Павел Генералов - Война олигархов
Кастрированный Бисмарк глазами ангела посмотрел на Артура Викторовича и, запрыгнув в красное кожаное кресло, свернулся клубком. Он был сыт и ни за какими такими мышами гоняться не собирался. Если тем так уж припрёт быть пойманными, пусть сами приходят, а он, так и быть, уговорили, рассмотрит вопрос в рабочем порядке.
Местное время клонилось к вечеру, в Москве же только–только садились обедать.
— Совещание назначаю на двадцать два ноль–ноль, — проговорил в микрофон переговорного устройства Чуканов. И, не дожидаясь ответа, отключился. До совещания был ещё час — как раз хватит, чтобы принять душ и привести себя в порядок.
Бисмарк, казалось, спал как убитый. Сегодня он совсем не был готов давать советы большому брату. Оно и понятно — после семичасового–то перелёта!
***— Константин Сергеевич! — заглянула в кабинет начальника длинноногая блондинка–референт Алёна. — Вам чай или кофе?
— Коньячку, — вздохнул Константин Сергеевич. Конечно, пить было ещё несколько рановато, но последний клиент порядком вымотал его. Никаких нервов не хватит.
Банкир Константин Сергеевич, он же Костя Петухов был человеком большим, вальяжным и в душе добрым. Насколько это, конечно, позволительно банкиру. А это непозволительно вовсе. Так что Костина доброта распространялась на что угодно, но только не на банковские дела, особенно когда дело касалось возврата кредитов.
— Все добрые уже разорились, — любил повторять Костя в приватных беседах.
Впрочем, доброе лицо ему удавалось сохранить даже в самых сложных ситуациях, когда должники напрочь отказывались платить вовремя. В конце концов для выбивания долгов существовала другая служба — специально обученных людей.
Сегодня с утра Костя успел принять уже троих посетителей, пришедших с единственной целью — уговорить его, Костю, пролонгировать возвращение кредита. Всем троим Костя отказал с разной степенью жестокости. Одного даже пришлось поставить на счётчик, так как срок возвращения денег наступал именно сегодня. А тот, что называется, ни ухом ни рылом. Ничего, теперь зачешется.
Хотя, как это ни удивительно, именно сейчас Костя и мог бы себе позволить быть добрым по отношению к незадачливым должникам. Потому как возглавляемый им банк «Ва–банкъ» был одним из немногих не просто переживших дефолт, но и значительно укрепившим свои позиции в ситуации финансовой паники. И за это чудо Костя должен был благодарить самого себя, собственное чутьё, ну и… кое–каких хороших людей из Центробанка.
Старые Костины коллеги по Краснопресненскому райкому комсомола, занимавшие теперь важные кресла в государственных структурах, вовремя намекнули на то, что пора избавляться от ГКО. Костя и сам понимал: вечно эта халява продолжаться не может. Но люди обычно с маниакальным упорством предпочитают учиться на собственных, а не на чужих ошибках. А ведь пирамида ГКО была создана точь в точь на манер мавродиевской МММ, разве что винтиками в этом механизме выступали не частные лица, а разного рода банковско–финансовые структуры. Идиоты!
Костя скинул ГКО ровно за две недели до дефолта. А деньги, вырученные за них, быстренько, пусть и с небольшими потерями, конвертнул в доллары и перевел их в надёжные банки в Швейцарии и в дочерние компании на Мальте и Гибралтаре.
Но, несмотря на столь благостный для «Ва–банка» расклад, добрым Костя всё равно быть не мог. Товарищи не поймут. В том числе — старшие товарищи.
— Константин Сергеевич! К вам Георгий Валентинович Сидоров из компании «Царь». Он был записан на приём, — проворковал голос секретарши из динамика переговорного устройства.
— Хорошо. Подержите его в приёмной пять… нет, семь минут, потом — запускайте, — Константин Сергеевич вздохнул: «Опять двадцать пять. Что они сегодня, сговорились что ли?»
На изучение кредитной карты компании «Царь» у Петухова ушло ровно полторы минуты. Возврат последней и самой значительной части кредита предполагался через неделю. Вывод напрашивался один: и этот будет просить о пролонгации. Иначе зачем он сюда припёрся, Сидоров Георгий свет Валентинович?
Остальные пять с половиной минут Константин Сергеевич смотрел в окно, откуда открывался замечательный вид на Москву–реку и Киевский вокзал на той стороне: по вокзальным часам Константин Сергеевич любил сверять время.
Клиент был впущен в кабинет секунда в секунду. Молодец Алёна! Прямо–таки наркомовская выучка. Что значит — хорошая зарплата!
Константин Сергеевич поприветствовал вошедшего, чуть приподнявшись в кресле и указав на кресло:
— Чем могу служить? Кажется, срок истечения вашего кредита наступает лишь через неделю?
— Я думаю, вы, Константин Сергеевич, прекрасно понимаете, почему я поспешил посетить вас раньше означенного в нашем договоре срока? — посетитель сел, положив перед собой на стол папочку с серебристой застёжкой.
Сидоров был в безукоризненной серой тройке и синем галстуке минимум за сто баксов. Такой лоск Петухов, и сам порядочный денди, не мог не одобрить. Петухов ещё раз оценил точность Алёны — такого красавца–брюнета, прямо киногероя, редкая секретарь не преминула бы помурыжить в приёмной лишних пять–десять минут. Исключительно из эстетических соображений.
— Честно скажу, что не хотел бы этого понимать, — с притворным сочувствием вздохнул Петухов, — но, к сожалению, скорее всего понимаю. Проблемы?
— Да. Я не буду подробно их описывать. Ничего оригинального в них нет. Значительную часть нашего долга мы уже погасили, как вам известно. Несмотря на действительно сложную ситуацию. Но я к вам не жаловаться на трудную жизнь пришёл, — Сидоров говорил спокойно, слово «проблемы» как–то не увязывалось с его внешним видом и ровным уверенным голосом. — Я к вам — с предложением.
— Ну-с, излагайте, — радушно согласился Петухов, пригладив рыжеватую шевелюру.
Как он ни пытался для солидности укладывать волосы, те коварно выбивались кудрями то на висках, то прямо на макушке. «Красивай: румянай, кудрявай», — так называла это безобразие его покойная прабабушка. Женщинам, кстати, тоже нравилась шевелюра Петухова, как и сам Петухов. Лишь сам он считал все эти кудри несолидными и боролся с ними всевозможными средствами.
— У нашей компании есть ликёро–водочный завод в Тульской области, — рассказывал Сидоров. — Все документы на владение с оценкой рыночной стоимости и расчётом прибыльности у меня с собой. Взглянете?
Петухов кивнул. Приняв папку с документами, он быстренько их пролистал и, похоже, остался доволен:
— И что же вы предлагаете? Передать нам завод в оплату долга?
— Да нет, знаете ли, не хотелось бы, — Гоша отрицательно покачал головой. Длинная чёлка упала на глаза, он откинул её ладонью. — Всё–таки цена не сопоставима. Я бы просил вас пролонгировать наш долг под новые проценты на год. Мы выплатим всё сполна. Даже с учётом инфляции это принесёт вам прибыль. Вот посмотрите, я здесь всё рассчитал, — Гоша протянул Петухову ещё одну бумажку с чёткими бухгалтерскими выкладками. — А мы будем…
— Богу за нас молиться? Это вы хотели сказать?
— Ну, что–то вроде того, если вам так будет угодно, — улыбнулся Гоша и снова откинул чёлку.
— Нет… уважаемый Георгий Валентинович. И ещё раз нет, — Петухов отодвинул папку. Обиженно сверкнула серебристая застёжка. — Или возврат кредита. Или завод. Или — счётчик. Надеюсь, вы понимаете, что это такое.
— Понимаю. Но — почему?
— Почему? Да потому что вы сегодня уже четвёртый, кто приходит ко мне с подобными просьбами. Если я буду входить в положение каждого. Что тогда?
— Хреново тогда. Но ведь… мир тесен. Глядишь, и я вам когда–нибудь пригожусь? — Гоша склонил голову, испытующе глядя на банкира.
— Вы что, мне угрожаете? — удивился Петухов.
— Окститесь, Константин Сергеевич, я лишь о том, что мир тесен и наши дорожки могут пересечься. Я добра не забываю. И людям верю. В отличие от вашего великого тёзки…
— Нет. И ещё раз нет, — отрезал Константин Сергеевич и поднялся, давая понять, что разговор закончен. — Кредит должен быть возвращён седьмого октября до двенадцати ноль–ноль пополудни.
— Будет. Наличными, — свёл брови к переносице Гоша. И откланялся — больше здесь оставаться не имело ни малейшего смысла. — Но запомните, Константин Сергеевич, что вы сегодня сделали одну из самых больших ошибок в своей жизни.
Н-да, — сказал самому себе Костя Петухов, когда дверь за посетителем закрылась. — Этот мальчик далеко пойдёт. Если вовремя не остановят.
***Как там говорила подруга Инка, которая чуть не родила во время самого зверского экзамена? Девочка отнимает красоту, мальчик — ум? Тогда у меня наверняка двойня, — решила Нюша, заглянув в зеркало. Синяки под глазами и линии скорби прибавили возраста, кожа цвета «незрелый патиссон» придавала сходство с персонажем фильмов ужаса. Вот ведь новости! Что внутри её растёт мальчик, Нюша знала едва ли не с самого момента зачатия. А, может быть, и раньше. Кто ж ещё может родиться, от Нура–то? И мозги её послушно атрофировались согласно народной мудрости. А вот сегодня зеркало выдало новую версию.
