Валентин Пригорский (Волков) - Закон Талиона
Саня Мартынов, гипнотизируя взглядом телефон, слегка подогнув колени и сжав кула-ки, понимая, что хоть заорись — Сергей его по-любому не услышит, простонал сквозь зубы:
— Не открывай!
Николай, легонько шлёпнув Сашку по плечу и подхватив со столика мобильник, рабо-тающий в режиме громкоговорителя, кивком указал на выход, мол, прослушивать можно и на ходу, и в автомобиле.
В этот момент аппаратик в руке Николая выдал голосом Сергея очередную порцию звуков.
— Извините, он себя плохо чувствует. Отдыхает. Зайдите попозже.
…Сергей поспешным шагом направился к входной двери. Он не собирался никому от-крывать, а собирался послать всех подальше. Но узнать, кому тут чего понадобилось, всё-таки придётся.
— Кто?
За дверью средней тяжести мужской голос ответил вопросом на вопрос:
— Простите, здесь живёт Анатолий Капралов?
Блин! Хрен! Трах-та-ра-рах! Сколько можно делать вид, что всё прекрасно?! Не было печали!
— Извините, он себя плохо чувствует. Отдыхает. Зайдите попозже.
После секундной заминки из-за двери послышался настойчивый голос:
— Это "Скорая помощь". Нам позвонил мужчина, представился Капраловым Анатоли-ем, назвал адрес, сказал, что ему плохо и чтобы мы быстрей приезжали. Нам считать этот вызов ложным?
"Скорая"? Так вот почему отец лежит на полу! Ему плохо, а я…!
Руки враз затряслись. Непослушными пальцами Сергей потянул флажок задвижки.
У порога топтались двое молодых мужчин, одетых стандартно одинаково: в синие джинсы и такого же цвета лёгкие ветровки. Тот, что пониже, держал в руке пузатый чемо-данчик белого цвета с красным крестом на боку.
— Я думал, он просто спит. А он…, а ему…
— Разрешите, — высокий решительно, как и положено врачу "Скорой", шагнул в кварти-ру, бесцеремонно отодвинув в сторону растерянного родственника, — где больной?
— Там.
Сергей поспешил на кухню, врач двинулся следом, второй с чемоданчиком, перешаг-нув порог, запер дверь на щеколду.
Так спокойно и привычно брошенное врачом слово "больной" тяжёлым камнем удари-ло под дых. Сколько Сергей себя помнил, отец ни разу не болел по-настоящему — покашли-вал, бывало, шмыгал носом. Домочадцы привыкли к его неизменному здоровью и даже в мыслях не допускали, что он вообще способен заболеть. И вот сейчас происходит что-то не-бывалое, невозможное и страшное. У Сергея уже тряслись не только руки, плечи ходили хо-дуном, он, еле сдерживая горловые спазмы, обеспокоено всматривался в синеватое, словно покрытое разбавленной акварелью лицо отца.
Высокий, покосившись на юношу, бросил напарнику с чемоданчиком:
— Петро, дай мальчику успокоительное, — присев на корточки, он приложил пальцы к шее лежащего, на полминуты замер в неудобной позе, покивал каким-то своим мыслям вро-де "я так и думал", и выпрямился, — ничего страшного, сейчас сделаем укольчик и поедем.
Во рту у Сергея неведомо как оказалась таблетка. "Под язык", — приказал голос сзади. Он послушно прижал пластинку языком, рот наполнился кисловатой слюной, он сглотнул раз, другой и, почувствовав лёгкое головокружение, ухватился за косяк. Стены закачались, пол кухни вместе с батиным телом как-то вдруг провалился. Нет, это не пол, это сам Сергей взлетает всё выше, и кусочек пола превращается в плохо различимую точку. Однако этот странный трюк его нисколько не удивил, не взволновал и не огорчил — значит, так надо.
…Илларион Константинович и Саня узнали по голосам Вакуленку с Вернигорой. Хлопцы вели себя вроде бы прилично, как положено врачам. Другое дело, появились они в квартире вовсе не для того, чтобы кого-то лечить или спасать. А для чего? Какими инструк-циями снабдила их опасная красавица Магда? Из обмена репликами выяснилось, что со старшим Капраловым случилось что-то нехорошее. Без сознания он, что ли? Версия с зельем получала подтверждение.
За руль "Круизера" уселся Мартынов — единственный, знающий капраловский адрес. Если бы место водителя занял Коля Иваньков, он, пусть и случайно, бросая взгляд в зеркало заднего обзора, рано или поздно, но обязательно засёк бы серебристую "божью коровку" — "Матиц", как многократный повтор уличного окружения. Но, но, но… Никто из членов штаба не предполагал слежки именно сегодня, никто не озаботился лишний раз оглянуться. Если честно, у них вообще не имелось никакого, хотя бы расплывчатого плана, они не пред-ставляли, что будут делать на месте. Такая беспечность тем более удивительна, поскольку каждый из седоков "Круизера" имел кое-какой, в том числе и негативный опыт, приобре-тённый в разнообразных конфликтных ситуациях. Они это понимали и оправдывались тем, что времени на разработку детального плана у них просто-напросто не было. Пришлось действовать на порыве.
Заразная штука — порыв. Уютно раскинувшись на заднем сиденье, пощипывая ус, биз-несмен Жордания в который раз подумал о великой силе искусства. Вот, к примеру, он, по жизни обречённый на воровское ремесло и убожество зоны, можно сказать, по случаю свёл знакомство с тщедушным театралом Вавиловым. И что? И сам не заметил, как изменилось его миропонимание. На старости лет потянуло на культуру, и пропал авторитетный вор Да-то! И задумался: "А для чего я?" Ответа он так и не нашёл, но ему вдруг стала небезразлич-на судьба других людей. И вот, бляха-муха, пожалста — "Чип и Дейл спешат на помощь".
Ещё перед выходом из дома Николай отключил громкость на телефоне и, влезая в ма-шину, прижимал коробочку к уху. Та-ак, а вот слова про "успокоительное" и " под язык" ему сильно не понравились — хлопцы с малороссийским говором на гуманистов не тянули.
Сашка уже запустил движок и в ожидании товарищей нетерпеливо постукивал пальца-ми по баранке. Мощный мотор работал так тихо, словно его тут не было. Как профессионал, Коля не уставал восхищаться качеством японской техники. Какие всё-таки умельцы, эти парни из "Страны восходящего солнца"!
Дверцы захлопнулись, Коля врубил звук. Говорили двое.
— …нитевидный, аритмия страшенная. Кома. Не довезём.
— Десять кэмэ за город, — задумчиво протянул другой, — кому нужен покойник? Берём мальца? А этого…? Кто ж знал, что его в первый же день угораздит?
— Да, берём. А этот пусть отдыхает…Ты бутылку поменял?
— А как же!
— Тогда поехали. Ну, что, мальчик, вперёд! — Послышались шорохи и скрип, будто друг о друга тёрлись резиновые коврики.
Саня Мартынов, не отрывая глаз от дороги, удивлённо приподнял брови.
— Почему Сега молчит? — Похоже, с тем, что Капралов старший умирает, он уже сми-рился.
Динамик воспроизвёл щелчок ригеля, шорохи исчезли, осталось лишь лёгкое шипение эфира.
— Ему какую-то дрянь скормили, — пояснил Коля, — в отключке. Далеко ещё?
Ответ Коля и так знал, просто не хотелось переваривать молча.
— Только-только отъехали, — буркнул Сашка, — не перехватим.
— Тогда не спеши. И подумаем. Десять километров от города…
Илларион потеребил ус.
— У Камаева, тем более у Магды загородной резиденции нет. Я бы знал.
Коля сузил глаза.
— А завод Шефчука, он…
— Точно, — перебил Саня, — как раз километров десять!
— Есть варианты? Тогда…, - Коля неопределённо махнул рукой и, не совсем впопад до-бавил, — а прослушку пока отключать не будем, чем чёрт не шутит. А мы хоть правильно едем?
— Нам, — Саня надавил на газ, — по пути.
Коля, удовлетворённо кивнув, вытащил из внутреннего кармана ещё один телефон, поднял левую руку, характерным жестом призывая к молчанию, нажал кнопку и, выдержав паузу, выдохнул в точечное отверстие микрофончика: "Для Сухова…"
Судьбоносные пустяки — 2
Доржи Камаев стоял в распахнутых воротах складского ангара, того самого — капра-ловского, и без интереса разглядывал окружающий ландшафт. Прямо от ворот метров на триста тянулась узкая, ровная, не заставленная оборудованием плешь плотно утрамбованно-го грунта. Тянулась, тянулась, и срезалась кромкой колоссального в размахе, но не шибко глубокого — метров пятнадцати в глубину — рукотворного провала, на первый взгляд идеаль-но круглого, формой похожего на лунный кратер. Сразу за кратером, то есть в полукиломет-ре от ангара начиналась обкусанная полоса бурого леса. Всего несколько минут назад небо было чистым, а лес казался зелёным, вдруг беспричинно задул шальной верховой ветер, на-бежали клочья сизой пены, моментально запеленавшие прозрачную высь, и небо огрузло, и налилось влагой.
Он, сунув руки в карманы чёрной, мазутно отливающей ветровки, зябко повёл плеча-ми, поёжился, но не от ветра, ветер ни при чём. Погодные выкрутасы волновали Камаева меньше всего. Последние дни он чувствовал себя неуверенно и тревожно, словно в окруже-нии стен из непрозрачного стекла, будто под колпаком, а кто-то невидимый, но всевидящий, находится за стеклом и наблюдает. Наблюдает и до времени ничем себя не выдаёт. Ощущение сбивало с толку, заставляло сомневаться в правильности решений. Такого с ним ещё не бывало.