Гарольд Койл - Крещение огнем
Сэр Джон Хэкетт, генерал
16 сентября, 06.15 4 километра к юго-востоку от Эхидо-де-Долорес, МексикаОттолкнув наемника-ирландца, Чайлдресс ворвался в одноэтажное шлакоблочное здание, где кОгда-то находились конторские помещения ныне заброшенного рудника. Ошеломленный ирландец не успел даже выругаться: американец уже распахнул дверь кабинета Делапоса и, влетев внутрь, захлопнул ее за собой.
Делапос и Лефлер, которых вторжение Рэндела застало, как и ирландца, врасплох, прервали разговор и молча уставились на застывшего у порога рослого американца. Ноздри Чайлдресса раздувались, лицо пылало гневом. Не обращая внимания на француза, он сразу набросился на Делапоса:
— Какого дьявбла ты все это затеял? В наши планы никогда не входило брать пленных. И почему, черт возьми, меня не известили сразу же, как только их привезли?
Удивление мексиканца быстро сменилось гневом:
— Кто ты такой, чтобы врываться в мой кабинет без спроса и требовать ответа, будто я — твой подчиненный?
Но Рэвдел слишком рассвирепел, чтобы его можно было так быстро образумить. Выставив вперед указательный палец, он продолжал наседать на мексиканца:
— Я задал тебе вопрос. На кой черт нам эти люди? Ты что, рехнулся?
В словах американца Делапос почувствовал вызов, стерпеть который не смог. Отшвырнув с дороги стул, он сделал шаг с сторону Чайлдресса:
— Я не собираюсь у себя в кабинете выслушивать угрозы — ни от тебя, ни от любого другого. Ты узнаешь все, что тебе полагается, когда я сочту нужным. А до тех пор твоя единственная забота — охрана базовых лагерей и пленников, пока они находятся здесь.
Несмотря на явный гнев Делапоса, Рэндел не собирался сдаваться. Он наступал на мексиканца, не переставая кричать:
— У тебя, я вижу, совсем ум за разум зашел! Это же дурость, полнейшая дурость. Когда ты...
Мексиканец пригнулся и, выхватив из-за голенища нож, неуловимым движением выставил его вперед. Выбросив, для равновесия, левую руку в сторону, он напрягся, как пружина, готовый дать отпор зарвавшемуся американцу.
Увидев это, Чайлдресс остановился и, готовясь к защите, потянулся за пистолетом. Но вот незадача: впопыхах он забыл пристегнуть кобуру. Это внезапное открытие сразило его наповал; зная, что вооруженного противника голыми руками не возьмешь, Рэндел отступил.
Его замешательство не укрылось от бдительно следившего за ним Делапоса. Он уже приготовился было броситься вперед, чтобы нанести удар, прежде чем американец успеет пустить в ход пистолет, но, увидев, как изменилось выражение лица Чайлдресса, все понял. Опустив глаза, он убедился, что правая рука американца пуста, и слегка расслабился, выжидая.
— Ты, кажется, что-то забыл, mon ami[6]?
Ослепленный яростью, Рэндел совсем забыл про француза.
Не спуская глаз с Делапоса, американец осторожно покосился вправо.
Развалясь на стуле, Жак невозмутимо сидел у стола и потягивал пиво. Опорожнив бутылку, он облизнулся, рыгнул и только после этого обратился к Чайлдрессу:
— Вижу, мой друг, ты пришел с пустыми руками. Может, одолжить тебе нож?
Американец, не ожидавший такого вопроса, сделал еще один шаг назад. Выпрямившись, но по-прежнему держась настороже, он повернулся направо, чтобы держать в поле зрения и Делапоса, и Лефлера:
— Так это твоя идея, безмозглый сукин сын?
Но Жака было не так-то легко вывести из себя. Вертя в руках бутылку и не глядя на американца, он беспечно ответил:
— Поначалу я и сам не знал, что делать с американцами. Можно было, конечно, прикончить их на месте. Но мне показалось, что это неразумно. Конгрессмены и звезды телеэкрана встречаются не на каждом шагу, особенно в этих краях.
Как ни взбесила Рэндела издевка француза, ему удалось сдержать свой гнев:
— Так почему же ты, все-таки, их не прикончил? Ведь именно этого от нас ждут. Что, черт возьми, ты собираешься с ними теперь делать?
Поставив бутылку на стол, Лефлер пошире расставил ноги, тяжко вздохнул и, хлопнув себя по ляжкам, в упор посмотрел на американца:
— Полагаю, в конце концов мы их прикончим. Мы с сеньором Делапосом как раз обсуждали это, когда ты, гм, изволил к нам присоединиться. Весь вопрос в том, как добиться максимального эффекта. Поскольку в искусстве террора никто из нас не достиг таких высот, как сеньор Аламан, мы решили испросить у него совета в столь деликатном деле.
— Ты просто спятил!
Француз хохотнул:
— Может, ты и прав. Зато я, mon ami, вооружен.
— Убирайся прочь! — рявкнул Делапос. — Ступай и займись своим делом. И впредь никогда не пытайся выкидывать такие фокусы. Погіял?
Переведя взгляд на мексиканца, Чайлдресс увидел, что его шеф и бывший друг не отступил ни на шаг: по-прежнему сжимая в руке нож, он был готов нанести удар. Не спуская с него глаз, Чайлдресс молча попятился и нащупал дверную ручку. Когда он вышел в коридор, там его поджидал ирландец, которого он так бесцеремонно оттолкнул. Однако увидев, что за спиной у Чайлдресса стоит Делапос, угрожающе подняв нож, ирландец счел за благо не вмешиваться. Какое ему дело до разборок между шефом и одним из его приближенных? Ему и без того хорошо платят.
Когда после ухода американца Делапос немного успокоился, Лефлер встал со стула:
— Похоже, наш американский друг не слишком доволен тем решением, которое мы приняли.
— Он стал забываться. Я ему больше не доверяю.
Стараясь не выдать своего ликования, Лефлер притворно вздохнул:
— Может быть, amigo[7], наш друг утратил вкус к американской крови?
— Возможно, — буркнул мексиканец, сунув нож за голенище. — Как бы то ни было, доверять ему нельзя.
Жак выжидательно помолчал, потом улыбнулся:
— Что ж, мне пора: уже поздно. Я не закончил разведку, а времени осталось мало. Может быть, к тому времени, когда я вернусь, вы уже получите ответ от сеньора Аламана. В любом случае, окажите мне услуїу: оставьте американцев мне.
Глубоко дыша, Делапос старался взять себя в руки. Он не мог забыть нанесенное Чайлдрессом оскорбление. Этот наглый гринго посмел бросить вызов ему, Делапосу... Все еще мрачно хмурясь, он ответил:
— Ладно, только при одном условии.
— Ну, разумеется. Все, что хотите.
— Прежде, чем избавиться он конгрессмена и его компании, ты уберешь Чайлдресса. Он ненадежен.
— Понимаю, — ухмыльнулся Лефлер. — Небольшое развлечение перед работой. Как это мило с вашей стороны.
В тесном, железном сарае, куда журналистку бросили накануне вечером, стояла удушливая жара, хотя, судя по солнечным лучам, пробивавшимся сквозь щели в стенах, утро еще только начиналось. Лежа на земляном полу, со связанными руками и ногами и с кляпом во рту, Джен начала жалеть, что не схватила пистолет Джо Боба. По крайней мере, она не испытывала бы теперь мучений. Все было бы кончено быстро, окончательно и бесповоротно, и ей не пришлось бы страдать в этом аду.
С тех пор-как их привезли в лагерь, к ней никто не заходил. Ее даже не удосужились развязать. Ни еды, ни питья не приносили, в туалет не выводили. Просто открыли дверь, втблкнули ее внутрь и снова закрыли, оставив Джен валяться в поту и собственных нечистотах. Возможно, дверь сарая даже не потрудились запереть. Да и зачем? Ведь во рту у нее — кляп, а руки и ноги связаны, как у бычка на родео. И хотя сквозь щели проникал свет, они были слишком малы, чтобы пропускать легкие порывы ветерка. Зато в сарай легко попадали мухи и другие насекомые, облепившие ее с ног до головы, и пыль, которая смешивалась с потом и превращалась в липкую грязь. Все это доставляло ужасные мучения, но Джен знала, что скоро ей будет все равно. Она чувствовала слабость и обморочное состояние — следствие жажды. В конце концов, она или умрет, или сойдет с ума. Ее уже не заботило, каким будет конец.
Неожиданно дверь сарая распахнулась. Яркий свет ослепил женщину, и она перекатилась на бок, лицом к стене. Кто-то оттянул повязку, и она врезалась в углы воспаленного рта. На миг холодный металл коснулся ее шеи за ухом, раздался треск разрезаемой ткани, и кляп выпал изо рта. Джен закашлялась.
