Рауль Мир-Хайдаров - Двойник китайского императора
Но минут через десять нажал на пульт дистан-ционного управления и выключил телевизор -- смотреть секс-фильм, когда рядом нет красивой жен-щины, показалось ему неинтересным, не возникал азарт, к тому же опять выплыла откуда-то мысль о Купыр-Пулате, и отмахнуться от нее легко не удалось, хотя и попытался. Впрочем, мысль не со-всем о Купыр-Пулате -волновал больше его ахал-текинский жеребец Абрек, на которого позарился Акмаль Арипов. Конечно, аксайский хан мог вы-ложить Махмудову и сто тысяч долларов, имел он и контрабандную валюту, а мог отсыпать и золо-тыми монетами по льготному курсу, только ведь Пулат Муминович думал о деньгах, что поступят в казну; вряд ли зеленоватые доллары, как и ни-колаевские червонцы, волновали его, иначе бы он сам прибрал к рукам остатки золотой казны Саида Алимхана, хранимой до сих пор садовником Хамракулом.
Жеребец мог стать причиной разрыва с аксайским ханом -- он уже не раз намекал Анвару Абидовичу: мол, давай употреби власть, на твоей же территории пасется Абрек, твой же вассал Купыр-Пулат.
А ссориться Наполеону с Акмалем Ариповым не хотелось, и не оттого, что оба в одной упряжке и оба доверенные люди Верховного, а оттого, что тот стремительно набирал силу и в чем-то поль-зовался большим влиянием, чем он, хотя Анвар Абидович -- секретарь обкома крупнейшей области, а тот лишь председатель агропромышленного объ-единения, а уж по финансовой мощи и сравниваться смешно.
-- Я -- Крез, а ты -- нищий, -- сказал ему как-то аксайский хан по пьянке, шутя, но его слова запали в душу Тилляходжаеву -- тогда он и стал усердно копить золото. И сегодня, заполучив случайно ос-татки казны Саида Алимхана и мысленно прибавив золотишко, собранное свояком Нурматовым, он уже не считал себя нищим, хотя с аксайским Крезом ему еще тягаться и тягаться.
Председателя Октябрьского агрообъединения опасался не только Наполеон -- беспокоили его рас-тущее влияние и амбиции и самого Верховного: он-то и высказал мысль, что за Акмалем нужен глаз да глаз. Наверное, если бы Арипов находился на партийной работе, Верховный держал бы его рядом, в Ташкенте, или отправил куда-нибудь по-слом в мусульманские страны, как поступал всякий раз, чувствуя конкуренцию или сильного человека рядом, и контроль обеспечивался бы сам собой, а теперь менять что-то в жизни Арипова оказывалось поздно. Он имел свое ханство в республике, расхожее выражение "государство в государстве" тут не подходило. И осуществлять за ним догляд оказывалось делом непростым: он в полном смысле перекрыл все дороги, ведущие в Аксай и из Аксая, и денно и нощно на сторожевых вышках дежурили люди в милицейских фуражках, хотя им вполне могли по-дойти басмаческие тюрбаны. Оттого и дружбы с ним терять было нельзя -- единственная дорожка в Аксай могла закрыться, и тогда думай, что он там замышляет, кого против тебя или против Верховного настраивает. Как бы Акмаль ни был хитер и коварен, а пьяный за столом, спуская пары, кое о чем всегда проговаривался. Только нужно было умело слушать и с умом поддерживать разговор.
Нет, ссориться ему с любителем чистопородных скакунов нельзя никак, и все упиралось в упрямца Махмудова: не мог же он сказать ему, как любому другому, -- отдай коня Акмалю и не кашляй! Да, другому, видимо, и говорить не пришлось бы: только намекни, сам сведет Абрека в Аксай -- кто не знает в крае Арипова, любой за счастье сочтет, что удо-стоился чести посидеть за одним с ним дастарханом. А ответ Пулата Муминовича он знал заранее: обя-зательно сошлется на конезавод, на государственные интересы, наверное, еще и пристыдит, скажет, по-чему потворствуете байской прихоти, не по-партий-ному это. Чего доброго, и на народ ссылаться на-чнет; говорят, он всерьез верит, что народ -- всему хозяин. Возможно, поэтому его любят? Нет, путь напрашивается один: нужно сломить, запугать, за-ставить служить Махмудова заркентскому двору, тог-да и вопрос с жеребцом решится сам собой.
"Надо уравнять его жизнь и жизнь жеребца!" -- мелькнула вдруг догадка, и от зловещей мысли он расхохотался, восхищаясь своим умом. Смех донесся до кухни, где Шарофат чистила лук для самсы, и она порадовалась хорошему настроению человека, желающего хоть внешне смахивать на китайского императора.
"Да, смутные настали времена, -- продолжает рас-суждать секретарь обкома, -- очумело начальство от шальных денег, вышло из-под контроля. Теперь, пожалуй, и сам Верховный не знает, сколько хлопка приписывают на самом деле: пойди проверь, все ждут не дождутся осени, когда из государственной казны польется золотой дождь, успевай только ха-пать. Хотя год от года все больше ропщет народ, пишет в Москву о том, что до первых снегов держат голодных людей на пустых полях; о детях, забыв-ших, что такое школа и детство; о желтухе, что косит старого и молодого; о бутифосе, отравляющем все живое вокруг; о молодых женщинах, задерганных жизнью, не видящих впереди просвета и перспектив и для себя, и своих детей и оттого сжигающих себя. Страшные живые факелы пылают иногда в сезон свадеб! Но слава Аллаху, что письма эти возвращаются в Ташкент, к самому Верховному с пометкой: "Разберитесь", а тут и разбираются на местах, добавляют еще плетей строптивым и непо-корным, чтобы и другим неповадно было жаловаться на счастливую жизнь в солнечном Узбекистане.
До чего дошли, -- возмущается Анвар Абидович, -- жаловались на его друга, аксайского хана, гонцов в Москву снаряжали, да не вышло ничего, хотя сумели добиться комиссии ЦК КПСС. Казалось, куда выше, да не знали они силы и власти Арипова, его миллионов. Для пущей объективности проверку жалоб с людьми из ЦК КПСС возглавил работник Президиума Верховного Совета Узбекской ССР, де-путат Бузрук Бекходжаев, он и вынес окончательное решение: ложь и клевета. Мол, лучшего хана, то бишь председателя, Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета Акмаля Арипова, нет и не будет. Ликуй и радуйся народ, что повезло вам с таким уважаемым на всю страну человеком. Недешево досталось такое заключение аксайскому хану. В поте лица пришлось поработать продажным следователям из прокуратуры республики, чтобы на-звать белое черным, а черное -- белым.
"Ворон ворону глаз не выклюет", -- сказал какой-то дехканин, узнав о вердикте высокой правительственной комиссии. Конечно, эти слова тут же до-несли Акмалю, и тот той же ночью своей рукой отрезал язык дехканину, чтобы не сравнивал ува-жаемых людей с птицей, питающейся падалью..."
Нет, народ не очень тревожит Наполеона. Он убежден, что народ терпел и терпеть будет, а если взбунтуется -- вон какая карательная сила в руках, говорят, на одного работающего два милиционера приходится. Гложет душу другое: разжирев на хлоп-ковых миллионах, каждый начал тянуть одеяло на себя, возомнил себя великим и мудрым. Взять того же Акмаля: кто знал этого неуча, бывшего учетчика тракторной бригады, а поди ж ты -- сегодня мини-стры, секретари обкомов в ногах валяются.
А каратепинский секретарь обкома что о себе возомнил: в обход Ташкента открыл прямой авиа-рейс Каратепа -- Москва и Каратепа -- Ленинград! Кто-то подумает, что о благе людей своей области заботился, -- ничего подобного: показал первому, что и он не лыком шит. За два года первоклассный аэропорт со взлетным полем для тяжелых самолетов отгрохал: мол, знай наших! Нет, такое чванство ни к чему хорошему не приведет, сказал ему на по-следней встрече Верховный с грустью, а он мудр, политик, время чует, и Анвар Абидович полностью разделяет его мнение, и не только оттого, что ког-да-то поклялся на Коране служить ему верой и правдой.
Дошло до слуха Верховного, что каратепинский партийный вожак мнит себя столь сильной лично-стью, что однажды, выступая в большом рабочем коллективе, сказал, что, мол, я получил от вас со-циалистические обязательства на будущий год, где вы, обращаясь в обком, называете меня "наш Ле-нин". Нескромно это, товарищи, не по-партийному, хотя я и горд такой оценкой моей работы трудовыми массами. Говорят, слова секретаря обкома, потонули в громе аплодисментов, начало которым задали ком-мунисты. Умело запущенное в обиход, в сознание людей "наш Ленин" -- это тоже в пику первому, его не проведешь.
Нет, Анвару Абидовичу раздоры между колле-гами, хозяевами областей, ни к чему, ему выгодно единоначалие, его задача крепить власть Верховного, вождя, а для этого и союз с Акмалем Ариповым, которого они между собой называют басмачом, тоже пока годится. "Если бы удалось стравить аксайского хана с каратепинским секретарем обкома, -- размеч-тался Наполеон, -- вот бы порадовался Верховный..." Но шансы тут минимальные, и мечта быстро гаснет. Конечно, предоставлялся верный шанс расправиться с Ариповым руками комиссии ЦК КПСС, но не-понятно, почему Бекходжаев спас любителя чисто-породных скакунов от верной гибели: в пику Вер-ховному или, наоборот, по его просьбе?
Может, понимали, что, развенчав легенду о вол-шебном хозяйственнике, о его "семи этажах рен-табельности", подрывали миф о сказочной респуб-лике Узбекистан, витрине Востока, где все цветет и пахнет и труженики каждый день едят плов и танцуют андижанскую польку?
