Валентин Пригорский (Волков) - Закон Талиона
Обзор книги Валентин Пригорский (Волков) - Закон Талиона
Валенин Волков (Пригорский)
Закон Талиона
Часть I
Сукин сын
Подполковник читал вслух, монотонно, без выражения, читал, как читают вроде бы нужную и по-своему интересную, однако не совсем понятную газетную статью, или компиляцию из набивших оскомину приказов по округу за прошлый месяц:
…Что лунный блик в себе таит?
Кто за моей спиной стоит?
— "Я друг твой, — отвечает тень, -
Рукой коснись, плечом задень —
Я за спиной всегда стою".
— Но я тебя не узнаю…
Оторвался от листа, поднял на собеседника глаза, словно хотел о чём-то спросить, но промолчал и глаза опустил.
…А если друг, тогда скажи,
Как слово разглядеть во лжи?
И не по праву ли, друг мой,
Тюрьма рифмуется с сумой?
Зачем золотарю штаны?
Кто за стеклом с той стороны?
Что лунный блик в себе таит?
Перелистывая, сделал вынужденную паузу, как-то смущённо кашлянул в кулак.
— "Ты…нездоров, — скривился друг, —
Твой лунный блик, как блинный лук —
Дома без туч, дожди без крыш…
С той стороны ты сам стоишь.
Вот там и стой, а я пойду, —
он обернулся на ходу, —
Тебе приснился вещий сон…"
Дочитав, бережно закрыл обыкновенную, на девяносто шесть листов общую тетрадь в клеточку, положив её на стол, придавил широкой ладонью коричневый, коленкоровый пере-плёт.
— Ты что-нибудь понял?
Молодой капитан отрицательно покачал головой.
— Он смерть свою чуял. Это чьи стихи?
— По всему — его. Почеркушки, исправления, бумага проколота, будто на коленке при-держивал…. Ему всего-то восемнадцать… было. Если б не пуля, может, стал бы парень вторым Лермонтовым, стихи бы писал… про Кавказ.
Комбат в полевой форме цвета ошпаренного щавеля с мятыми погонами подполковни-ка и ротный в камуфляже вдвоём сидели по разные стороны импровизированного стола — сорванной с креплений, брошенной на козлы и укрытой плащ-палаткой сарайной дверью. На столе стоял фонарь, прозванный за немеркнущее ночное бдение "летучей мышью". Неподвижный, экономный язычок пламени, спрятанный за стеклом, словно бы плыл в рассеянно-сияющей полусфере, включая в пределы света фигуры двух офицеров. Сидели в сарае на снарядных ящиках. Тени почему-то не падали на сложенные из дикого камня стены, будто независимый горский дух, засевший в этих булыгах, отторгал даже такие эфемерные следы чужаков. С той стороны у занавешенного брезентухой входа топтался часовой; за стеной слышался негромкий солдатский говорок-матерок; иногда раздавалось приглушённое молодое ржание над немудрёной шуточкой; заурчал и заглох движок БТРа — обычный вечерний шум компактного, кратковременного военного расположения.
Капитан с сыновним любопытством и со снисходительностью, свойственной самоуве-ренным молодым людям, смотрел на горестно опущенные, мощные плечи командира.
— "Зачем золотарю штаны?" — это про что? В смысле — разгребать дерьмо в чистой одёжке…? Одно не напрягает, — задумчиво пробормотал он, — похоронку посылать некому. Детдомовский.
— Вот то-то. В детстве родительской ласки не видал, а во взрослую жизнь вообще не пустили.
— Родина-мать воспитала, — пожал плечами капитан, — Родина-мать призвала. Долг каж-дого… и так далее. Почему бы и нет?
— Не ёрничай, — подполковник устало распрямился, — если б Родина, а то бляха-муха… Брюзжу? Думаешь, старею? Может быть, может быть. И то — пора. Приказ читал?
— Как не читать? Значит, на вольные хлеба?
— Имею право, — в тоне, каким были сказаны эти два слова, слышался вызов, будто под-полковник оправдывался.
— Там, между прочим, сказано: "На основании личного рапорта…". Когда успел, батя?
— Да вот…, на прошлой неделе, мы тогда под Знаменским кантовались. Ты в рейде…. Тут прилетает на вертушке генерал, вроде как с комиссионной проверкой, не из наших — из Генерального — столичная штучка. Ну и не просто так дал понять — практически приказал, — комбат неожиданно зло спросил, — а ты думал, я этих сосунков по своей воле бросаю?
Капитан отвернулся, уставился в стену, глаза сузились. Ох, не приведи господи, встре-титься с таким взглядом.
— Надо же, какие почести. И это всё, что ты заслужил? Чего мне не сказал?
— А ты бы что, приказ отменил? Ладно, завтра с утречка вертушку подадут, на ней и убудем, — комбат пристукнул ладонью по тетради, — вот с ним на пару в Моздок. Знаешь, сколько я за свою службу пацанов похоронил? И каждый раз хреново, будто сам в гробу.
Капитан легко вскочил на ноги, прошёлся, разминаясь, о чём-то думая. Потом требова-тельно посмотрел на подполковника.
— Где это видано, комиссия аж из Генерального штаба, чтобы простого комбата на пен-сию?! Батя, колись, кому ты в верхах дорогу перешёл? Вокруг тебя всё время чего-то, — он пошевелил в воздухе пальцами, — крутится, я же вижу.
Комбат усмехнулся.
— Точно об этом же меня спрашивал залётный генерал. Ему о многом не сказал, прости, тебе тоже не скажу, не имею права. Пока. Дело прошлое… Короче…ну ты понял.
Комбат натурально врал — прости господи — не считая возможным информировать по-мощника о своих истинных намерениях.
— Значит, не имеешь права? А они имеют? Бесправен тот, кто добровольно отдаёт свои права.
— Что ты хочешь? Ты до утра потерпи, может, и расскажу, если не передумаешь. Но об-ратной дороги не будет.
— Даже так?
— Очень… на то… похоже…
Длинные паузы между словами означали серьёзное раздумье, словно батя ещё раз про-кручивал в памяти недавний визит.
* * * *…Комиссия — это "проверяющий" генерал думал, что комбат так думает — нагрянула неожиданно. Буквально за час до того телефонировали из штаба: встречайте, мол. Чего ж не встретить?
Вертолёт, подчиняясь сигналу, приземлился на пыльном, продуваемом всеми ветрами пустыре, с одной стороны ограниченном окраинными одноэтажными домами, а с другой каменными хозяйственными постройками, в которых разместились командный пункт батальона, пункт связи и полевая кухня. Ещё три длинных, приземистых, похожих на коровники здания отводились для проживания солдат поротно. На краю пустыря замерли четыре БТРа.
Из вертушки легко выбрался стройный, подтянутый генерал. Седина в коротко остри-женных волосах, строгий китель, штаны с лампасами — всё при нём. На груди впечатляющая пластина орденских колодок. Лейтенант Солохин, стоя рядом с комбатом, чуть шевельнул губами:
— Как в кине. Там награды по графику или по жребию? Сюда, поди, ещё за одной цац-кой приехал?
Комбат покосился на Солоху.
— Что за непочтение к регалиям? Брысь отсюда! Смотри, не подведи!
— Слшсь!
Лейтенанта сдуло ветром вертолётных винтов, а подполковник размеренным шагом двинулся навстречу высокому гостю.
Лишь когда лопасти прекратили вращение и слегка обвисли, генерал отошёл от маши-ны. На фоне могучей вертушки начальство смотрелось эффектно. Мужик, по всему видать, спортивный. Хорошие там у них тренажёры. И врачи-диетологи тоже, надо думать.
Один из лучших боевых генералов, с кем подполковнику доводилось хлебать из одного котла, внешне проигрывал штабному хлыщу по всем статьям — грузный, рано постаревший, с хриплым голосом и тяжёлым дыханием. Однако тот генерал мог не спать сутками, прохо-дить не один десяток километров по бездорожью, разбирать и собирать автомат с закрытыми глазами, валить мишени (мишени бывают разные) за четыреста метров и, главное, принимать ответственные решения, не ожидая приказов из Ставки, а, иной раз, и в разрез с этими самыми приказами. Интересно, штабной на такое способен?
Комбат поймал себя на том, что брюзжит не по делу, ничего не зная о человеке, и с лёгкой душой бросил руку к козырьку кепи.
— Здражлатрщнерал! Командир семнадцатого, десантного батальона подполковник…
Генерал, отмахнувшись, обаятельно улыбнулся.
— Всё, всё, подполковник, не на плацу. И тебе здравия. Значит, давай так, по-простому: ты рассказываешь, показываешь, а я смотрю и делаю выводы. Годится? Э? Что с рукой? Ра-нен?
Подполковник, качнув на перевязи левую руку, пожал плечами. По-простому, так по-простому.
— Никак нет. На тренировке потянул, пока тихо — баюкаю. С обеих рук стреляю, вот и берегу инструмент. Если прикажете…
— Да ладно. Пойдём, поглядим, что тут у вас.
Следом двинулась свита, аж пять человек и все майоры.
Глядел генерал недолго, рассеянно, и было видно невооружённым глазом, что баталь-онное хозяйство, расположение постов и огневых точек его мало интересуют. А когда оче-редь дошла до полевой кухни, весело и демократично сунул нос в котёл.
