова это было само собой разумеющимся. — Московскую область…
— Обзвони, пожалуйста, старших оперов вокзальных групп… — В особо важных случаях всегда использовалось вокзальное братство розыскников-асов.
— Понял…
— Вера! Ты что копаешься…
На пороге появилась заведующая, за глаза ее называли «гренадером» — статная, с крепкой, как стиральная доска, спиной. Она была раздражена: ее тоже вызвали из дома. Увидев сотрудников милиции, она сбавила тон.
— Беда-то какая… — Про нее говорили, что в горячие деньки, когда пассажиры готовы платить любые деньги, чтобы уехать, она подрабатывала по-крупному, пропуская целые семьи через комнату матери и ребенка.
С нею уже разговаривали и Королевский, и Вилов; теперь ее и дежурную медсестру требовало к себе железнодорожно-медицинское начальство.
— Вера больше не нужна?
— Нет…
Когда шли по коридору, дежурная медсестра внезапно вспомнила:
— Чуть не забыла! «Р» она не выговаривала! Сказала: «Жара… У вас нет вентилятора!» А получилось: «Жа-га…» А «вентилятор» уж и совсем не разобрать… Как не русская!
Денисов приотстал. Ориентировку о розыске ворошилов-градской пары подадут и без него, ничего срочного нет.
«Сусанна Маргулис, скорее всего, тоже картавила…» -Денисов вспомнил зама по оперработе, приезжавшего вместе с Ваникевичем.
По рации уже передавали приметы мужчины, которого Струева видела ночью в коридоре.
«Обе женщины убиты одинаково… — подумал Денисов. — Обе во время сна, рубящими предметами… К тому же, оказывается, обе еврейки!»
Конец ориентировки о розыске был кем-то изменен, в денисовский текст было вписано:
«Примите тщательные меры предосторожности, соблюдения личной и общественной безопасности на случай оказания вооруженного сопротивления…»
Денисов дождался конца передачи, нашел по рации Сабо-даша:
— Я — двести первый. Подключаюсь к делу по Московской области. Бахметьев в курсе…
5
Старинные часы за стеной смолкли так же внезапно, как и начали бой.
Денисов перетасовал фотографии, перед тем как вручить их Полине.
— А ну! Дайте, я еще раз посмотрю! — Лида-Зельда снова надела очки, предварительно окунув их в широкие складки мягкого, не первой свежести халата.
— Вылитая Влада Вайнтрауб!
— Ну вы даете, Лида! — племянница убитой Полина выдернула у Лиды-Зельды из рук фотографию и вдруг замолчала. Денисов понял, что и ей в голову пришла та же мысль.
— Жена Вайнтрауба? — спросил он.
— Очень похожа… Как две капли воды! — Она обернулась к Денисову: — Вы не видели Ёсину жену?
Он покачал головой.
Обе показывали на фотографию женщины, погибшей в комнате матери и ребенка.
— Случайность, — Денисов улыбнулся. — Когда жена Вайнтрауба последний раз была здесь?
Женщины переглянулись.
— Я думаю… — Лида-Зельда повела головой. — В это воскресенье она не приехала.
— Я тоже ее не видела…
— У вас есть ее телефон?
— Пишите! — Лида-Зельда продиктовала номер по памяти.
В стену глухо застучали.
— Ша! — крикнула Лида-Зельда.
Полина вздохнула:
